Пчелиный пастырь - Арман Лану

Деода де Северак говорит, что стук насекомых, ударяющихся о дорожную флягу пилигрима, пробудит мертвых в день Страшного суда. Сардана тоже самый настоящий суд. Одни раньше, другие позже, но всех нас призовут туда!

Сагольс много выпил. Этот новобрачный растроганно заговорил об Анжелите, которая осталась такой красивой, несмотря на седые волосы.

— А? — спросил Горилла; видимо, он был удивлен звуком собственного голоса.

— Я ничего не сказал. Или нет, вот что. Однажды Пюиг был один в Батерском руднике. Он читал. Когда я вошел, он спрятал книгу. Учителя не прячут книги друг от друга — это не полагается. Он протянул ее мне. Я был поражен. Я выписал оттуда кое-что.

Эме Лонги вытаскивает из кармана куртки бумажник. В военное удостоверение засунута пожелтевшая визитная карточка.

— «Группы молодых людей образуют грациозный хоровод. Юноши и прекрасные девушки берутся за руки…» Тут надо обращать внимание на каждое слово… «И предаются веселью танца». Группы, хоровод, сплетенные руки — забавно, не так ли? Особенно сегодня вечером…

Он продолжает читать Горилле, тот даже сморщился — до того внимательно слушал.

— «Иногда, проворно двигая ногами, они заставляют хоровод кружиться с такой скоростью, с которой гончар вращает свой круг».

— Я хочу списать это! Я вставлю эти слова в рамку и повешу на стене «Первых тактов».

Неутомимая сардана все кружится.

Баньюльс — это большой глиняный кувшин черного цвета, на котором вырисовываются красные фигуры танцующих.

Эме Лонги с любовью смотрит на Гориллу.

— Да Я спишу тебе этот текст. И поставлю под ним имя автора. Этим словам три тысячи лет. Человека, который написал их, звали Гомер.

Тридцать лет спустя

В этом романе история и вымысел переплелись в конце концов столь тесно, что теперь я и сам уже не отличу одно от другого.

Но зачем же было идти таким путем, почему было не рассказать подлинную историю партизанского отряда С Канигу?

В пользу такого пути есть несколько доводов. Я уверен, что для изложения подлинной его истории еще не настала пора. Нужно, чтобы прошло еще какое-то время, нужно, чтобы страсти и страхи улеглись.

Еще существеннее представляется мне мысль о том, что подлинная история не смогла бы передать мифологию гор и мифологию Сопротивления. Не знаю, достигли я своей цели, но подсчитывал я свои шаги, как танцор Santa Espina. Очевидно, что Сопротивление, не выходя из своего русла, было рассмотрено здесь скорее как трагический, постоянно действующий фактор в жизни человека, нежели как исторический эпизод, тесно связанный со временем и с пространством. Здесь было многой другого — почвенничества. Научная история в той степени, в какой она существует, не приемлет мифов. Это не ее область. Романист всегда надеется пойти дальше.

Сделав эти признания, я скажу еще кое о чем, более личном и, в сущности, довольно странном. Это может заинтересовать тех, кому небезразлична связь реального с воображаемым. Перед тем как стать романом, «Пчелиный пастырь» был радиопередачей, то есть жанром в основном ирреальным. Первый набросок был сделан в июле 1961 года и передан в эфир «Пари Энтер» под названием «Человек, который шел за весной». Толчком для написания этого эскиза послужило Сообщение о пчеловодстве по методу перегона с места на место, возникшем в южной зоне в 1943 году. Мне казалось, что писатель имеет такое же точно право на парафразу, как и композитор, и я сделал вторую редакцию; вещь стала более насыщенной, более драматичной; в 1967 году Французское радио выдвинуло его на «При Италия».

Эти объяснения интересны лишь из-за целого ряда фактов. Для этой второй редакции я выдумал, не располагая никакими историческими данными, партизанский отряд с Канигу и учителя Пюига.

В 1972 году я начал писать роман. Для романа, особенно если действие его развивается в определенное время и в определенном месте, нужно собрать гораздо больше материалов, чем для компактной пьесы. Я отправился на место действия романа.

Я узнал, что партизанский отряд с Канигу, который я считал вымышленным, существовал на самом деле и что здесь был самый сильный боевой отряд ФТП Восточных Пиренеев. (Тайная Армия была сама по себе, те, кто переводил беженцев через границу, — сами по себе.) Прекрасно. Все хроники, опубликованные или неопубликованные, все свидетели особое внимание уделяли учителю из Вельмании, командиру отряда Анри Барбюса, иначе говоря, отряда с Канигу. Вымышленный персонаж существовал, даже и в профессии его я не ошибся!

Конструкция романа отвечает этому довольно редкому эксперименту. Так, например, Майоль — это Майоль, настолько похожий на скульптора Майоля, насколько мне это удалось. Но он существует как персонаж. Образ скульптора потускнел бы, назови я его Пайоль или Райоль. Так же нелепо было бы изменение фамилии фон Фриша, учителя гауптмана Линдауэра; фон Фриш получил Нобелевскую премию в 1973 году — как раз тогда, когда я заканчивал этот роман. Изменять названия местностей тоже не имело смысла. Баньюльс, Манте, Палальда, Каранса существуют на самом деле. Вот Заброшенная Мельница — это выдумка.

Что же касается пчел, то Монтень сказал о них: «Они обворовывают цветы тут и там, но из нектара они потом делают мед, который принадлежит только им: это уже не тмин и не майоран». Я был бы рад, если бы эти слова можно было сказать про мою книгу.

Итак, этот роман многим обязан двум пчеловодам — братьям Жоржу и Раулю Альфандери, Жаку Арнольду, Жан-Клоду Бажару, Пьеру Блоку, Андре Блюмелю, Жоржу Бруссу, Жану Казальбу, Морису Дрюону, доктору Анри Дюррье де Мадрону, Женевьеве и Дидье Фернан-Грегам, Жану-Габриелю Жиго, Аристиду Майолю, который ничего не знал об этом, работам г-жи А. Ф. Мар, поднявшей архивы процесса трабукайров, Людовику Массе — вдохновенному автору романа о трабукайрах, Анри Ногеру, Жану Олибо, Андре Пьеррару, Анри Пепрату — историографу живой сарданы, поэту Полю Пюньо, Гектору Рамонатсо, полковнику Реми, Шарлю-Анри Реймону, Эммануэлю Роблесу, Андре Стилю, художнику и скульптору Вальенте, изысканиям Карла фон Фриша, профессору Андре Винасу… и тому, кто был подлинным учителем из Вельмании.

Товарищ военного министра Макс Лежен приводит выдержку из приказа по Армии:

ВЕЛЬМАНИЯ (Восточные Пиренеи).

Начиная с 1941 года Вельмания становится центром организованного Сопротивления и играет важную роль во франко-бельгийских действиях. Под влиянием истинных патриотов деревня быстро проникается духом борьбы и оказывает неограниченную помощь священному делу освобождения. Восемь арестов в начале сентября парализуют организацию, лишив ее руководства. Деревня ищет новых связей и в июне 1944 года оказывает гостеприимство партизанскому отряду имени Анри Барбюса. Второго августа немцы решительно атакуют Вельманию. Все здоровые мужчины присоединяются к партизанам и в течение почти двух дней выдерживают неравный бой. Это героическое, отчаянное сопротивление позволяет населению эвакуироваться. К моменту отступления враг уже насчитывает тридцать убитых и около восьмидесяти раненых. Ярость врага обрушивается на покинутую деревню. Два старика и два испанца, отказавшиеся эвакуироваться, подвергнуты зверским пыткам и расстреляны. Вся деревня разорена. Из пятидесяти пяти домов сожжено пятьдесят. Жестоко истерзанная деревня Вельмания останется вызывающим восхищение и боль примером неколебимой верности своей отчизне, которую она не посрамила.

Далее приводится список награжденных военным крестом с красной звездой.

Примечания

1

Цит. по сб.: «Литература великого подвига. Великая Отечественная война в советской литературе». М., 1970, с. 60.

2

«Литературная газета» от 1 января 1982 г.

3

А. Лану. Когда море отступает. М., «Прогресс», 1965.

4

Звезды и полосы (англ.). Имеется в виду звездно-полосатый американский флаг.

5

Перевод М. Кудинова.

6

«Седьмой съезд писателей СССР». Стенографический отчет. М., «Советский писатель», 1983, с. 184.

7

«Советская культура» от 29 марта 1983 г.

8

Здесь: по бараку (нем.). — Подстрочные примечания, кроме оговоренных особо, принадлежат переводчикам.