Апелляция кибер аутсайдера - Семён Афанасьев

даже мир и планету могу сменить, не то что интересы и мужика. Особенно после университета.

— А на что думаешь поступать? — заинтересовался Седьков.

— Да чёрт его знает! — латиноамериканка искренне подняла брови вверх. — Я такое не планирую настолько заранее! Посмотрю ближе к вступительным.

— Фигасе вы спонтанные.

— Есть такое умное слово — этнопсихология, Рыжий. Нам дисциплина и планирование вдлинную — как собаке пятая нога, — пожала плечами Ана.

— Особенно в японо-китайском мире, где возможности наших кланов на старте уже априори ограничены, — продолжила её лучшая подруга. — Рынки очень много где пока не устоялись, я о планете в целом. Лично мои родители ещё ни в чём не уверены — можем и всей семьёй куда-нибудь сорваться. А муж… Скажем, я бы не хотела выбирать, или-или.

— А если сильная любовь? — Рыжий стремительно погружался в какие-то свои загадочные идеи глубже и глубже.

— Тогда всё возможно. — Твёрдо отчеканила Эрнандес. — Но о таком бессмысленно говорить заранее.

— Сильная любовь — это по факту залёт, Рыжий, — Айя машинально шмыгнула носом. — Её не спланируешь и в предварительных планах не учтёшь.

— О. А я и не подумал. Точно.

Седьков резко прибавил десяток лет на вид, если судить по лицу. Затем закинул ногу за ногу и продолжил механически бросать в рот ложку за ложкой, окончательно плюнув на свои идиотские правила и отдавая должное содержимому тарелки.

Айя аккуратно набрала в привате: "Сказать ему, что салат и кебаб лучше есть вилкой? Или…?".

"Молчи! ", — тут же отозвалась подруга. — "Не сбивай его с мысли . И я потом сама аккуратно намекну, не надо при всех ".

"Чувство такта — моя самая слабая сторона . Хорошо, что есть ты", — вздохнула в чате Мартинес и вслух промолчала.

— Это ж правда залёт, если разобраться, — серьёзно продолжил товарищ через пару минут, переходя к фруктовому салату и глядя сквозь тарелку. — Лежит на поверхности, а я не сообразил.

— Ничего. Мы всегда намекнём на явные просчёты в логике, — вежливо улыбнулась Эрнандес.

— Угу. А концепция залёта в том и состоит, что он падает на голову неожиданно и ты его рассасываешь по мере поступления, — философски подытожила Мартинес. — Если бы ко всем залётам в жизни можно было подготовиться. Эх, Рыжий.

— И не говори. — Товарищ оторвался от тарелки и посмотрел на них более осмысленно. — А что будем делать, если я к вам привяжусь? Ань, помнишь, ты сама говорила? Первый раз, когда не дала?

Мартинес хрюкнула в стакан с соком так, что долетело даже до соседей за вторым столом.

Седьков, что интересно, не обратил вообще никакого внимания на их реакцию и целеустремлённо продолжил (с горящим взглядом):

— Ну, что я сейчас уязвим с психологической точки зрения! Типа, защитные реакции; бегу от одиноче…

— ПОМНЮ. — Подруга решительно пресекла его поток сознания.

Рука Эрнандес скользнула под столом ужом и остановилось на ширинке собеседника.

— Виктор, мы обязательно вернёмся к этому разговору, но в другом месте! — шепотом пояснила она товарищу, красноречиво стреляя глазами влево-вправо. — Не здесь, ради всего святого!

— Намёк могу дать. — А Айя решила отморозиться и быть самой собой. Оставлять недосказанности в таком месте ей не хотелось. — Рыжий, за что женщины любят мужчин в первую очередь?

— Сексапил? — предположил товарищ. — Деньги? Здоровье, с точки зрения будущих детей?

— Ты сейчас об инструментах. Вашего завоевания наших сердец. — Мартинес решительно плюнула на незаметные знаки подруги, в том числе в привате. — А я о причине их применения.

— Как-то слишком сложно для меня, — выморозился Рыжий. — Поясни?

— Забота. В первую очередь женское сердце завоёвывает мужская забота, — Айя сжала губы дудочкой и тихонько свистнула. — Когда ты мужику реально нужна, он горы сворачивает, чтобы эта фигня тебя максимально избавляла от хлопот и негатива. Шаришь? Вся та фигня, которую ты перечислил — бабки, сексапил, здоровье — это инструменты завоевания. Цель — забота. Коряво объясняю, но ты же понял?

— Да, — серьёзно кивнул парень. — Слушай, а ведь ты гораздо глубже, чем обычно демонстрируешь. Подозревал, но так — впервые понял.

Место для подобных откровений было крайне неподходящим.

— А ты сейчас на что намекаешь? — Мартинес подозрительно подняла правую бровь. — Как-то двусмысленно звучит, Рыжий. Гхм-кхм.

Разумеется, она шутила, но сыграла настолько убедительно, что он повёлся. Даже Эрнандес на мгновение замерла, хе-хе.

— Как личность! — товарищ поспешно срезал все острые углы.

— Даже дураки не всегда веселы, — она ответила ему переводом поговорки с родного языка, затем пояснила. — Я тоже бываю серьёзной в серьёзных вопросах. Но Ана права: продолжим не здесь. И не сейчас.

* * *

— Я тебя должен персонально ожидать?! Или на руках нести?! — Трофимов с порога увеличивает громкость на следующей перемене.

Если честно, он у меня просто вылетел из головы.

— Должен был зайти урок назад. Извините, неправ. — Ну а чё, нечем крыть.

Как бы я к нему ни относился, о встрече его просил сам.

— Сядь, — он неприязненно указывает взглядом на стул возле стены. — Что ты говорил перед первым уроком?

Набираю воздух, чтобы повторно изложить суть вопроса, но он резко вскакивает со своего трона и машет рукой, искривляя лицо:

— А вообще чёрт с ним!

Зачем направляется к окну. Закладывает руки за спину и качается с пятки на носок.

— Седьков. — Завуч разворачивается и начинает ходить вдоль стола, туда-обратно. — Даже не знаю, с чего и начать… Ладно, тогда сначала. Ты же понимаешь, что абсолютно все в курсе твоего ультиматума Рашиду Али?

— Которого ультиматума? — вопрос вылетает из меня на автомате до того, как я принимаю решение не валять дурака. — Да, предполагал нечто подобное, — тут же поправляюсь. — Ну и какая проблема?

А вот здесь он неожиданно зависает. Сверлит меня взглядом (абсолютно напрасно, потому что зрение), качается с пятки на носок и нагнетает напряжёнку мимикой (тоже зря).

— Сенсей, а вы позволите, я отвечу на ваш второй вопрос до того, как вы его зададите?

— Сделай милость, — хмурится он. — Если такой умный.

— Во-первых, конфликт между мной и Рашидом — это всегда был конфликт только между нами двоими. Вы никогда не вмешивались. Из этого я делаю вывод: его семейство, уж не знаю с каких покрышек, каким-то образом потрепало вам нервы на эту тему. Ухитрились успеть это сделать за вот эти три урока.

— Ты поразительно догадлив для дебила… которого всю жизнь из себя очень убедительно изображал…

— Во-вторых, на данном этапе вы ничего не можете мне сделать.

Он ещё более пронзительно сверлит меня взглядом. Чувствую несмотря на близорукость.

— Я помню ваш разговор с Тикой Хамасаки, — продолжаю. — И примерно представляю, о чём он был,