Кардинал Ришелье - Петр Черкасов

Ришелье давно уже подумывал о том, чтобы привлечь в той или иной форме Россию к войне против Габсбургов или против их верной союзницы Речи Посполитой. К политическим интересам примешивались и торгово-экономические: Ришелье хотел наладить торговлю из Персии через Россию (по Волге и Москве-реке), затем по Балтике во Францию. По имеющимся сведениям, он намеревался отправить посольство в Москву еще в 1625 году. В то время идея Ришелье не была осуществлена, более неотложные дела отвлекали внимание первого министра.

В 1628 году французские купцы вновь напомнили Ришелье о России. Они подали кардиналу пространную записку, в которой предлагали основать компанию для торговли с Московией. Купцы считали, что помимо тех выгод, которые Франция может извлечь из торговых сношений с Московией, Его Величество Людовик XIII приобретет еще большее влияние «среди государей Севера и особенно на короля польского, который, не имея врага более могущественного, чем московиты, воздержится впредь способствовать интересам Австрийского дома, ибо Его Величество (король Франции. — П. Ч.) сможет и повредить ему, и оказать услуги Великому князю Московскому».

Ришелье поддержал идеи, высказанные в записке, и распорядился о снаряжении уже упоминавшегося посольства во главе с Деэ де Курмененом в Москву.

Главной темой состоявшихся в Москве переговоров[20] был вопрос о присоединении России к антигабсбургской коалиции. Характерно, что тема войны России с Польшей не была зафиксирована в официальных документах, тем не менее все содержание переговоров свидетельствует о том, что это был центральный вопрос. Деэ, как свидетельствует русская запись переговоров, делал упор на близость интересов Франции и России: «Недружба у их короля Людовика с цесарем (императором. — П. Ч.) да с испанским королем… а с королем польским у их короля Людовика недружба, потому что польский король помогает цесарю, а у их короля Людовика с цесарем римским недружба». Далее Деэ заявил боярам, что Людовик XIII и его первый министр «ведают подлинно, что цесарь римский с польским королем заодно, меж себя они свои… и друг другу помогают. А Царскому Величеству с государем его Людовиком королем потому же быть в дружбе и в любви и на недругов стоять заодно». По сути дела, говоря современным языком, французский дипломат предложил нечто вроде военно-политического союза Франции и России. Он утвердительно ответил на вопрос бояр о возможности оказания помощи «ратными людьми» против Польши, оговорившись, правда, что Франция уже противодействует всеми средствами Империи. В конце концов эмиссар Ришелье получил от Боярской думы обещание возобновить войну с Польшей. Здесь следует подчеркнуть, что Россия ни в коем случае не становилась игрушкой в руках хитроумного Ришелье. У нее были собственные давние счеты с Речью Посполитой, захватившей значительные русские территории и откровенно посягавшей на русскую государственность. Война с Польшей в любом случае была неизбежна, речь шла лишь о сроках. Боярская дума тем охотнее согласилась возобновить войну, что помощь России обещала не только Франция, но и Швеция.

Одновременно с политическими обсуждались и торговые дела. Здесь Боярская дума проявила неуступчивость, отказавшись предоставить французским купцам свободный транзит по русской территории. Решительное возражение с ее стороны вызвало требование Деэ де Курменена разрешить католическое богослужение для французских торговцев в России. Тем не менее, несмотря на возникшие разногласия, в ноябре 1629 года в Москве был подписан «Договор о союзе и торговле между Людовиком XIII, королем Франции, и Михаилом Федоровичем, царем Московии». По этому договору французы получили право на хороших условиях торговать в трех русских городах: Москве, Архангельске и Новгороде. Но самое главное — Деэ де Курменен привез Ришелье твердое обещание России пойти войной на Речь Посполитую. Эта война, получившая название Смоленской, началась в 1632 году и продолжалась два года.

Наряду со Швецией и Россией Ришелье пытался вовлечь в антигабсбургскую коалицию Турцию и Трансильванию. У кардинала был «грандиозный замысел, — пишет Б. Ф. Поршнев, — охватить Империю с севера, востока и юга сплоченным полукольцом своих союзников: Англии, Голландии, Дании, Швеции, Московии, Турции, Трансильвании — все они были, кстати, враждебны католицизму, хотя и по-разному. Важной частью этого полукольца на Востоке должна была бы явиться военная коалиция Швеции, Московии, Турции и Трансильвании».

Решающую роль в этой коалиции Ришелье, безусловно, отводил Густаву Адольфу. Вскоре после подписания Альтмаркского перемирия, развязавшего руки королю Швеции, Ришелье начал переговоры с Густавом Адольфом о заключении франко-шведского союза. Однако переговоры растянулись на целый год. Слишком огромную сумму запросил Густав Адольф за участие в войне против императора. Со своей стороны, французская дипломатия настаивала на уважении королем Швеции прав и интересов католических князей Германии, с которыми он, судя по его неоднократным высказываниям, не намеревался считаться. Наконец разногласия удалось урегулировать, и 23 января 1631 г. в Бервальде (Неймарке) был подписан франко-шведский союзный договор, по которому Франция обязывалась ежегодно выплачивать Швеции в течение пяти лет миллион ливров в обмен на постоянное пребывание в Германии в течение этого срока 30-тысячной шведской армии и уважение католического вероисповедания во всех районах дислокации шведов. Обе стороны обязывались воздерживаться от заключения сепаратных соглашений с Империей и способствовать нейтралитету Баварии и других рейнских католических княжеств в предстоящей войне Швеции с Империей. Бервальдский договор со Швецией был очередной победой «дипломатии пистолей», практиковавшейся Ришелье в 1624–1635 годах, то есть со времени его прихода к власти до вступления Франции в войну против Габсбургов. В течение 10 с лишним лет Ришелье активно противодействовал настойчивым попыткам Австрийского дома укрепить свои позиции в Европе. Не имея до поры возможности бросить открытый вызов Мадриду и Вене, Ришелье охотно финансировал любого, кто готов был сражаться против Габсбургов.

Любопытна оценка Бервальдского договора, данная Фридрихом Шиллером: «Решение принимать от Франции субсидию и отказаться от полной свободы в ведении войны стоило королю Шведскому тяжкой внутренней борьбы. Но этот союз с французами был решающим для его положения в Германии. Лишь теперь, когда он опирался на самую значительную державу Европы, у имперских чинов Германии появилось доверие к его замыслу, за успех которого они до сих пор — и не без основания — трепетали. Лишь теперь становился он страшным для императора. Даже католические государи, желавшие унижения Австрии, смотрели теперь с меньшей тревогой на его успехи в Германии, потому что союз с католической державой обязывал его выказывать терпимость к их религии. Как появление Густава Адольфа означало защиту евангелической религии и германской свободы от непомерного могущества императора Фердинанда, так теперь вмешательство Франции означало охрану католической религии и свободы Германии от того же Густава Адольфа, если бы упоение удачей увлекло его за пределы умеренности».