Доля Пути: Лето - Константин Пирожков

***

В этих горах никогда не наступит зима — для Наставника этого времени года не существует. Сейчас, здесь царила поздняя осень, которую, через пару месяцев, сменит сразу весна. Когда я приблизился к навесу, Наставник заканчивал укрывать свои насаждения кучками высушенной травы. Робкие ростки цветов уже показались из земли.

— Приветствую тебя, Наставник!

Я зачерпнул воды из родника и сел на свой камень.

— Здравствуй, Или́я!

Он впервые назвал меня по имени, только произнёс его как-то странно — добавил лишнюю «и» и поставил на неё ударение.

— Очень хорошо, ученик, — сказал он с гордостью. — Одержал победу в тяжелейшей схватке, выжил, стёр все следы и даже смог убедить свою женщину, не прибегая ко лжи. За одни сутки задолжал и почти выплатил долг Хранителю. Недовольство группы Знающих обратил себе на пользу, да ещё и казнокрада наказал по́ходя.

Он довольно засмеялся и протянул мне свою чашку, чтобы я полил воду ему на руки.

— Однако, ты должен знать, что на тебе, теперь, кровная метка.

Увидев мой вопросительный взгляд, он пояснил:

— Кровососы — коварное и живучее племя. Среди их особенностей, есть и такая. Отныне, в любом уголке Мира, каждый встреченный тобой кровосос почует, что ты уже убивал кого-то из них.

— Эту метку можно вывести? — я озадачился неприятной новостью.

— Нет. Это, теперь, с тобой навсегда. Но в том нет особой беды. Не жди, что орды "пиявок" начнут бесконечную охоту на тебя, хе-хе. Они же люди, а значит, им плевать на всех, кроме себя... и, возможно, своей семьи, у кого она имеется. Просто знай, что такая метка есть на тебе и учитывай это, когда повстречаешь кровососов, в следующий раз.

— Благодарю, Наставник. Это — очень полезное Знание.

Он стоял напротив меня и разглядывал, будто увидел впервые.

— Чего ж ты не задаёшь вопрос, который тебя так мучает?

Ничего от него не скроешь — прям как от самого себя. Я взглянул ему в глаза и спросил:

— Одиночество — это моя судьба?

Было видно, что его развеселил мой вопрос — он хмыкнул, провёл рукой по бороде, но не засмеялся.

— Раньше оно тебя не пугало, хех. Ну, для начала, нет никакой судьбы.

— А мой Путь?

— Это — направление, а не маршрут.

Вот, умеет он, всего одной фразой, перевернуть мои "стройные" выводы с ног на голову. А Наставник, меж тем, продолжал:

— Как ты думаешь, сколько лет прожил Суэн эн-Шамаш?

— Долго?

— Да уж! Двести восемьдесят шесть, из них больше двухсот пятидесяти будучи Знающим.

— Ого!

— Угу... На праздник в честь его второго столетия прибыло даже несколько царей. По всему миру у Суэна были друзья. Настоящие. Он ведь тоже был Гранителем — видел первые проявления Дыхания и как Лето приближается к расцвету. Первая женщина, которую полюбил Суэн, не владела Силой. Вы, нынешние, называете таких обычными.

Увидев мой удивлённый взгляд, он снова закхекал и хлопнул меня ладонью по плечу.

— Д-а-а-а... Она родила ему четверых детей, двое из которых впоследствии обрели Силу, и прожила более ста пятидесяти лет. — Суэн и сам многое умел во врачевании, а ещё, не скупился на именитых лекарей и целителей. Да что говорить? — В то время и простой крестьянин мог дожить до сотни. Была у Суэна и вторая жена — она, кстати, была Знающей, из тех, что обретают Силу естественным порядком. Он пережил её всего на семь лет. У великого искусника родилось девять законных отпрысков и ещё с десяток — от многочисленных женщин, бывших мимолётными увлечениями, в промежутке между суженными, хех. Ну, Суэн, конечно, был скромником и имел сдержанный нрав — чада некоторых его знакомых исчислялись сотнями, хе-хе. Зато, он признал всех своих детей. Тем из них, кто пробудил грань, он нашёл лучших учителей и всех — обеспечил, как до́лжно.

— Почему он не учил своих детей сам?

— Разве может родитель стать хорошим учителем своему чаду? Быть суровым и непреклонным, видеть страдания своего дитя и оставаться глухим к ним? Всякий Знающий, достигший первых ступеней подлинного мастерства, должен стремится передать Знания ученикам, кои не связаны с ним кровными узами.

— Я понял, Наставник.

— Так, что ты там говорил про одиночество, Или́я?

— Я, недавно, размышлял...

— Или сомневался?

Он стал медленно ходить вокруг столика и меня, заложив руки за спину и склонив голову вниз.

— Ты... научил меня не сомневаться.

— Та женщина, что рядом с тобой сейчас. Думаешь, она — та самая?

— Я...

— Нет, конечно. Будь она той самой, ты бы уже в первый день, после того, как вы разделили ложе, открылся ей. Ты рассказал бы ей всё и она приняла бы тебя таким, какой ты есть. И любила бы тебя ничуть не меньше, чем до этого. Она — хорошая, умная, добрая, красивая... Просто, не твоя.

— А... если я сейчас откроюсь ей?

— Ты ведь уже знаешь ответ.

Я опустил голову, признавая его правоту. Он остановился за моей спиной и вновь заговорил. Внезапно, тон его начал становиться суровым:

— Всё таки, сомнения, ученик. Ты понял, что нужно всегда оставаться человеком. Ты почти научился обходиться без лжи. Но сомнения, когда-нибудь, погубят тебя.

Он быстро обошёл вокруг, встал на одно колено и схватил руками мою голову. Заставил смотреть ему в глаза и резкими рубленными фразами продолжил:

— Ведь ты знаешь к чему приводят искусника сомнения?

— Да, ты рассказывал мне.

— Не о том речь. Ты видел — к чему они приводят.

— Ты... о моих видениях на Обряде?

— И снова не то. Ты почти на своей шкуре испытал это.

Я смотрел на него и не мог понять. Как рассвет, догадка медленно озарила мой разум.

— Второй сон..., — пробормотал я, поражённый этим открытием.

— Да!!! — голос Наставника гремел. — Ты давно мог догадаться.