Том 12. Лорд Дройтвич и другие - Пэлем Вудхауз

— Вполне, — ответил Тони.

Сэр Герберт очень огорчился. Конечно, Дройтвичи не бедны, но Девяносто Семь Супов были бы весьма кстати.

— Послушай! — сказал он. — Зачем же так…

Мы не узнаем, какие бы доводы он привел, потому что Полли, проводив мамашу Прайс, вернулась и стояла в дверях, смущенная тем, что застала семейную сцену.

— Ой, простите! — начала она.

— Ничего, мы уже поговорили, — успокоил ее Тони. — Все в порядке?

— Да.

— С кем? — спросил сэр Герберт.

— С моей мамашей. Полли проводила ее в церковь.

— Полли? — сказала Вайолет. — Рада узнать, как вас зовут.

— Что этой женщине делать в церкви? — спросила леди Лидия.

— Мы, Прайсы, очень набожны, — ответил Тони. Вайолет по-прежнему занималась Полли.

— Насколько я понимаю, — сказала она, — вы с лордом Дройтвичем часто видитесь?

— Да.

— Как это мило!

— Герберт! — вскричала леди Лидия. — Герберт, у меня мысль! Сейчас ее нужно подстеречь! Она поддастся.

— Ты думаешь?

— Да-да. Когда она выйдет, мы…

— Молодец! Так и сделаем.

Быстро дыша, леди Лидия обернулась к Полли, надеясь на то, что победы можно достигнуть и в последний час. Леди знала таких старушек. Они особенно чутки к гласу разума, когда побывают в церкви. Значит, лови их и вей из них веревки.

— Где эта церковь?

— Первая улица налево.

— Лидия! — вскричал сэр Герберт так, словно завидел лису. — Скорей!

Жена не подкачала, словно тоже увидела лису.

— Бежим!

— А то упустим!

Они выскочили из салона, как гончие, а Тони обернулся к Вайолет.

— Не пойдете с ними?

— Хотела заглянуть в магазин. Машину пока оставлю здесь.

Подходя к дверям, она посмотрела на Полли и заметила:

— Конечно, я не знала всех привлекательных сторон этого заведения.

— О чем вы? — спросил Тони.

— О приятном обществе, — ответила Вайолет.

Глава XVII

Уход наследницы супов, да еще сразу после отбытия супругов Бессинджер, несколько ошеломил Полли. Она села в кресло и растерянно посмотрела на Тони. Хотя бы он был устойчив в этом неверном мире, где люди кидаются прочь, словно кролики.

— Что она хотела сказать? — спросила Полли.

— Да ничего, — ответил Тони. — Так, шутит.

Он улыбался счастливой улыбкой, полагая, что все к лучшему в этом лучшем из миров. Мысль о том, что наконец-то он свободен, приводила его в восторг. Но Полли не удовлетворилась таким легкомысленным ответом,

— Мне кажется, — сказала она, — скорее ваша гостья сердится.

— Это да.

— Почему?

— А почему бы ей не сердиться?

Прозрев мужскую уклончивость, Полли подошла к сути дела.

— Она расторгла помолвку?

— Да, — с удовольствием ответил Тони. — Мы с ней не поженимся.

Сказав это, он нежно посмотрел на Полли. Скованность его исчезла, и прекрасная маникюрша оказалась лицом к лицу с решительным мужчиной.

— Слава Богу, — прибавил он, — я свободен.

— Мне кажется, вы рады, — сказала Полли.

— И мне так кажется.

— Никогда не встречала светской девушки, — продолжала она, — у которой сердце — не мороженая рыба. Правда, что до внешности…

— Да, она ничего себе…

— Но так ли это важно?

— Вот именно.

Женское любопытство побудило Полли спросить:

— А почему вы решили на ней жениться?

— Так, вздумалось…

— Да-да…

Они немного помолчали. С Бромтон-роуд доносился шум машин. Лондон занимался своими делами, не ведая о том, что происходит в салоне Прайса. Полли встала и посмотрелась в зеркало. Тони взял «Тэтлер» и попытался хлопнуть пролетавшую муху. Это не удалось, и муха полетела дальше, презрительно фыркнув.

— Знаете… — сказал Тони, кладя на место «Тэтлер». Полли обернулась.

— Да?

Тони поправил галстук.

— Насчет этих помолвок…

— Да?

— Мич мне тут рассказывал…

— Мистер Мич?

— Да.

Что-то стукнуло в дверь. По-видимому, один из мальчиков, оживлявших Мотт-стрит, бросил в нее ботинок. Тони не обратил на это внимания, не обратила и Полли. Он стоял посреди комнаты, сжимая руки. Она с интересом смотрела на этикетку бальзама.

— Я думала, мистер Мич женат. Тони покачал головой.

— Конечно, — сказал он, — у него тот унылый вид, какой бывает у женатых, но он только помолвлен.

— Вот как?

— Да. Помолвлен. Полли поставила бутылку.

— Во второй раз, — прибавил Тони. — Это вдохновляет.

Мальчик с ботинком, или другой, что-то пронзительно заорал второму (или третьему) мальчику. Полли подождала, пока он утихнет.

— Почему вас так занимает мистер Мич? — спросила она.

— Не Мич. Только его методы.

— Что?

— Методы. Приемы.

— О?

— Очень поучительно.

— А какие они?

Последняя скованность у Тони исчезла. Он уподобился певцу, взявшему верную ноту.

— Разные. С первой барышней он был осторожен.

— Осторожен?

— Да. Говорил околичностями.

— Как это?

— Они сидели на кладбище, и он спросил, не хочет ли она, чтобы на ее могиле была его фамилия.

Полли подумала.

— Не так уж хорошо.

— С другой стороны, не так уж плохо. Сработало.

— Она хотела, чтобы на могиле?..

— Да. Не сразу, конечно, а после долгих счастливых лет.

— А вторая?

— Тут все иначе. Они пошли в кино.

— При чем тут кино?

— Это очень важно. Совсем другой метод. Полли опять подумала.

— Он сделал ей там предложение?

— Нет, еще лучше. Он заметил, как она расчувствовалась, когда герой обнял героиню, и после фильма сам ее обнял.

— А поцеловал?

— Еще бы! Она чуть не растаяла. По крайней мере, мне так кажется. Он говорил короче — «поцеловал», и все. Но можно представить, что такое поцелуй Мича!

Мич вырос в сознании Полли; женщины любят решительных. «Ну и что, — подумала она, — если усы висят? Душа, вот в чем суть». И она сказала:

— Молодец!

— Именно, — согласился Тони. — Значит, вам больше нравится второй метод?

— Конечно.

— Вы уверены?

— Уверена.

— Прекрасно. Я думал, надо спросить.

И, не хуже Мича, он схватил ее в объятия, а там — поцеловал.

— О, Полли! — сказал Тони.

— О, Тони! — сказала Полли.

Казалось бы, просто, но они друг друга поняли. А если бы он понял не совсем, ее сияющие глаза довершили бы дело. Помазки, бутылочки, бритвы и объявления смотрели на них с неприязненной отрешенностью, намекая на то, что в этом салоне такого не случалось со времен Регентства.[72]

— Ты меня любишь? — спросил Тони.

— Конечно!

Немного успокоившись, он сел на край раковины и благоговейно посмотрел на Полли.

— Что за легкий тон? — сказал он. — Меня трудно любить. До сих пор этого не бывало. Вот любить тебя — легче легкого.

— Да?

— Да. Тебя каждый полюбит. У меня это заняло две секунды. Только ты выскочила из кустов, кинулась под машину — все! Сразу подумал: «На ней я и женюсь».

— Не может быть!

— Еще как может!

— Что же ты во мне увидел?

— Мне понравилось, как ты пролетела по воздуху.

— Не надо мне было терять сознание.

— Почему?

— Я бы почувствовала, что ты меня несешь на руках, а я очнулась только на диване.

— Сейчас наверстаем, — сказал Тони, поднял ее и понес по комнате.

— Тебе надо больше есть, — заметил он, ставя ее на пол.

— Зачем?

— Нельзя весить десять фунтов.

— Я вешу сто пять.[73]

— Чепуха!

— Нет, правда.

— Значит, я очень сильный.

— Ты замечательный. Только… о!

— Что такое?

— Все равно ничего не выйдет.

Тони огорченно смотрел на нее. Ему казалось, что такие слова недостойны лучшей из женщин.

— Не выйдет? Почему?

— Ты не можешь на мне жениться. Тебе надо жениться на девушке своего круга.

— Какого еще круга?

— Ну, ты же граф!

— Слушай, — сказал Тони, — если я — граф, ты будешь графиней.

— Не могу.

— Придется. Женский род от графа — графиня. Чему вас только учат?

— Как ты не понимаешь?

— Не будешь графиней, не буду графом. Первое условие. Полли на него посмотрела.

— Ты меня так любишь?

— Я? Тебя? Ты что, не слушала?

— О, Тони!

— О, Полли!

Соскользнув с раковины, он снова ее обнял так, что позавидовал бы Мич.

— Какие молодцы, наши крестные! — сказал он. — Тони и Полли… Поразительно! Идеальная пара. «Тони и Полли придут на уик-энд…», «Как, вы не знаете Тони и Полли?»

— Тони и Полли… — нежно повторила она.

— Просто соль и перец… Или Суон и Эдгар.[74]

— … или Аберкромби и Фитч…[75]