Легкое бремя - Самуил Киссин

Автограф в черной книжке с иными вариантами 1–2 и 7–8 строк: «Горел закат, торжественен и строг, // За мощных сосен медными стволами…» и «День уходил, торжественен и строг. // Горел закат за медными стволами…»

27

«Мне радостей не принесла…» — БС. В ТБ — с разночтением в четвертой строфе: «Вина, что раз дала испить, // Но выжимала не однажды!».

28

«Как аромат полыни горькой…» — БС. Это и три последующих стихотворения, вероятно, составляют цикл, начавшийся стихотворением «Вакханты».

…припадем мы // К последней чаше. Вместе. Вместе — ср. со строчками Ходасевича: «Все к той же чаше припал — и пью…» (1921). В этих строчках легко расслышать эхо разговора Алеши и Ивана Карамазовых: «порази меня хоть все ужасы человеческого разочарования — а я все-таки захочу жить и уж как припал к этому кубку, то не оторвусь от него, пока его весь на осилю! Впрочем, к тридцати годам, наверно, брошу кубок, хоть и не допью всего и отойду… не знаю куда» (Достоевский Ф. М. Братья Карамазовы. Часть II. Кн. 5. Гл. 3).

С поправкой на пушкинскую поэтику кубок стал чашей.

29

«И не печальны и не счастливы…» — ТБ.

Зачем так рано все погасли вы, // Мои вечерние огни? — отсылка к названию, которое А. А. Фет дал целой серии выпусков стихов (1883–1891) — «Вечерние огни». Первый сборник с таким названием появился после двадцатилетнего молчания поэта, когда Фету было 63 года.

И тщетны, тщетны ожидания, // Что запылают небеса… — Ср. со стихотворением Ходасевича «Все жду: кого-нибудь задавит // Взбесившийся автомобиль… И с этого пойдет, начнется: // Раскачка, выворот, беда…» (1921).

30

Прощание. — ТБ. БС. Сонет с таким же названием написан Ходасевичем в августе 1908 г.

31

«Голодные стада моих полей!» — Русская мысль. 1908. Кн. XII. С. 143. Подпись: А. Беклемишев.

32

На озере. — Альманах «Кристалл». Харьков, 1908. С. 46. Подпись: Муни.

Стихотворение построено на двусоставных эпитетах: «мутно-опаловой гладью», «и ты так светло-весела», «на небе прозрачно-жемчужном», — характерной особенности поэтики Ф. И. Тютчева. Из огромной, поражающей многообразием коллекции подобных эпитетов у Тютчева (разнообразных по грамматическому составу, содержанию, эмоциональной насыщенности) молодой поэт избрал один тип — те, что усиливают звучание основного признака, дополняют его.

33

«И дни мои идут, и цвет ланит бледней…» — ТБ.БС.

«и мыслить и страдать…» — неточная цитата из «Элегии» А. С. Пушкина «Безумных лет угасшее веселье…»).

34

«В очках, согбенный и понурый…» — ТБ. Стихотворный портрет В. Ф. Ахрамовича, работавшего в 1907–1908 гг. в газете «Голос Москвы» корректором.

Он бескорыстный друг Чулкова… — в студенческие годы судьба свела, заплела судьбы Г. И. Чулкова и В. Ф. Ахрамовича. Учились они на разных факультетах, знакомы не были, но в феврале 1902 года оба приняли участие в студенческих волнениях, были судимы и сосланы в Сибирь: Ахрамович — в Балагинск Иркутской губернии; в 1904 г. он переведен в Нижний Новгород, где к тому времени уже жил Г. И. Чулков. В эту пору они сблизились.

В «Тайге» когда-то бывший ссыльным… — «Тайга» назывался рассказ Г. Чулкова, которым открывался первый том Собрания сочинений (СПб.: Шиповник, б/д). То же название автор дал пьесе, выпущенной в 1907 г. издательством «Оры». «Таежник» назвал Вяч. Иванов стихотворение, посвященное Г. И. Чулкову в 1904 г.

Читает Федора Гучкова — Ф. А. Гучков — брат А. И. Гучкова, промышленника и политического деятеля, лидера октябристов, чьим органом и была газета «Голос Москвы». Братья были близки: вместе они совершили неофициальную поездку по территории Османской империи, чтобы собрать материал о положении армян; в 1899 г. вместе поехали добровольцами в Южную Африку, где воевали на стороне буров; в 1904–1905 гг. Федор Гучков служил в Красном Кресте, возглавляя летучий санитарный отряд. Один из создателей «Союза 17-го октября», а с 1907 г. — директор-распорядитель «Московского товарищества для издания книг и газет», фактический руководитель и один из постоянных авторов газеты «Голос Москвы», где писал передовые, обзоры печати и статьи на военные темы.

35

На берегу пустом. — ТБ. БС. Написано одновременно со стихотворением В. Ходасевича «Элегия» («Взгляни, как наша ночь пуста и молчалива…»), датированным 1908 годом и открывающим «Счастливый домик». Этот раздел книги («Пленные шумы») в первом издании был посвящен С. Киссину.

1908–1909 гг. — период совместных проб и опытов, увлеченного чтения стихов Пушкина и Баратынского. Именно в это время в творчестве молодых поэтов появляются такие «парные» стихи, как сонет «Прощание» или «Элегия» Ходасевича (в черновике стихотворение озаглавлено «Обрыв. Элегия») и элегия Муни «На берегу пустом».

При этом каждый из поэтов проходил свой путь. Изучив особенности поэтики Пушкина, природу его стиха, Ходасевич сознательно разламывает привычные, устойчивые сочетания, соединяя слова по-новому. Пушкинская «заветная лира», призванная пробуждать «чувства добрые», в его руках зазвучит на интимно-любовный лад. Если у Пушкина слово «внимательный» чаще всего характеризует взгляд, глаза, — Ходасевич напишет: «движением внимательным и чинным»:

Иль, может быть, на берегу пустынномЗадумчивый и ветхий рыболов,Едва оборотясь на звук моих шагов,Движением внимательным и чиннымЗабросит вновь прилежную уду…

«Ветхий рыболов» — откуда он появился в «Элегии» Ходасевича? Вспомните строки из «Медного всадника»:

На берегу пустынных волн……………………………….Где прежде финский рыболов,Печальный пасынок природы,Один у низких береговБросал в неведомые водыСвой ветхий невод…

Путем замещения эпитетов он создал своего «ветхого рыболова». А строки Пушкина из стихотворения «Краев чужих неопытный любитель…» (1817):

Где женщина не с хладной красотой,Но с пламенной, пленительной, живой? —

в «Элегии» Ходасевича преобразовались в строки:

Но, может быть, — не кроткою весной,Не мирным отдыхом, не сельской тишиной,Но памятью мятежной и живой…

Так соединял он лицейские стихи и позднего Пушкина, но всегда — это плод изучения, дотошного знания.