Легкое бремя - Самуил Киссин

В газете вместо «в сафьянном портфеле» было напечатано «в карманном портфеле». Верстку Ходасевич держал совсем больной, цитату сверить не мог и в «Некрополе» портфель стал кожаным.

2) Автор уточняет и исправляет даты (например, год женитьбы Муни). Но характерно, что день его смерти так и остался неверным: 28 марта вместо 22 марта 1916 г. Возможно, именно в этот день Ходасевич узнал о смерти Муни, и дата врезалась в его память настолько, что не появилось искушения проверить ее. Соответственно сдвинулась и дата отъезда Муни из Москвы в Минск: 25 марта вместо 18 марта 1916 г.

3) Легкая стилистическая правка сводится, главным образом, к сокращению фраз и уточнению формулировок. В газетном варианте мы читаем: «Будучи очень “сам по себе”, он всем своим обликом выражал что-то глубоко симпатическое для того времени, в котором протекала его недолгая жизнь». Автор правит: «нечто глубоко характерное». Фраза «След, им оставленный, неглубок», конкретизировалась: «След, им оставленный в жизни, как и в литературе, неглубок». Порой это всего одно слово, но слово, на котором автор делает ударение. Вместо: «когда Муни уехал, я стал понемногу освобождаться из-под его опеки», Ходасевич изменит на: «его тирании».

4) Наконец, правка касается характеристики второстепенных персонажей, которые были лицами реальными, и пока они были живы, Ходасевич предпочитал политически обтекаемые формулировки. Это касается В. Ф. Ахрамовича, который занимал ответственные партийные посты в СССР. В 1926 году Ходасевич упомянул о нем вскользь: «С нами был В. Ф. Ахрамович, тот самый, который пишет теперь в “На посту”». Этот же пассаж в «Некрополе» звучит иначе: «С нами был В. Ф. Ахрамович, тот самый, который потом сделался рьяным коммунистом. Тогда он был рьяным католиком».

Иногда, напротив, он пользуется жанром газетного очерка, чтобы сказать приятные слова критику Ю. И. Айхенвальду (с которым в это время вел оживленный диалог в статьях и письмах) за то, что тот печатал в «Русской мысли» не только Муни, но и никому не известного А. Беклемишева. В «Некрополе» Ходасевич напишет коротко: «Только Ю. И. Айхенвальд, редактировавший тогда литературный отдел «Русской мысли», взял несколько стихотворений незнакомого автора». В газетном варианте после этих слов следовало: «…и мне отрадно об этом вспомнить. Он знавал Муни, но, вероятно и сейчас ему неизвестно, чьи стихи он печатал под именем Александра Беклемишева». Не стало Ю. И. Айхенвальда, и слова благодарности оказались ненужными.

Мы не комментируем очерк «Муни»: его комментировали столько раз, сколько «Некрополь» печатался в России. Наиболее убедительно это сделал Н. А. Богомолов (см.: Ходасевич В. Собр. соч. в 4-х т. М.: Согласие, 1997. Т. 4 и Ходасевич В. Некрополь. Литература и власть. Письма Б. А. Садовскому. М., 1996).

2

При жизни Муни опубликовал 18 стихотворений и 8 рецензий.

Из рецензий мы печатаем одну «О стихах Ходасевича и Ахматовой» (см. Приложение), посвященную сравнительному анализу книг «Счастливый домик» (М.: Альциона, 1914) и «Четки» (СПб.: Гиперборей, 1914).

Эта рецензия — единственное, что Муни написал о творчестве Ходасевича.

Стихотворения, которые автор сам предложил в печать, приводятся, как правило, по первым публикациям. Другие (это касается как стихотворных, так и прозаических текстов) извлечены из архива Киссиных.

Муни набрасывал стихи на отдельных страничках, на обороте деловых писем и рукописей. Сохранились также две записные книжки. Ранняя (1907–1908 гг.) — в черном коленкоровом переплете, потрескавшемся от времени, размером 17 х 11 см. И записная книжка меньшего размера (14x8,5 см.), которая неотлучно была с Самуилом Киссиным в последние месяцы его жизни. Красная обложка вылиняла и потерлась, углы разлохмачены и округлены, но записи, даже сделанные карандашом, видны отчетливо. На форзаце напечатано: «Трехмесячник. Октябрь-Ноябрь-Декабрь. Издание Неманской фабрики». Начата она в сентябре 1915 г. Муни заносил в нее и деловые и дневниковые заметки, вписывал только что сочиненные стихи и по памяти восстанавливал произведения прежних лет, начиная с 1907 г., которые казались ему наиболее значимыми. Иногда стихотворение вписывалось целиком, порой назывались заглавия («Октябрь»), В разделе «Сонеты» он переписал первые строчки 8-ми стихотворений: «В крови моей усталость, темный яд…», «В улыбке Ваших губ…», «День уходил. Блистателен и строг…», «Пусть ранний снег твои виски венчает…», «На плоском берегу заброшенной реки…», «Стоит невысокое солнце…», «Дорожка в парке убрана…», «Прошли года. Я ждать устал не мне обещанного счастья…» — три из них неизвестны.

В семье Киссиных сохраняли и машинопись, большей частью — с правкой автора.

Вторым чрезвычайно важным источником оказалась тетрадь, в которую Л. Я. Брюсова переписывала стихи мужа. Начата она скорее всего сразу после его смерти и открывается стихами 1913–1915 гг., обращенными к дочери. Не ставя дат, или проставляя их в редчайших случаях, не соблюдая хронологии она переписывала все попадавшиеся ей автографы. Переписывала тщательно, с высокой точностью: нам удалось сверить скопированные ею стихи с автографами, — всего одно слово оказалось прочтенным неточно, не разобрано: вместо «тихо тает в благости синей» Л. Я. Брюсова написала «в области синей» (описка выразительней, но это не Мунина лексика, не его способ сочетания слов).

Тетрадь Л. Я. Брюсовой была скопирована мной в начале 80-х гг., когда Л. С. Киссина открыла архив для исследователей. После ее смерти отыскать эту тетрадь среди бумаг не удалось. Стихи из тетради публикуются по копиям и сопровождаются в примечаниях пометой: «Тетрадь Брюсовой».

В эти же годы в архиве Киссиной работал и Н. А. Богомолов со своими аспирантами. Узнав о том, что готовится сборник Муни, он передал нам пачку машинописи. Стихи «Богомоловского списка» частью повторяют те, что вошли в тетрадь, частью — это неизвестные произведения или же неизвестные редакции. К сожалению, не отмечено, сделаны копии с автографов или машинописи. Но стихи эти значительно расширили представление о Муни-поэте. В тех случаях, когда стихи печатаются по машинописным копиям, сделанным Н. А. Богомоловым, мы указываем на источник («Богомоловский список») и в примечаниях приводим разночтения. Но и в том случае, если разночтений нет, мы даем ссылки на оба источника. При отсутствии автографа идентичность копий дает уверенность, что тексты прочтены верно.

Даты под стихами Муни ставил в редких случаях. В журналах они, как правило, появлялись много позже того, чем были написаны. Таким образом даже датировку опубликованных стихов можно считать условной. Устанавливались даты, когда это было возможно, по ряду косвенных признаков: на обороте какой рукописи или документа написано стихотворение (это позволяет датировать «Самострельную» 18–21 марта: она набросана на обороте командировки) или с учетом известных нам эпизодов биографии Муни: если под стихотворением стоит «Лидино», можно с уверенностью сказать, что это — 1907 г. (лето 1907 г. Муни провел в Лидино), а «финский цикл» написан скорее всего летом 1913 г., когда семья Киссиных отдыхала на финском курорте Наантали. Даже развитие поэтического диалога между Муни и Ходасевичем, появление в творчестве этих поэтов «парных», «параллельных» стихов, вроде сонета «Прощания», «Элегии» и других, датированных Ходасевичем, дает представление о времени их создания.