Горький вкус Солнца - Галина Мишарина

тихонько вылезла, предварительно хорошенько укутав Марка и ласково поцеловав супруга в лоб.

Я осторожно приблизилась к Лео. Вряд ли человеку, десяток лет жившему одному, захочется одиночества в родном доме.

Парень стремительно обернулся, утерся и смущенно хмыкнул.

— Прости. Раскис. Как-то не верится, что стою на красной земле. Прежде мне часто снились сны о родине, потом я потерял всякую связь с Атрой. И вдруг — дом…

Я подошла ближе и обняла его как брата. И точно также ощутила себя самой маленькой и беззащитной — Лео был под стать Марку, высокий и широкоплечий, разве что худой. Он осторожно обхватил меня в ответ и тотчас отстранился.

— Знаешь, ты не похожа на Агну. Я думал, он больше никого не полюбит, так и останется жить вполовину души. Но нет, судьбы сплелись, и это счастье.

— Приятно это слышать, — прошептала я. — Значит, Марк выбрал меня сердцем, а не прежними мечтами. И я бесконечно рада, что он обрел тебя, Лео. Ему нужен кто-то помимо Дэра. Близкий, родной.

— По-моему, сейчас ему достаточно тебя, — лукаво улыбнулся парень. — Но я не стану вам мешать.

— О чем ты? — удивилась я.

— Ну, дома… Вы, наверное, привыкли одни.

— Думаешь, голышом разгуливаем?

— И это тоже.

— Ты не представляешь, как здорово, что в этом огромном особняке поселится кто-то ещё! Я ведь привыкла к компании. А нам с Марком, чтобы уединиться, достаточно уйти в свою комнату.

— Правда?

— Ну конечно! Понимаю, как тебе нелегко, но поверь, я рада новому замечательному родному человеку.

— Насчет моей замечательности не делай поспешных выводов, Габи, — тепло улыбнулся он, и я тихо хмыкнула.

— Поскорее бы домой, да?

— Точно. Кажется, всё сон, и только боль доказывает обратное.

— А что случилось? Почему болит и где? — насторожилась я.

— Хм… Да это я так… Всякое бывает, — смутился парень. Выдумывать и прикрываться за множеством бесполезных фраз он не умел.

— Расскажи. Пожалуйста. Я помогу.

— Давай сначала с Марком уладим. У меня всего лишь старые раны, которые порой беспокоят.

— Ладно. Но после ты дашь помочь себе. Хорошо?

Я старалась не давить на него, но Лео явно был рад любой заботе. Он сжал мою руку, что-то пробормотал. Кажется, на аратском. А потом мы одновременно вздрогнули: послышался топот десятков копыт. Я накинула шубу, Лео вышел в чем был — рубашке и тонких штанах. Не очень-то он и мерз.

Это были Грозовые и Солнечные вперемешку, только по цвету волос и отличишь, кто где. Конечно, я сразу узнала маму, и бросилась к ней, чтобы через пару минут крепко обнять. Родное тепло, необходимое, но странно, что оно сильно изменилось. Прежде я думала, что не смогу пережить столь долгую разлуку с ней, домом, братьями. Но, получив Марка и его чувства, испытав радость любви, осознала, что любимый мужчина способен помочь забыть о тоске по близким и стать твоим всем.

Конечно, мы обе не сдержались, и, заплаканная, я обняла Бэйта. Потом побывала в руках Ласса — сильных и бережных, а после переобнимала остальных ребят, и Солнечных, и Грозовых. Конечно, спящие быстро услышали шум снаружи, и началось столпотворение. Я с улыбкой смотрела, как затащили в общий круг Лео, и он, смущенный, радовался с остальными. Никого не знал, это было заметно по лицу, но искреннее тепло заменяло родственные связи. А уж когда я сказала Солнечным воинам, что это ещё один Сварт, они подняли такой восторженный вопль, что даже Ласс спросил, в чем дело.

— Мам, нужны сани или что-то вроде того. Верхом он ехать не сможет.

И снова рассказала, что случилось с Марком.

— А если на носилках, только укутать потеплее? — предложил Солнечный по имени Римьен. — Мы осторожно, Габриэль, трясти совсем-совсем не будем.

— До Грозового поместья, — твердо сказала я. — Он должен отлежаться. Когда придет в себя, поедем домой.

На том и остановились, но я волновалась, как ребята пойдут по сугробам с подобной трудной ношей. С другой стороны, у нас в поместье был Дэр с целительными молниями, зелья Бэйта и общая дружеская атмосфера. Марк очнется, я была в этом уверена! А когда он придет в себя, и мне станет лучше, сердце перестанет ухать, словно встревоженный филин, тогда уже обсудим случившееся и решим, был ли толк в подобном рисковом путешествии…

Лео позвали вниз — разговаривать. Любопытные Магици обожали слушать, а парень был рад выговориться. Он отнесся к объединению с радостным пониманием, и не был напряжен или напуган. Я, конечно, осталась с супругом.

Марк не ел, но понемногу пил и порой хмурился или посапывал. Я не раз ухаживала за больными и удивилась, что любимый не нуждается в обычных ежедневных процедурах, необходимых больному человеку. Он словно замедлял все силы своего организма, и спал, спал, спал. Словно медведь в берлоге — теплый, удобно устроившийся, ждущий весну. Сердце его билось ровно, дыхание было глубоким, а рана зажила. На её месте остался небольшой след, и мне каждый раз было больно на него смотреть. Так прошло две недели, и морозы усилились. Обычно, когда ледяной воздух съедал горло, светило солнце, но все эти дни небо оставалось серым.

У Мэй вырос огромный живот, она поправилась, однако полнота была естественной и не чрезмерной. Девушка передвигалась с трудом, но не жаловалась. Большую часть времени она отдыхала, ела или медленно прохаживалась по балкону. Её снова начало подташнивать, и девушка плохо спала. Помогали только молнии Дэра и его умелый нежный массаж. Любимый, что тут скажешь? Он был готов расшибиться, но сделать все, о чем супруга просит, однако Мэй оставалась неприхотливой. Она не требовала изысканных блюд и редко когда говорила о боли, хотя было видно — иногда прихватывает весьма чувствительно.

Порой её чувства давали сбой. Например, однажды утром она заявила, что у ребенка четыре руки и по меньшей мере четыре ноги.

— Он пинается и хватается в нескольких местах одновременно! Тот тут пятка, то там, а потом третья!.. у младенцев разве бывает три пятки одновременно?!

Как ни хотели мама и Дэр удержать это в тайне, а пришлось сказать,