Провинциальный роман. Книжная девочка - Наталья Шумак

— Вы смотрите на часы. Пора?

— Да. Увы. Могу я на прощание тоже проявить любопытство?

— Прошу вас.

Микаэль склонился к Арине.

— Рисунки! Герр Нейман пробалтывается не только вам.

— А, ерунда.

Отмахнулась Арина.

— Я не смотрю телевизор. Свободного времени масса. Вот и вспомнила детское увлечение.

— Вы работаете карандашом?

— Ручкой, фломастерами. Иногда помогаю пальцами.

Она изобразила, что слюнявит указательный и старательно трет лист. Высунув кончик языка от усердия.

— Позволите взглянуть?

— Конечно, только не относитесь к моему время провождению серьезно! Идет?

— По рукам!

И они поехали к корпусу.

— Но это очень интересно, Арина!

— А, бросьте! Я видела настоящую живопись, слава Богу. Моя мазня просто способ расслабиться.

Микаэль перелистывал рисунки. В основном цветочная тема, благо за натурщиками никуда ходить не приходилось. Новые букеты поступали чуть не каждый день.

— Почему эта орхидея такая злая?

— Плохое настроение. Мое плохое настроение.

Арина посмотрела на хищный цветок, испещренный пугающими силуэтами. И вытянула лист из руки профессора.

— Ради Бога, Микаэль. Я знаю себе цену. Не хватало только угодить в наивные художники.

— Но это, действительно, хорошо.

Арина вспомнила картину, выполненную дочерью Федора, и поскучнела.

— Не льстите мне, я уже сержусь.

Отшвырнула стопку изрисованной бумаги прочь. Отвернулась. Сухая твердая ладонь оперирующего хирурга чуть коснулась ее плеча.

— Раз вы так относитесь к своему… баловству, может подарите мне пару рисунков?

— Да, забирайте все.

— Я ведь так и поступлю.

— Пожалуйста.

— Действительно можно?

Арина уставилась на профессора. Издевается что ли? Но не обнаружила и тени усмешки.

— Берите. Я не знала, чем вас обрадовать, отблагодарить за цветы, внимание… А тут, такая удача привалила.

Микаэль поцеловал ее пальцы и встал.

— Мне, решительно, пора. Увы.

Рисунки он бережно держал у груди.

— Как дела, малышка?

— Замечательно, спасибо.

— Я говорил с твоим врачом. Он считает, что на следующей неделе тебя можно выписать. Я не смогу тебя забрать, к сожалению. В клинике дадут сопровождение до аэропорта, а у нас встретят. Пойдет?

— Да, Федор, конечно.

— Что так вяло отвечаешь? Обиделась?

Арина ответила со скрытой в голосе ухмылкой.

— Слегка.

— Говорят, ты уже можешь стоять?

— Учусь ходить с тростью.

— Все подживает?

— Да.

— Видишь, я выполняю обещания.

— Вижу.

— Говорят также, что ты не скучаешь в одиночестве.

— Ты имеешь в виду профессора Микаэля?

— Этот старый хрыч часто навещает мою девочку?

— Он не старый хрыч.

Арине стало грустно. Беспричинная ревность Федора показалась отвратительной. Но тут послышался смешок. Резкий и колючий.

— Ты пьян?

— Слегка.

— Ты же не пьешь!

— Очень редко. Не грузись.

Она предпочла промолчать. Но в предгрозовой паузе проскочила молния. С большим трудом Арина сосредоточилась на дальнейшем разговоре, заставив себя не обращать внимания на нетрезвые нотки, проскальзывающие в речи любимого человека. В конце то концов, с какой стати она обижается на Федора? Кто она ему, чтобы диктовать условия? Директор фирмы?

— Давай завязывать, малышка. Я позвоню в субботу.

— Лучше в воскресенье.

Горько пошутила девушка. И прикусила губу, чтобы не заплакать. Федор подковырки не заметил.

— В воскресенье, так в воскресенье. Пока!

И отключился. В последнее мгновение Арина расслышала женский смех. Трубка выпала у нее из руки. Абсурд ситуации делал положение безвыходным. Обязана. Целиком и полностью обязана! Каждый день пребывания в клинике, каждая процедура, уж не говоря о такой мелочи, как билеты, питание, книги и бумага — стоит недешево. И эти деньги принадлежат мужчине. Вот в чем правда. Доктор Нейман обещал, что вскоре она сможет ходить почти нормально. От участи калеки ее избавила щедрость Федора. Но что было причиной? Жалость? Одна лишь жалость? Господи! Уязвленная и несчастная девушка попыталась рассуждать здраво. Он ничего не обещал, никогда. Просто помог. А теперь потихоньку исчезает из ее жизни? Что ж, имеет полное право. Она постарается отпустить его легко и с благодарностью за помощь. Чтобы он запомнил Арину улыбающейся и осчастливленной его участием. А если это будет слишком больно? Она сумеет вытерпеть. Не самая бесхребетная девочка в мире все таки. Паскудная память мгновенно подбросила картинку. Щека Федора на ее бедре. Влажные губы улыбаются. Зачем? Зачем это было в ее жизни?

Расстроенный профессор проводил Арину сам. Преподнес в подарок шикарную черную трость с набалдашником из слоновой кости, инкрустированной золотом и эмалью. Сказал тихо.

— Светские львицы, посещавшие скачки, любили такие штучки. Было очень модно сто лет назад.

Арина откинулась на сиденье и ответила.

— Я ужасающе несовременна? Спасибо, Микаэль.

Он ласково и коротко похлопал ее по ладони.

— Надеюсь, вы избавитесь от палки через месяц.

До аэропорта доехали на коричневом мерседесе господина барона. Время от времени Арина перехватывала грустную улыбку профессора. Вот кто будет по ней скучать! Что-то невысказанное, нежное и прекрасное струилось мимо и исчезало за сценой. Арина благодарила судьбу за нечаянный подарок и любовалась окрестностями. Сказочно-кукольный облик улиц поражал воображение. Для провинциальной русской девушки, выросшей в доме с видом на помойку, все казалось почти чудом. И сияющие тротуары, и невероятно аккуратные лужайки перед домиками.

— Почему вы улыбаетесь, дорогая? Радуетесь, что вскоре избавитесь от моей назойливой опеки?

— Очень смешно.

— …

— Два месяца промелькнули, как одно мгновение.

— Это так.

Арина вопросительно посмотрела в умные глаза. Микаэль держался молодцом, но странный блеск выдавал сдерживаемые слезы. Господи! Да кто она такая, чтобы из-за нее переживал Врач? Мастер? На Маргариту явно не тянет. За фасадом интеллектуального великолепия прячется маленькая несчастная девочка из трущоб. Ни капли королевской крови. Легко ли быть умной плебейкой?

— Очень привязался к вам, дорогая. Разлука меня пугает.

— Жизнь состоит из разлук.

— Вы любите ЕГО?

В голосе сквозило неодобрение. И чем Федор не угодил? Вздохнула, поняла, что притворяться не стоит, и кивнула так резко, что едва голова не слетела с плеч. Жест получился излишне экспрессивным, сценическим сверх меры, ну да — что наша жизнь, как не подмостки?! Шекспира с его гениальным сравнением не переплюнешь.