Сломанная роза - Джо Беверли

Но тела их точно стремились прижаться еще теснее друг к другу, и даже одежда не была помехой. Рауль, казалось, вовсе не замечал этого. Он был полностью погружен в раздумья о Джеанне и Галеране.

Как и следовало.

Как следовало и ей…

— Готов поклясться моим мечом, — задумчиво промолвил он, и пальцы его чуть шевельнулись на бедрах Алины, отчего ей снова захотелось отодвинуться, — леди Джеанна, сдается мне, любит своего мужа столь же сильно, как и он ее. Прав ли я?

Попросить его убрать руки? Но тогда он поймет, как действует на нее малейшее движение его руки…

— Разумеется, вы правы.

— Так отчего же она не хочет, чтобы он знал о ее намерениях? — нахмурился Рауль.

— Верно, оттого, что он попытался бы остановить ее. Алина поняла: началось новое сражение, а потому — знал он или не знал, что шевельнул рукою, — ни в коем случае нельзя показать, в какое смятение привело его прикосновение.

— Значит, ее цель — предотвратить его встречу с Лоуиком в поединке чести, — кивнул он. — В точности так же, как он сам пытается отвести от нее всеобщее внимание, дабы не она была главной фигурой в деле о Донате и, возможно, не понесла бы кары за свершенный грех. Ах, любовь, — заметил он, неловко усмехнувшись, — куда заводит она даже умных людей!

Алина могла лишь молча радоваться, что Рауль не догадывается, как заводят его прикосновения, улыбка, само его присутствие.

— Какое счастье, что мы с вами свободны от этой напасти и можем мыслить ясно, — заявила она, увы, слишком громко.

Рауль приложил палец к ее губам, призывая к тишине. Но он смеялся! Над нею? По крайней мере, одну руку он убрал.

Она едва поборола желание укусить его за палец, и, когда он отвел руку от ее лица, лишь спросила:

— Так что же нам делать?

Рауль сразу стал серьезным.

— Во-первых, найти для вас понадежнее убежище, чем эта комната. Это нелегко при том, что творится сейчас в Лондоне. — И он поцеловал ее — легко, кратко, будто опалил огнем.

Словно это ничего не значило.

— Подождите немного.

Он бесшумно вышел; Алина спрыгнула со стола, едва не опрокинув его. Как ужасно, как стыдно думать о Рауле с его шлюхами и о своей похоти, вместо того, чтобы думать о Джеанне и короле! Но, увы, она не могла совладать с собою. Можно заставить умом тревожиться о Джеанне и притязаниях Лоуика на ее дочь, но в самой глубине души все равно оставалось место, где в целом мире существовал один Рауль де Журэ, и не было ничего и никого важнее, чем он.

А он между тем и двух дней не мог удержать в узде своего норовистого коня!

Вконец расстроенная, Алина опустилась на скамью. Молодым мужчинам позволялось расточать семя на шлюх и податливых служанок. А что еще им оставалось, коли не для всех возможен был брак? Алина знала, так поступали и ее братья, но это ее ничуть не задевало. Однако от Рауля она ждала непорочности святого отшельника. Или пусть тратит семя на нее одну.

Внезапная жгучая боль охватила ее лоно, заставила вскочить на ноги, и тут вошел Рауль.

— Что случилось? — спросил он, настороженно озираясь, и выхватил нож.

— Ничего! Просто вас так долго не было…

Он убрал нож.

— Я сходил к Полу в харчевню и взял у него адрес.

И вдруг обнял ее, притянул к себе, нежно погладил по спине.

— Не бойтесь. Я никому не позволю обидеть вас.

Ты сам можешь обидеть меня, подумала Алина. Ты обидишь меня, если один уедешь на свою солнечную родину. Ты обидишь меня, если возьмешь с собою. Ты обидишь меня, если лишишь девственности. Ты обидишь меня, если оставишь девушкой…

Он чуть отстранил ее, глядя прямо в душу. Какое же у него острое зрение!..

— Вам лучше?

Алина молча кивнула. Почему жизнь такая сложная штука? Если суждено было полюбить, почему она не полюбила рассудительного, спокойного северянина?

Рауль протягивал ей что-то голубое.

— Наденьте это.

Она послушно повязала голову, чтобы не было видно волос.

— Умница. Ну, идемте.

Он вывел ее из грязной, вонючей комнаты, и они пошли по коридору к другой двери, за которой оказался задний двор, где копошились свиньи. Пробравшись через несколько таких дворов, они зашли в харчевню, а оттуда вышли на широкую улицу.

— Чипсайд, — коротко пояснил Рауль и повел ее дальше, через улицу. Потом они повернули в проулок, прошли еще немного вперед и остановились у какой-то двери. Рауль постучал.

Дверь открылась, и на пороге появилась неприветливая толстуха.

— Нам нужна комната на ночь, — сказал Рауль.

— Шесть пенсов.

Рауль дал женщине монету, и она повела их по темному коридору, затем вверх по шаткой лестнице. Этот дом показался Алине таким же тесным и обшарпанным, как и постоялый двор Пола, но здесь, по крайней мере, пахло чистотой. Комната, куда их привели, имела настоящую дверь: она держалась на стене на кожаных ремнях.

Не говоря ни слова, хозяйка вышла, и Алина огляделась. Стол, скамья, кровать. Все, как у Пола, только чистое. Она заглянула под одеяло: простыни, как и ожидалось, были свежие.

— Вот это совсем другое дело, — заметила она, не в силах сдержать презрительной усмешки.

— Как будто бы. Надо запомнить на будущее.

Алина заскрипела зубами, но не позволила себе ответить.

— Теперь, — продолжал Рауль, — я отправлюсь в монастырь и попробую увидеться с Джеанной. Мне нужно понять…

— Вы не можете оставить меня здесь одну! — невольно вырвалось у Алины, и ей сразу же стало стыдно. Но что делать, если впервые она оказалась в столь странном мире и была так растеряна и напугана.

Рауль взял ее за руки.

— Тише, любовь моя. Здесь вас никто не тронет. Мужчины приходят сюда уже с подругами, но не в поисках подруг. Если верить Полу, матушка Хелсвит правит своим домом лучше, чем иной капитан — кораблем. А если что не так, по соседству кузня, где работают ее дюжие молодцы-сыновья.

Он говорил разумно, но Алине все равно хотелось повиснуть у него на шее и никуда не отпускать. Она заставила себя улыбнуться.

— Ну хорошо.

Он коснулся ее щеки.

— Храбрая моя девочка… — и с этими словами обнял за шею и поцеловал в губы. Затем, почему-то вздохнув, обвил ее руками и еще раз поцеловал.

Рассудок и чувство предосторожности велели Алине сопротивляться.

Но ей не хватало воли.

Она подозревала, что, даже повали ее Рауль на кровать, она не стала бы противиться.

Более того, впиваясь в его губы, узнавая их вкус, прижимаясь все теснее к сильному, жаркому телу, она испытывала желание повалить на кровать его!

Рауль оторвался от ее губ медленно и неохотно, как голодный, принужденный оторваться от куска хлеба, и она почувствовала, как невидимая сила мешает им отделиться друг от друга.