Липовый барон - Илья Николаевич Романов

Конфисковывать не буду, выкуплю по-честному… — обещал я, боясь, что он под прилавком что-нибудь забудет.

Выбор не поражал. Ботинок с шипами больше не было. Верёвок тоже стало меньше. Большей части всяких альпинистских хреновин тоже не было.

— Это всё?! Больше ничего нет? — сказал я, показав патрон.

— Эти штуки все забрали. Забрали и артефакт, что ими плевался… — начал мне плакаться старьёвщик.

— Ты мне по ушам не езди! Ч-жур, иди сюда! Скажи мне, он врёт?

Вот это был конкретный наезд. Брал на слабо. Я не знаю, что там эти жрецы могут и что не могут, но ведь я не один такой незнающий.

Паренёк замешкался, перестал натирать бляху и испуганно посмотрел на меня. Блин! Не мог, что ли, подыграть?!

— Мне что, нэхт Халмора напрягать по такой ерунде?! Как вернёмся, всё выскажу твоему наставнику! — продолжал я играть при засвеченных картах.

— Не надо лишних действий… Это не всё… — сломался старьёвщик, поведясь на мою игру. Его так-то тоже можно понять.

Как часто в вашей жизни подзаборная рвань, что пыжится связями, приводит кого-то в подтверждение своих слов и, брызгая слюнями, что-то из себя строит?! Один раз не соврал, может, и второй раз не врёт!

— Сейчас принесу всё оставшееся… — продолжал торговец.

Принесённое особо не впечатляло. Были консервы, тряпки, синий рюкзак, зажигалка, пара телефонов, жидкость для розжига костра, туалетная бумага. Ещё неплохой котелок на три литра, плохо свёрнутая палатка без трубок, пара пенок, фляга (судя по запаху, со спиртом), насос для накачки матраса, ледоруб, несколько пар колготок, ну и остальное по мелочи.

— И это всё! — расстроился я, разворачивая палатку.

Кто ночевал в лесу под дождём, тот поймёт. Палатка без дужек почти бесполезна, установить можно, но геморроя много. Я, признаться, уже подумал, что ружье уплыло к магам, но не всё упирается в мои думки.

Старьёвщик помялся и вытащил из-под прилавка разобранное ружьё, патроны к нему, несколько алюминиевых дужек для палатки, разорванный лифчик, несколько крюков, ещё один ледоруб и ракетницу. Это, к сожалению, не пистолет, а просто палка — армейская хрень, из которой не выстрелишь в упор.

— Рассказывай! — воспользовался я моментом смятения старьёвщика. — Когда тебе принесли?! Кто?! Где их можно найти?!

* * *

Выяснилось, что всё это добро попало к скупщику более двух месяцев назад, точнее он не мог сказать. Попало от двух человек: Лейта и Жамута. Вот и подтверждение, что мои галлюцинации оказались чистой правдой. Жамут, по слухам, мёртв, а вот где искать Лейта, старьёвщик не знал…

Судя по всему, когда я бегал по инстанциям и устраивался в армию, мои земляки получили по полной. Сбежавшая девчонка из моего сна, скорее всего, уже мертва. Я не верю в доброту людей в этом городе. Живыми могли остаться только те, кого продали в бордели. Держитесь, девочки, я вас вытащу, чего бы мне этого ни стоило!

Семнадцать патронов и ружье — это, конечно, круто и здорово, но так хотелось хотя бы поговорить с земляками. Я буду не я, если не найду выживших. Я не я, если не сделаю всё, что в моих силах. Я вытащу вас из беды, в которую вы попали.

Чувствую, предстоят большие траты на поиски девушек: никто за бесплатно ничего разнюхивать не будет, а мне со службы не так легко отлучиться. Я, конечно, со временем и сам вас найду, но когда мне вас искать по всем борделям столицы? Тем более что если я буду искать вас самостоятельно, не факт, что вы доживёте. Отношение к женщинам в этом мире для меня не секрет…

«Девчонки, только доживите, я вас вытащу. Мне бы только найти вас, а там я что-нибудь придумаю. Выкраду, выкуплю или наеду по надуманному поводу на вашего владельца. В общем, что-нибудь вытворю. Доживите, прошу вас!» — думал тогда я, сжимая кулаки. Я и сам не мог предположить, что меня так зацепит возможность найти в этом мире своих земляков.

* * *

Я выкупил всё, что могло пригодиться. Само собой, ружьё и семнадцать патронов. Патронташа под них не было, но и так сойдёт. Взял палатку и то, что оставалось от дужек для неё. Ракетницу. Зажигалку. Две пенки. Пару верёвок и остатки от альпинистского снаряжения. Котелок. Один ледоруб. Флягу со спиртом. Часть женских и мужских тряпок. Рюкзак и консервы. И самое главное после ружья… туалетную бумагу!

Туалетка в походе — это не только предмет, использующийся по назначению, но и бинт, и розжиг для костра, и салфетка, и бумага для письма. В последнем качестве она мне и нужна. Достало записывать слова на бересте, а пергамент настолько дорогой, что я его никогда не покупал.

Идите в баню со своими телефонами, духами, косметикой, планшетниками, засохшими печеньками, конфетами и прочим. Хотя насчёт духов я соврал. Была мысль духи приобрести, но они стоят больше, чем всё остальное вместе взятое. Парфюм для местных — это не экзотика, но редкость и большая ценность. Меня жаба задушила. Обойдутся бабы и без ароматов. Единственное, что я купил из малополезного, это косметику, да и то ради карандаша для бровей. Мне же надо чем-то писать на бумаге?!

Всё обошлось мне чуть больше шести золотых, да и то с большой скидкой. Я по памяти Лейта помню, что все свои трофеи он сбывал гораздо дешевле, но что уж тут мелочиться. Я ведь и старьёвщику что-то должен за честные ответы на вопросы. Что, впрочем, не помешало мне торговаться до последнего.

Кто-то может подумать, что слить зарплату за четыре местных месяца — это слишком. Но сами подумайте! Одно разобранное ружье с семнадцатью патронами с дробью уже стоят этих денег, остальное в довесок пошло.

Кстати об оружии. Его, оказывается, маги тоже осмотрели, но не учуяли магии и не соотнесли ружьё с пистолетом, а вот старьёвщик что-то подозревал насчёт первого. Побольше бы таких идиотов среди магов. Хотя какие они мудрецы-волшебники? По рассказам торговца, малолетки какие-то припёрлись в лавку. Старшим магам, как и Халмору, было лень куда-то ехать.

* * *

Сдавать Ч-жура Халмору пришлось чуть ли не с рук на руки. Это естественно. Я его в свои дела напряг, мне за него и отвечать.

Жрец коротко расспросил об успехах поездки, и я ему поведал. Помочь в поисках девиц жрец отказался, сказал, что это моё дело, и если богу будет угодно, то всё сложится, а нет — то и не хрен. Слова жреца прозвучали жёстко и жестоко, учитывая, что, по факту,