Женское лицо СМЕРШа - Анатолий Терещенко

— Непременно буду.

Утром умылась, перекусила бутербродом с чашечкой кофе, оделась, зашла в магазин, купила небольшой торт и поплелась к станции метро, чтобы попасть на Ленинградский вокзал.

По ветеранскому удостоверению получила бесплатный билет, чему была искренне рада и благодарна нынешнему руководству страны за социальную заботу о стариках.

Машинист объявил конечный пункт доставки пассажиров электрички с перечислением остановок, — Рижская, Останкино, Петровско-Разумовское, Моссельмаш, Ховрино, Левобережье, Химки, Планерная, Новоподрезково, Подрезково, Сходня, Фирсановка, Малино и, наконец, Крюково (Зеленоград). Какие знакомые и дорогие с детства места. Защемило в сердце от воспоминаний довоенных и послевоенных поездок в Москву в пору студенческой юности и после возвращения с фронта, когда она с мужем приезжали к матери и на могилу к отцу.

Сейчас в Крюково остались только родительские могилы на одном из местных кладбищ под названием «Рожки», да приблизительное место стояния отчего дома. Все застроено многоэтажными корпусами, поэтому трудно ориентироваться в каменных джунглях.

Рядом и напротив сидела щебечущая молодежь, опутанная черными и белыми проводами с наушниками в ушах. Одни что-то молча слушали, наверное, явно не новости, а музыкальные мелодии. Это она определила по чмоканьям губами и как у хасид кивками головы в такт любимых мелодий. Другие с остервенением щелкали по клавиатуре мобильников, увлеченно играя с виртуальным противником. Третьи ржали, рассказывая очевидно смешные истории.

— Чего бабка загрустила? — обратился один юнец, сидевший напротив, на уставившуюся в окно Зинаиду Сергеевну.

— А чему радоваться? Годы жмут, сгибают, выпивают жизненные соки. Печать времени — самая неизгладимая печать.

— Фу, какой пессимизм! — аппетитно жуя жвачку, заключил визави. Малость отвлекшись вопросом, он снова начал по-лошадиному кивать головой, в такт музыки, бьющей по ушам из наушников. Звук был, очевидно, приличный, потому что даже страдающая остротой слуха Зинаида Сергеевна улавливала музыкальные брызги, вылетающие из неплотно прижатых черным оголовьем огромных наушников.

Она посмотрела по сторонам — почти у каждого пассажира что-то торчало в ушах. «Это мода, — заключила она. — И ничего с ней не поделаешь. Молодежь первая улавливает ее. Конечно, удобно, мобильно, доступно включить и слушать то, что тебе нравится. Но главное, что слушать? От этого зависит развитие человека как личности. У них теперь самостоятельные ценности. Боюсь, что эти ценности нам навязываются извне, а там не все так однозначно. У многих из молодых, я замечала, морщины на сердце появляются раньше, чем на лице. Ах, время, время! Молодость — это предисловие к жизни, а старость — послесловие, поэтому наше поколение, третье уже из прошлого, не может быть похоже на современное. Старость подобна сему, что уменьшается, молодость — всему, что нарастает. Им расти и строить, но что строить?!»

Ей казалось, что пассажиры вагона, за малым исключением, живут какой-то ей неведомой жизнью, которую ей не понять ни умом, ни сердцем. И в то же время судьбы у людей иногда совершают неожиданные повороты. С годами одни молодые люди постепенно исчерпывают себя, а другие себя обретают.

По вагону прошла торговка водой и пивом. Ребята — и парни, и девчонки — с удовольствием стали сосать из горла этот хмельной напиток. Потом в Химках стайка молодежи вспорхнула и с гиком бросилась к выходу, побросав стеклянную тару под вагонные лавки.

«Вот он результат воспитания через наушники, — подумала пожилая женщина. — Хотя, чего брюзжать, и в наше время хамья было много и разного. Так уж заведено природой: дети разрушают, юность бунтует, зрелость созидает, старость хранит. Каждый из них пройдет по ступеням этой лестницы».

В раздумьях, воспоминаниях и созерцаниях людей на остановках маршрута следования электрички она не заметила, как оказалась на конечной станции.

Держа в левой руке коробку с тортом, а правой опираясь на тросточку, она медленно направилась к выходу. На перроне ее встречали Лида и Виктор. Она обрадовалась такому вниманию.

— Ой, Зиночка, доплелась?! — крикнула Лида и бросилась к гостье. Виктор элегантно взял ее под руку, а его супруга взяла сумочку с ношей.

— Зеленоград поглотил наше Крюково? — констатировала Зинаида Сергеевна.

— Ничего от детства не осталось, — вторила ей подруга.

Спустившись по ступенькам и сев в автобус, они быстро добрались до дома Малоземовых.

— Вот осколок старого Крюкова. Дом старый, довоенной постройки. Осталось печное отопление, но газ был тоже проведен, — поясняла Лида.

За калиткой залаяла собака.

— Пальма, Пальмочка, — это мы, успокойся, — нежно обратился к собаке Виктор Павлович. Она замолчала и нехотя полезла в аккуратно сделанную хозяином в виде теремка будку.

Через полчаса все трое — гостья и хозяева — сидели за круглым старомодным столом, невесть, как сохранившемся в доме. Сидели в достаточно удобных плетенных из лозы креслах. Говорили сначала о пустяках, как обычно говорят друзья после долгой разлуки. Потом разговор вошел в тематическое русло. А о чем можно было говорить в то время после кровавого шабаша в Москве — только о расстреле мирных граждан у стен парламентского Белого дома и Останкино.

— Страшно, до чего мы дожили с этим узурпатором власти и разрушителем Отчизны, — катая желваки, проговорил фронтовик. — При всем неуважении к репрессивным шагам вождя, которого называют не иначе, как тираном, он бы побоялся организовать такое побоище в столице.

— Виктор Павлович, я думаю, — это начало конца России, — заметила Зинаида Сергеевна.

— Страна залижет раны, не такое бывало, — вклинилась в диалог Лидия Федоровна. — Виновных не найдут. Ветви власти помирятся, а на жертвы им наплевать. Это и есть Россия, цена человеческой жизни — ноль.

И действительно, пройдет время, и расследование событий не будет завершено, следственная группа будет распущена после того, как в феврале 1994 года Государственная дума приняла решение об амнистии для всех лидеров противостояния.

В результате россияне до сих пор не имеют однозначных ответов на ряд ключевых вопросов о происходивших трагических событиях, в частности о роли политических лидеров, выступающих как на одной, так и на другой стороне, о принадлежности снайперов, стрелявших по мирным гражданам и сотрудникам милиции, о действиях провокаторов, о том, кто виноват в трагической развязке.

— Я думаю, причина этой бойни лежит в плоскости не столько политики, сколько денег, имущества, собственности разваленной державы, — пояснил Виктор Павлович. — Мне рассказывали люди, знающие тайны мадридского двора, что в это время начался процесс перекачки денег, полученных за продажу государственных приватизированных объектов. На пути этой перекачки встал лиги-тимный государственный орган — Праламент, установивший четкий и прозрачный порядок приватизации накопленных страной богатств. Этот порядок не удовлетворял аппетитам покушавшихся на общенародное достояние криминальных «семейств» и большой «Семьи», международных авантюристов и новоявленных «олигархов», которых «крышевало» несколько крупных силовых структур, например спецслужбы Израиля, практически открыто вербовавшие на территории России своих боевиков, вооружавшие их и использовавшие в ходе начавшегося передела собственности. Участвовали в дележе награбленного имущества СССР даже некоторые представители организованных преступных группировок из-за океана.