Сын Солнца - Ольга Елисеева

— А ну посадите эту куколь в мешок, — потребовал Бьерн Медведь, командовавший вторым драккаром. — Доставим принцу.

Лаге удивляло, как быстро все эти люди, еще месяц назад на дух не переносившие Ахо, теперь приняли наследника и исполняли его приказы. Плавание до Руге было нелегким. Когда надо, принц садился на весла, ставил вместе со всеми тяжелые кожаные паруса, лежал на руле, а это занятие не для слабых. В минуты отдыха кидал кости, шутил, легко отдавал проигрыш, а когда ему везло, по-детски радовался удаче. Спал на палубе в тюленьем мешке, ни разу не потребовал есть или пить в неурочное время. Лаге уже не говорит — мыться или умащиваться благовониями.

В глубине души оруженосец был уверен, что человек, привезенный Огмисом под Эгир, не его прежний хозяин. Тот сидит себе под замком в усадьбе Лодброка и ожидает решения своей участи. Потому-то юноше и любопытно было поглядеть, как его высочество допросит Тикаля. Обычно наследник наслаждался чужой болью, она дарила ему самому облегчение. Казалось, демоны, раздиравшие когтями душу принца, унимались на время и оставляли его в покое, кидаясь на новую жертву.

Воины оттащили Тикаля в хлев на дальнем конце кера. Никто из обитателей усадьбы не пошел туда. Когда колдуна волокли на цепи мимо жилых построек, все отворачивались и плевали через плечо. Детей подальше от греха загнали в дом.

Через некоторое время на пороге появился принц. Лицо его выражало досаду. С минуту он постоял на крыльце, потом вздохнул, видимо смирившись с неизбежным, натянул перчатки и зашагал к сараю. Лаге было последовал за ним.

— А тебе, рыжий, чего там надо? — враждебно насупился наследник. — Паленого мяса не нюхал?

Оруженосец заверил, что очень даже нюхал и не имеет желания нюхать вновь.

— Но я полагал, что мой долг сопровождать вас.

— Иди погуляй, — бросил принц. — Невеселое это дело.

Дверь хлева за ним хлопнула. Сквозь щели между досками можно было рассмотреть красноватые огоньки пламени. Воины разложили на полу костер в низком открытом очаге из круглых камней и разогрели кузнечные клещи. Других инструментов для пытки здесь не было. Затем гиперборейцы по одному покинули сарай и, отойдя на почтительное расстояние, уселись на пологом холме, чтоб хорошо видеть хлев и в любой момент вернуться по зову хозяина.

Какое-то время все было тихо. Потом послышался сдавленный крик, который принадлежал не Тикалю, как ожидали все, а принцу. Воины повскакали с мест и бросились к сараю. Лаге медленно побрел вслед за ними. Чего-то подобного он и ожидал. Проклятый колдун обвел-таки наследника вокруг пальца!

Когда двери хлева распахнулись, глазам собравшихся предстало странное зрелище. Его высочество сидел на земле скорчившись и обхватив голову руками. А черный уродец как был подвешен к балке, так и висел, раскачиваясь на цепях и горланя во все горло:

— Тебе не уйти от самого себя, акалель! Белые черви пожрут твою душу!

Впрочем, орал он на атле, и его никто не понял. Медведь осмелился дотронуться до плеча принца. Тот вздрогнул, как от удара, повернул к ярлу свое бледное перекошенное лицо и выдавил:

— Это не должно жить.

Его слова были восприняты как приказ. Воины немедля отвязали Тикаля от балки, выволокли во двор и прямо у двери пустили мечи в ход. Гиперборейцы верили, что сила колдуна — в языке. Поэтому через минуту маг уже давился кровью, глядя на красный кусочек плоти, втоптанный в землю у его ног. Потом северяне вырезали «поганому атлан» Кровавого Орла. Спина мага была раскроена, ребра оттянуты вперед в виде крыльев, а легкие вытащены наружу. Мычащего от боли и ужаса жреца вздернули на высоченный кол и оставили подыхать.

Такая смерть в Гиперборее не полагалась никому. Кроме колдунов. Торопливость расправы навела Лаге на мысль, что принц боится, как бы Тикаль не сболтнул лишнего.

Единственные слова, которые наследник бросил, уходя от костра, были:

— Если б я мог вспомнить сам…

Они не сулили ничего хорошего. «Если Ахо — это все же Ахо, — размышлял оруженосец, — то Тикаль мог порассказать ему кое-что об их общих делах. Вот нашего хозяина и скособочило! Ни один человек не вынесет таких откровений о себе».

Но принц искал в памяти подтверждения совсем иным событиям.

— Ну падаль, — сказал он, оставшись с колдуном наедине и беря щипцы в руки, — отвечай: зачем тебе понадобилось воровать ребенка? А то пожалеешь, что появился на свет.

Вместо ответа связанный маг зашелся хриплым хохотом и провозгласил на чистом атле:

— Скорее, Мин-Акхан, пусти в ход железо. Вырви мне язык. Ты всегда хотел это сделать.

Произнесенное имя показалось Серебряному Листу знакомым. Оно будило какие-то чувства.

— Ты знаешь меня? — озадаченно спросил он.

Пленник снова зашелся кашляющим смехом.

— Знаю ли я тебя? Принца Победителя? Сына Солнца?

— Что ты несешь? — Серебряный Лист покрепче перехватил щипцы. — Сейчас узнаешь, как потешаться надо мной. Зачем украл ребенка?

— Затем, что все твои дети должны умереть, — отчеканил жрец. — Так приказали бессмертные. Их слово — закон. Они наши учителя и наставники. А ты восстал против них. Мало ты начудесил в Атлан? Теперь бежал сюда и думаешь спрятаться? — Тикаль раскачивался на цепях, как на качелях. — Но скоро они вторгнутся в Гиперборею, прорвут защиту и доберутся до своего — того, что спит в ледяной впадине на дне моря. Все, что им нужно, они забирают, как забрали твоих первенцев.

— Ты меня с кем-то путаешь, чучело! — рассердился принц. — Кто такие они?

— Белые черви! Белые черви! — исступленно завопил Тикаль. — Боги иных земель. Они играют нашим миром, как тольтеки кожаным мечом. И ставка на голову проигравшего! В проигрыше всегда люди. Глупец, неужели ты этого еще не понял?

У принца возникло двойственное ощущение. С одной стороны, все, о чем говорил Тикаль, было ему смутно знакомо. С другой стороны, впервые за последнее время он испытал острое нежелание вспоминать. В бреде колдуна была какая-то большая, отталкивающая правда. Серебряный Лист чувствовал ее, но не мог нащупать до конца.

— Зачем я понадобился твоим богам? — недоверчиво спросил он, откладывая остывшие уже щипцы.

— Зачем? А то ты не помнишь, как отказал им в пище? Как разрушил недра горы Туудум, откуда они черпают металл для своих железных птиц? Как обезглавил на пирамидах в Ар Мор их слуг и помощников? — Лицо жреца сжалось в плаксивую маску. — Мы думали: ты погиб. Покончил с собой. Но нет, тебе на роду написано разрушить Великий Остров. Все твое тщеславие! Нежелание принять богов такими, какие они есть.

— Принять тех, кто норовит все разнести вокруг себя? — возразил принц. — Выпотрошить горы, напиться крови и улететь на своих серебряных блюдцах за изогнутый край вселенной?

— Глупец, — повторил Тикаль, — боги вовсе не стремятся разрушить Землю. Наоборот, мир для них — огород, который они старательно возделывают, чтобы получать пищу. Они едят людское страдание: боль, слезы, кровь… Наши чувства ничего не весят здесь, а там, у них, они благоуханны и жирны, как барашек на вертеле.

— Почему бы им не есть что-нибудь другое? — с легким отвращением спросил принц.

— Радость, смех, любовь? — издевательским тоном передразнил маг. — Кто же платит за радость? От радости человеку и так хорошо. А боги платят дорого: они учат нас строить храмы и корабли, исчислять бег времени по звездам, приносят на своих дисках более совершенное оружие и забирают детей учиться премудрости. Ты не захотел отдать первенцев, и тебя наказали. «Это не должно жить» — таков их приговор. Твои дети не возрастут на тучных нивах иного мира. Не вернутся к людям пророками. Не станут говорить от имени богов. Их просто-напросто съели за твое здоровье!

Жрец захлебнулся последними словами, потому что принц, отшвырнув клещи, изо всей силы впечатал ему кулак в зубы. Послышался характерный треск, и на земляной пол закапала кровь.

— О тебе говорили, что ты благороден, Мин-Акхан. — Тикаль выплюнул два выбитых зуба. — Но на самом деле ты трус. Носишь чужую шкуру, прикидываешься Ахо и боишься заглянуть в собственное вчера. Ты атлан, атлан до мозга костей. Жестокий и свободный, как все мы. Ты погубишь и тех, кого ненавидишь, и тех, кого любишь. Вспомни свои сны, если не веришь мне на слово.

Это был удар ниже пояса. Акхан издал долгий хриплый вой и сел на землю. Разбуженная Тикалем память с необыкновенной ясностью выхватила картинку геройств акалеля в Лабиринте, закончившихся бесславными муками на железном столе богов. Дети в сопровождении длинных плоских фигур уходили от него по световому коридору, а он не мог их остановить.

Принц завыл снова, и на этот раз на его зов сбежались люди.

— «Это не должно жить…» — повторял он.