Удельный князь - Яр Серебров

— Тьфу, — сплюнул князь кровью. — Пшёл вон, пес смердящий. Прав был князь, ой прав. Не по обычаю вы себя ставите. Не по обычаю. Рюриковичей, родичей своих по крови, уделов лишаете, выкупая долги, в кои сами их и вгоняете. Делаете князей родовитых, служилыми, а земли нам по праву от отцов и дедов доставшиеся лжой забираете.

— Поговори мне ешо тута! — Боярин с размаха ударил князя под дых. — Ишь ты! Лжой забираем. Меньше пировать надо было, да варежку разевать.

Князь говоришь…

Ну-ну. Выходить он тебе письмецо через боярина своего передал? Азм тебя как облупленного знаю. Ты в жизнь с малохольными боярскими сынами не ручкался, а этого за стол посадил. Пошто зыркаешь то, аки волк. Знай, твой сынок надолго тебя не переживёт. Казнят тебя, а после и за ним ходоков отправим. Мы твой род под самый корешок выведем, а с шельмеца, что тебе помочь захотел, спросим полной мерой!

* * *

Гудим всё лето трудился у Прохора в городке и работой сей, был весьма доволен. Не понимал отчего другие воду мутят и спорил с ними отчаянно. Разве трудно по нужде ходить в отхожее месте, а не за угол ближайший? А то, что душ ентот новомодный, да баня через день дык разве худо? Никогда он грязнулей не был. «Посуди сам, — говаривал новым, — рубах да портков стирать не треба, харчей кладут от души, а не трясутся над каждой плошкой хлебова. А еда то, какая добрая еда! Иди поищи ещё таку. Тута многие мяса первый раз попробовали. А буквицы и цифирь латинская пригодятся. Выучат, не переломятся!»

Силушкой он был не обижен и работал в древесном цехе. Ворочал хитрыми крюками брёвна всякие, да лебёдки крутил с тележками прицепными. В работе сей не только сил изрядно треба, но и сноровки немало, вот его и приметили. Предложили в десяток топорщиков записаться. А почему и нет? За сверху обычного работу платили изрядно, да и обещанный топор в хозяйстве лишним не будет. Тем более гости Прохора без платы в погосты серебро заработанное батраками возили, и посылки, а обратно весточки от родных. Ни разу не бывало, чтобы обманули кого.

Алебардой оказалась рогатина, а к ней топор навыворот приделан, в дырках. Прохор глаголит сие потребно для снижения веса. Топор Гудиму понравился, а когда п он понял зачем инструмент сей нужен, с куда с большой охоткой взялся за учёбу. Увидев его в деле воеводы пригласили десятником и он без раздумий согласился. Разве худо, к своим восьми резанам ещё столько же прибавить?

Когда же в ночь тревогу объявили, думали сызнова Прохор блажит, а оно вона как. Бояре да тати задумали на копьё острожек взять.

Что бы случилось с батраками, напади дружина внезапно, Гудим старался не думать, за счастье ежели бы в холопы продали.

По первой, когда гридни боярские попёрли, страшно было. Ажно сердце в пятки ушло. Однако Гудим в молодые годы бывал в походе и кровушки попробовал, потому и десяток свой подбадривал. Говорил дурням: «Чего боитесь то? Доспех на вас крепкий, рогатина в косую сажень. Прежде чем вороги доберутся, всех за реку Смородину спровадим!» Тако и вышло, его десяток оказался на самом острие удара. Прохор здорово помог, да чего ужо говорить то. Смяли бы нас без помощи, вои попёрли резко а мы перестроиться не успевали. Мои мужики с понятиями. Прорубились, понимали, что выручить благодетеля надобно. А после и конники наши подоспели, аки серпом колосья ворогов смяли. Подчистую.

После, ешо с порубами плнников возились. Бинтами кровушку останавливали, прижигали, полоски особливые, тянущие сверху ран стягивали крепко. Зачем сие непонятно. Но ежели Прохор сказал, надо делать. Он богато резан за выживших обещался отсыпать, потому до самой ночи беглецов ловили. Были у нас кандалы с ключом хитрым на ноги да на руки, ими и стреноживали, а после в острожек отправляли. Такие дела братцы.

Прохор

С подошедшим городовым полком вопрос разрешил дядька. Отношения к нападавшим они не имели, но и спустить на тормозах битву, разгоревшуюся у самого города, не могли. Новосильский тысяцкий Василий Градиславович дядьку с детства знавал. Поручкались словно добрые соседи, пошептались и разошлись миром. Князь Рогволд показал полон, бумаги с показаниями и вопрос был снят.

От души отлегло. Сотня кованной рати, последнее с чем бы мне хотел столкнуться. Н-да… Вопрос с порохом надо бы ускорить.

К вечеру картина нападения прояснилась. Пожаловало в гости аж-но сто двенадцать гридней бояр Олега и Берислава, а с ними и три десятка татей. У ворога погибло сорок два человека, ещё десяток не сегодня-завтра на небеса отправится. У меня из дружины никого. Батраков и охранников семь человек и три нукера Берди. Не самых худых воев нашёл Берислав, многие оказались крепкими орешками. Размен не самый лучший, но, учитывая качества подготовки контингента, приемлемый. Ладьи уже оприходовали и отбуксировали на пристань, а острожек возвращался к привычному ритму.

Ночью провел множество операций, шил и резал, резал и шил. И своих, и чужих, последних с переменным успехом, но на ком прикажите медиков ещё натаскивать? Спасли многих. Первое, у нас имелся наркоз и морфин. Во-вторых, перевязочные средства спирт, фурфурол, серебряный карандаш и куча всяких разных мазей. Плюс новинки, трубки дренажные для ран, скобы позолоченные, кетгут. Опробуем на тяжелораненых — физраствор и глюкозу. Если бы ещё сумел сделать плазму крови, было бы совсем хорошо, но чего нет, того нет. И так выживаемость на порядок выше, в сравнении с местными эскулапами. Рецепты просты — правило золотого часа, санитария и обезболивающие. Но все когда-то заканчивается, а сутки без сна здоровья не прибавляют. Перед сном решил кое с кем из полона по душам побеседовать. Интересовал меня прежде всего боярин Олег и некий ватаман Фрол, и я догадываюсь, кто это может быть.

* * *

Тучный мужчина с перебинтованной головой и мясистым носом дышал тяжело. Повязка кровила. Золоченая доска, под ним кольчуга из колец двойного плетения, шлем немецкий. Это давало преимущество, вот и выжил, хотя и не без потерь. Вона, правая рука перебинтована и плетнем висит на перевязи, а левой же он был прикован к крюку.

— Ты?! — вызверился на меня боярин.

— А ты кого ожидался узреть, чёрта рогатого?

— Празднуешь поди? Погоди. Княжеские вои явятся и тебя за татьбу на лобно место определят. По правде,