Ядовитая кровь - Тимур Туров

Влад с силой потер лицо, подумал, что можно включить свет, но решил этого не делать.

За окном что-то полыхнуло, словно ярко-красная молния. Что-то на заводе, кто именно этим занимается – непонятно. На «Хартроне» куча всяких нелюдей. Что-то там у них общее, интернациональное. Уроды всех видов – соединяйтесь!

Жители соседних домов даже в мэрию писали о том, что какие-то жуткие химические запахи вырываются на улицу и проникают в квартиры. Им ответили, что тут работает цех разлива красок.

Самое смешное, что, может быть, не соврали, люди там тоже есть. И вполне могут загадить все вокруг.

Прошло тридцать минут, но художник не звонил. Влад называл про себя Каменецкого именно художником, не убийцей, не по имени-фамилии. Нейтрально – художником.

Еще через пятнадцать минут, когда Влад уже почти перестал ждать, телефон зазвонил снова.

– Это я, – сказал художник. – Извините, у меня тут было дело...

Судя по прерывистому голосу и частому дыханию, он только что либо бежал, либо перетаскивал тяжести.

– Какое дело? – спросил Влад, уже догадываясь.

– Вам нет дела до моего дела, – сварливым тоном ответил Каменецкий. – Потом, все в свое время. На чем мы остановились?

– На вашей теще и клоповнике на Ярославской.

– Да? Да... А, вспомнил. Вспомнил. Я просмотрел свое прошлое, и мне многое стало понятно. Я дважды проваливался в институт. Дважды. И не потому, что был дураком или бездарью. Приемная комиссия большей частью состояла не из людей.

Угадайте, кого они скорее бы приняли, человека или кого-то из своих? А взятку, как оказалось, я носил оборотню. А судя по фотографии моей группы – в тот год у зверья был неурожай, только пятеро были уродами. Подружкой моей тогдашней девушки была сатра. А я тогда еще сомневался, которую приглашать на свидание. Монетку бросал, выпал «орел». Если бы «решка», меня бы еще неделю выташнивало. Лучшие квартиры – у них. Лучшие места под солнцем – у них. Вы же сами наверняка заметили, что среди оперов их совсем немного, а вот среди судейских и адвокатов – большинство. Им нужно защищаться от нас, людей. Телевизор, политиков и прочих депутатов я смотрел как бестиарий. Вы тоже, я полагаю?

– Да, – честно ответил Влад.

– Я не проверял, но что-то мне подсказывает, что и среди ментов чужих тем больше, чем выше должность. Ведь так?

– Так, – снова подтвердил Влад.

– Страх у меня прошел, я стал смеяться. Хохотать! Кино – это что-то особенное. Модели... Половина самых шикарных моделей мира – не люди. Кривоногие, неуклюжие – вышагивают по подиумам. Особенно смешно видеть дефилирующих дейвона в микротрусиках с хвостиками наружу... Вы наверняка тоже это заметили. Ведь заметили?

– Да. И что?

– Ничего. Смех перешел в брезгливость, а потом пришла в голову мысль – может, если все объяснить, нарисовать все, как есть, остальные тоже прозреют? Я, наверное, действительно крепко получил по голове, раз не только придумал такое, но и начал эту идею претворять в жизнь. – Художник помолчал. – Как ни странно, меня никто не остановил. Более того, наши богемные идиоты вообразили, что я отдаю дань сюрреализму... Вот уж, прав был тот, кто придумал этот краткий словарь арт-критика из трех слов...

– Суицид, инцест и концептуально, – сказал Влад.

– Вы это знаете? – удивился Каменецкий.

– Я даже знаю... знал того, кто это придумал. Опер, тогда еще капитан Юра Гринчук. На спор принимал участие в сборищах богемы, строя фразы из трех этих слов. «В этой картине суицид сливается с инцестом настолько концептуально, что просто нет слов», – процитировал Влад.

– Милиционер? Не ожидал. Он еще в Харькове?

– Он в некотором роде пропал без вести. Но мы не об этом.

– Не об этом, – согласился Каменецкий. – Мы о том, как я, последний идиот, выставил свои картины и рисунки в «Заднице», наслаждался комплиментами и даже серьезно обдумывал финансовые предложения Венечки Феофилактова, придурок.

– Феофилактов, кстати, продал несколько ваших картин. Мы его припугнули, чтобы он притих и не дергался, распродавая чужое.

– Зачем? – спросил Каменецкий. – Совершенно незачем, хотя, конечно, спасибо. Но родственников у меня нет, а в деньгах я не нуждаюсь. Боюсь, даже того, что сейчас имею, мне не растратить до конца жизни.

– Так много денег?

– Так скоро умру. Я не питаю иллюзий. Как только Серый возьмется как следует, у меня останется максимум с неделю в самом лучшем случае. В самом лучшем... Вот только взяться за меня серьезно у Серого получится не скоро. Он очень хочет получить бумаги коллекционера и физика. А они у меня. А какие я штуки у Часовщика заполучил! Бедняга был настолько счастлив, узнав, что был в списке, но вычищен не будет, что отдал не только все, что у него заказали раньше, но и массу забавных и полезных вещиц. Уроды, оказываются, за тысячи лет много всякой всячины друг против друга приготовили, надежных и эффективных инструментов прополки... Как использовать оружие я, естественно, придумал, а бумаги... Я пока не придумал, что именно с ними делать, но на всякий случай готовлю сканы для Интернета. Уже практически закончил. Сегодня-завтра могу выложить в Сеть. Там есть много разного. Люди – не поверят, но ведь заказчик и не от них все это собирается прятать.

– Серый? – на всякий случай уточнил Влад и не удивился ответу.

– Нет, – сказал Каменецкий. – Что вы! Серый – только ширма. Исполнитель, – он засмеялся. – Исполнитель. Я не знаю точно, кто стоит за ним. Есть догадки, но они ничем не подтверждены. Абсолютно ничем. Вот тут вы мне можете помочь... Я, так сказать, вам, вы мне...

– Помочь?

– Да. Я хочу вас нанять, фигурально выражаясь. Я передам вам все – материалы, сведения, даже оригиналы. А вы поможете мне выйти на того, кто все это заварил. И я...

– Вы его убьете? – даже не пытаясь скрыть сарказм, спросил Влад.

– Я не настолько безумен, – ответил художник. – Безумен, конечно, но не настолько. Я хочу поторговаться. Мне нравится то, что я сейчас делаю. И хотел бы получить лицензию на отстрел тварей.

– Вы настолько безумны. Именно настолько. Вы чокнутый!

– Это – ваша версия. У меня может быть своя. Ладно, – поцокав языком, сказал художник. – Очень интересная беседа, но нужно заканчивать. Дела, знаете ли. Я вам потом перезвоню. Очень скоро. И не трудитесь фиксировать телефон, с которого я вам звоню. Закончим разговор, я телефон уничтожу. У меня очень много телефонов, я запасся. И карточек к ним – тоже очень много. Я стараюсь больше одного раза телефоном не пользоваться – паранойя.

– Я буду ждать звонка, – сказал Влад.

– Ждите. А почему вы не спрашиваете, в чем же заключалось мое дело? Я же обещал вам все объяснить.

– Так в чем же заключалось ваше дело? – деревянным голосом спросил Влад. – Вы же обещали мне все объяснить.