ГЧ (Генератор чудес) - Юрий Долгушин

Где уж тут успеть подстраивать и налаживать, когда сквозь это поле безостановочно движется толстое, неровное, грубо очищенное от коры бревно!

И вот Тунгусов окружил все пространство поля сложной системой тонких, невидимых лучиков Они скользили по поверхности дерева, ощупывая его меняющиеся очертания, а фотоэлементы улавливали их сигналы и, в зависимости от формы и объема вступающего в рабочее пространство материала, меняли настройку, меняли положение конденсаторных ламп, заставляя их «дрожать», — расходиться или сближаться, чтобы сохранить нужный для сушки режим поля Даже скорость движения ленты менялась в зависимости от объема древесины, входящей в рабочее пространство.

Бревно само управляло генератором!

Все было предельно автоматизировано в этой замечательной установке. Тунгусов утверждал, что только в первое время нужен будет человек, чтобы окончательно проверить правильность монтажа, а потом помещение можно будет закрыть на замок, сырой материал будет сам себя обслуживать, проходя на конвейере из одного отверстия в другое и высушиваясь на ходу. С каждым днём сооружение становилось законченнее, строже, изящнее. Отдельные части его изготовлялись тут же, в другой половине помещения, превращенной в слесарную мастерскую. Вначале они занимали много места, люди теснили друг друга. Теперь, отделанные до конца, отшлифованные, блестящие, эти части занимали свои места, как бы арифметически складывались, входили одна в другую, превращались в нечто новое, целое, — в сумму.

Становилось просторно. Мастерская понемногу исчезала.

Конвейер был уже проверен. Несколько десятков бревен проползли сквозь цех, перешагнув полукруг провала.

Николай ориентировал все сооружение именно на бревна — наиболее рискованный объект сушки. Все остальные формы древесины не представили бы тогда никаких затруднений. Он, как и Федор, смотрел в более широкое будущее этой установки.

Наконец, привезли лампы. Все, что зависело от «внешних сношений» было уже получено, проверено, заприходовано.

Николай немедленно поставил лампы на стенд, сооруженный тут же, и начал «гонять» их в разных условиях, на разных режимах. Испытание продолжалось целый день и в этот день не только вся бригада, но и Храпов, и Вольский, и Анна почти не выходили из цеха. Николай, как всегда в таких случаях, действовал молча, никого не обнадеживая. Общее тревожное волнение нарастало, и вечером, достигнув максимума, внезапно упало до нуля, сменившись ликованием, — Николай сказал свое обычное: «все в порядке». Никакой каверзы на этот раз не оказалось. По-видимому, нарком сделал соответствующие выводы и из информации Тунгусова, и из красноречивого инцидента с профессором Акуловым.

И вот генератор, окутанный густыми металлическими сетками для защиты людей от его опасных излучений, обрел, наконец, свое высокочастотное сердце. Оно еще не билось. Оно еще не было даже теплым. Но уже испытывало на себе журчащий душ водяного охлаждения.

Утром, приходя в этот новый цех фабрики, Николай уже не устремлялся, как прежде, к очередной детали сооружения, которая в этот момент рождалась из металла в гуле станков. Он отходил в угол к высокому шкафу трансформатора и оттуда глядел на все сооружение внимательно и с волнением, как художник смотрит на свою картину, в которой не хватает еще нескольких мазков. Получается или нет?

Да, получалось то, чего хотел Тунгусов. Это будет не только машина, которая станет работать, нет, это будет его овеществленная мысль, свидетельство победы человека над непокорными силами природы. И всеми своими внешними формами, движениями, даже звуками она должна отображать это изящное могущество человеческой мысли!..

Узорный кафель пола около машины уже освободился от густого налета металлической пыли, масла, грязи. Светлое пространство занимало все большую территорию. Комсомольцы перестали курить у конвейера. В углах появились урны.

Тунгусов прекрасно знал, что через три дня все будет готово, и тогда можно испытывать машину. Но он молчал. И никто не спрашивал об этом. Какое-то молчаливое соглашение заставляло бригаду не говорить о конце, об испытании. Только директор, который заходил теперь каждый день «полюбоваться» сооружением, тревожно спрашивал Тунгусова, почему-то отводя его в сторону:

— Ну как со сроком? Управитесь?

— Управимся, — лаконически отвечал Тунгусов.

— Когда же думаете?.. Ведь испытать надо заранее, а то мало ли что…

— Ничего не будет, Тимофей Павлович. И испытаем вовремя, и пустим в срок.

Это случилось неожиданно для всех. Однажды днем, когда бригада сдавала Решеткову только что законченный монтаж вентиляционной системы, Тунгусов подошел к ним, взял Федора за плечо и сказал просто:

— Ну, что ж, ребята, давайте попробуем!

Все поняли его сразу и затихли. Одно из заготовленных заранее бревен было положено на лоток конвейера вне помещения.

Тунгусов и Решетков в последний раз внимательно просмотрели всю установку.

— Надо позвонить Ане, — тихо полуспросил Федор.

— Конечно, позвони, — быстро ответил Николай: он как раз в этот момент думал об Анне и почему-то не решался сам вызвать ее.

Войдя в цех, она сразу поняла все по торжественному виду бригадников, растянувшихся группой вдоль установки, и по позе Тунгусова, стоявшего у пульта генератора по другую сторону конвейера.

— Хотим попробовать, что у нас получилось, — как-то смущенно произнес Тунгусов и включил рубильник.

Все остальное произошло само собой. Постепенно стали набухать огнем лампы, спрятанные за решетками экранов; загудели, как ульи, трансформаторы, зашелестела вода; внизу, в провале, над самой лентой конвейера зажужжал пропеллер вентилятора.

Николай, засунув руки в карманы, следил за стрелками приборов, на которых красными черточками были указаны заранее определенные режимы работы генератора. Стрелки одновременно подошли к заданным пределам.

В тот же момент, тихо журча роликами, двинулся конвейер. Дверца, закрывшая входное отверстие в стене, отскочила вверх и из-за нее быстро выплыл комель бревна. Но, подойдя к провалу, бревно, как бы испугавшись, почти остановилось и стало медленно, с опаской входить в пространство между трепетавшими пластинами конденсатора.

Белое облачко пара, срываемое воздушным потоком вверх, в раструб вытяжной трубы, заструилось над угловатым срезом и двинулось, расширяясь и сгущаясь, охватывая все новые участки бревна, входящего в электрическое поле. В конце провала пар иссяк, и толстый комель дерева снова лег на услужливо шмыгнувшие под него звенья конвейера.