S.N.U.F.F. - Виктор Пелевин

А потом я нажал на спуск.

В зрачках Грыма отразилась стартовая вспышка, и его лицо исказила гримаса предсмертного отвращения. Я много раз фиксировал на целлулоид эту последнюю трансформацию оркских физиономий, вслед за которой все исчезало в огненном вихре.

Вот только никакого вихря я не увидел.

Лицо Грыма удивленно вытянулось, и я понял, что он смотрит уже не на «Хеннелору», а куда-то вверх и в сторону. Туда же теперь глядела Кая, и я первый раз увидел, как у нее отвисла челюсть — до этого мне никогда не удавалось запустить в ней эту программную реакцию.

А потом в моих наушниках раздались один за другим шесть глухих ударов. Я задрал свои боевые очки в далекое небо.

В нем расцветали шесть огромных цветков — красный, зеленый, синий и три радужно-пестрых. Все они были разными по форме — и походили на новые вселенные, только что зародившиеся в черноте небытия и живущие теперь каждая по своим законам. Потом стали взрываться заряды второго цикла, и небо вокруг шести больших цветков озарилось мелкими разноцветными зигзагами, стрелами и спиралями разноцветного огня. Па-бам. Па-бам. Па-бам.

Я забыл поменять программу на контрольном маниту. И при последней перезарядке база поставила мне фейерверки вместо боевых ракет — как делала все последние дни, когда я вылетал на легкий ночной заработок над виллой Давида-Голиафа.

Я по привычке считал себя небесным воином — а для системы я уже был… Не знаю, как это назвать. Ну, который стоит с подсвечником у кровати.

А потом шесть вселенных в черном небе догорели, сам собой затих Вагнер, и в моих боевых очках потемнело навсегда. Но перед тем, как «Хеннелора» упала в свою бесконечно далекую зеленую могилу, я успел заметить самое оскорбительное и невыносимое.

Они больше не глядели в мою сторону.

Они…

Они продолжали.

Я снял ослепшие летные очки, слез с боевых подушек и упал на пол. Я плакал всю ночь, останавливаясь только для того, чтобы принять порцию алкоголя. А потом алкоголь стал литься из меня назад.

ЭПИЛОГ

Мне осталось сказать только несколько слов о себе самом — и о том, что случилось с нашим миром. Заодно объясню, почему в самом начале этих, как выражается креативный доводчик, безыскусных записок я назвал их историей мести.

Но все по-порядку.

Моя «Хеннелора» не умерла окончательно. В ней есть резервная батарея, которая питает эвакуационный радиомаяк. Ее хватит на много месяцев, и с ее помощью можно изредка поддерживать контакт через спутник. И парочка про меня не забыла — в мой день рождения Кая подключилась к «Хеннелоре» по беспроводной связи и прислала мне письмо, неожиданно выскочившее на моем осиротевшем боевом маниту:

«Поздравляем, Дамилола, и спасибо за салют! Мы тебя любим! Кая, Грым».

Кае, наверно, ничего не стоит подсоединиться к памяти «Хеннелоры». Там до сих пор хранится много интересного и забавного. Взять хотя бы выпускное сочинение Грыма, снятое через окно с его маниту, или фотографию бумаги на верхне-среднесибирском, которую ветер прокатил мимо его носа на Оркской Славе.

Мне, как ни странно, вовсе не жаль, что Грым остался жить. Наоборот, я весьма рад такому развитию событий. Именно оно делает мою месть возможной. Единственное, чего я не могу понять, это каким образом предчувствие могло так меня обмануть. Я ведь ясно видел смерть, отраженную в его глазах, целых два раза.

Ну что тут делать, выходит, ошибся. С кем не бывает. Мало ли что можно обнаружить на дне оркских глаз. Может, просто отпечаток трудного детства.

Грым был весьма раскрученной медийной фигурой, поэтому его бегство могло попасть в новости. Но эту историю умело замяли. Помогла Хлоя.

У нее к этому времени дела шли просто чудесно — она получила роль второго плана в снафе, который начали снимать под фактуру следующей войны. Роль второго плана — не порно, поэтому возраст тут не важен: вокруг пожилых спаривающихся знаменитостей обычно стоит полуголая творческая молодежь с подсвечниками. Зритель любит крупные планы чистых юных глаз, в зрачках которых отражены совокупляющиеся звезды — это примерно как дерпантин, только наоборот, и без всякой моральной двусмысленности. Пока творческая молодежь держит подсвечники, старшие сомелье отбирают из нее будущих гигантов — это длительный процесс, и правильный старт в нем очень важен.

Отрывки с Хлоей показали в развлекательном блоке (она даже позволила себе несколько одобренных юристом движений бедрами), а потом ведущая спросила про Грыма. И Хлоя, умная девочка, пустила слезинку и тонким голоском пожаловалась:

— Он замахивался на меня кулаком, а один раз, напившись, сказал — уйди, дура, у тебя лицо войны.

На что ведущая ответила:

— Может быть, мы поторопились пригласить его наверх.

И все, и не было в этом мире никакого Грыма.

Но у военных, конечно, своя отдельная реальность, и факты из нее так просто не выпадают.

Я отправил начальству рапорт о случившемся — и меня вызвали для разговора. Сразу выяснилось, что эвакуатор за моей «Хеннелорой» не полетит. И стали просматриваться мои дальнейшие перспективы.

Работать отныне мне предстояло только на арендованной технике, то есть, как я уже говорил, сосать за еду. Сделай я еще один гениальный крупный план вроде черного оркского осьминога, контора просто заплатила бы три миллиона сама себе. А что касается новой суры, то про нее можно было забыть — с нулевой залоговой базой перекредитоваться было нереально. В лучшем случае аренда на выходные. Брать в прокатном пункте пахнущую хлоркой голубоглазую блондинку с опечатанным блоком настроек, и слышать от нее что-то вроде: «Ну что, толстячок, поиграем? Я так люблю наших отважных воздушных воинов!»

После беседы с руководством у меня сложилось чувство, что наверху всегда знали о наших соседях. И боялись их. Среди них могли жить колдуны, способные завалить наш офшар игрой на дудочке, как это уже случилось в Бразилии. Мне велели держать язык за зубами. Идиоты, слепые жадные идиоты. Бояться надо было не колдунов с дудочками, а прямых партнеров по бизнесу.

И здесь я вплотную подхожу к той точке пространства, времени и судьбы, где нахожусь сейчас.

Через месяц после бегства Грыма нас взорвали.

То есть взорвали, конечно, не сам Биг Биз. Взорвали стену Цирка.

Это сделал тот самый Рван Контекс, от которого все наши новостные каналы ждали перемен. Ну вот он их и устроил. Теперь будут очень большие перемены.

Почему он это сделал?

А потому, что убили Рвана Дюрекса. Наши думали, они дадут всем будущим оркским каганам острастку, и никто больше не решится использовать газ в качестве оружия.

А Рван Контекс сделал прямо противоположный вывод — решил, что в конце концов его точно так же сбросят на Оркскую Славу вниз головой. И решил сыграть по-крупному. Пересмотрел для смелости «Звездные Войны» (орки, имеющие доступ к Древним Фильмам, не первый век сравнивают офшар со Звездой Смерти), обмакнул башку в дуриан (наверняка не простой, а фри бэйз — на пол оркского бюджета) и решительно взорвал стену Цирка газовой бомбой.

Самое дикое и обидное во всей этой истории, что его надоумил репортаж с открытия мемориала Трыга.

Там был показан разрез подкопа, якобы подведенного оркской охранкой под дом умученного пупараса. Очень хороший чертеж, тщательный, и показывали его долго — видно, жалко было, что такая работа пропадает. Ну вот и не пропала. Сами орки до такого в жизни бы не доперли. А тут задумались — почему бы их репрессивному режиму действительно не бросить вызов мировому сообществу? Раз про это и так без конца твердят все новости, а сам режим уже на полном серьезе сливают из Лондона вниз…

Копать орки умеют, газ у них тоже есть.

Не надо загонять собак в угол, даже служебных. Они начинают кусаться. Но сейчас уже поздно вспоминать эту древнюю мудрость.

Они подвели бомбу через прорытый из Славы тоннель. У нас этих работ не засекла ни одна телекамера — по поверхности к стенам никто не приближался, а подкопа просто-напросто не ждали. Почему? Да потому, что все, кто мог дать отмашку его сделать, хранили свои маниту у нас.

Никто не понимает, как наши спецслужбы могли проворонить такое. Мы ведь записываем все разговоры каганов. Помню запись, где оркская охрана на полном серьезе уговаривала кагана не носить с собой изумрудный «vertu», потому что люди всегда смогут определить, где он находится. Наши сомелье просто по полу катались.

«Можно подумать, без телефона мы этого не можем… Да если надо, каган сам позвонит отчитаться…»

Ну вот и досмеялись. По мобильнику Рван Контекс ни с кем о бомбе не говорил. И нам звонить не стал.

Впрочем, некоторые дискурсмонгеры говорили, что у всего экономическая подоплека. В прежние годы глобальные урки могли воровать внизу и прятать вверху, потому что украденное можно было волшебным образом перевести в особое нематериальное качество. Это сложный алхимический механизм, понятный только людям вроде Давида-Голиафа Арафата Цукербергера. Богатство, которым обладает оркский вертухай — это как бы очки, начисленные ему Резервом Маниту. Естественно, что хранить их можно только у нас.