Пять синих слив - Наталья Николаевна Молодцева

причудливые узоры. Полюбоваться бы на всю эту красоту, да… когда?

Вот за что ему выпало такое? Другие мужики живут за женами, как у Христа за пазухой. Это они – и начищены, и наглажены. И накормлены. А тут пока сам не сделаешь… «Никто не осудит, если сдашь Мотю в дом инвалидов. Тебе самому-то сколько лет? Вот то-то и оно», – пожалела однажды его родная сестра.

Он вдруг представил себя без всех своих многочисленных забот…

И ведь ненадолго вышел, а ей уж и скучно. Избаловал ее Вася. Привыкла она, что всякую минуту он под рукой.

Они и спят, как в том далеком году, в одной комнате и друг напротив друга. Только подушечками уже не кидаются. Лежат да разговаривают. Про детей, про внуков.

Иринка своими наездами их не балует. Они и не обижаются. Тогда, после похорон, городская бабушка увезла ее к себе, чтобы внучка получила от государства полагающуюся ей квартиру. Теперь она в той квартире и живет. Окончила институт, вышла замуж… семья, работа… конечно, времени на все не хватает…

А вот Антошка…

В свое время они с Васей сильно переживали из-за того, что младший сынок, в отличие от старшего, не захотел учиться после школы. Устроился в райцентре водителем, да так и шоферит до сих пор. Зато его сын, а их с Мотей внук Антон, радует их своей настойчивостью в учебе: после второго курса института его забрали в армию, он отслужил и тут же опять восстановился в вузе. Мало того – за один год умудряется пройти сразу два учебных года. И очень им на пользу то, что Антон учится в архитектурно-строительном и постоянно теорию подкрепляет практикой: один год провел в дом бабушки и деда воду, другой год – паровое отопление, а нынешним летом грозится поставить ванну да теплый туалет. Это они уж совсем как в городе будут жить. А Васе-то – какое облегчение!

За что Господь послал ей такого мужа? Ведь ничем, ничем не заслужила! С первым браком ошиблась. От работы, конечно, не бегала, ну а кто от нее бегает в селе? Тут, как говорится, что потопаешь, то полопаешь. С фермы приходила, бралась за домашние дела, а вечером еще успевала у машинки посидеть, обшивая сельских баб и девчат. Она и платье-то в горошек сама сшила, перед тем как поехать на Васин хутор. Понимала: белого ей нельзя, а вот в горошек – в самый раз будет…

Нет, куда он все-таки ушел? Радио, что ли, пока включить…

Когда мне будет восемьдесят пять,

Когда начну я тапочки терять,

В бульоне размягчать кусочки хлеба…

Можно было бы подумать, что эти стихи про нее, да только вот тапочек она не теряет. Потому что не носит их. И не ходит, даже держась за шкафы и стены…

Когда все женское, что мне сейчас дано,

Истратится и станет все равно —

Уснуть, проснуться или не проснуться,

Из виданного на своем веку

Я бережно твой образ извлеку…

Ой, а вот это про нее! И про Васю. Надо, чтобы он это услышал…

– Вась, да куда же ты пропал?

Зовет или ему кажется? Пока шел со двора в дом, попытался представить этот дом без Моти. Но ведь без Моти… без Моти в нем будет пусто. И сиротливо. И от этого сиротства уже никуда не убежишь…

– Ну, чего зовешь?

– Стихи… Такие стихи сейчас читали! Про нас с тобой.

– Скажешь тоже. Кто там про нас с тобой знает?

– Я сама удивилась! Но точно – про нас. Вась, а… если я уйду первой, ты обрадуешься? Ведь это какое облегчение тебе будет.

«Нет уж: пусть лежит, пусть не видит, но только бы была, только бы можно было поговорить», – додумал он свою мысль. А она продолжала:

– Да, Вась, я должна уйти первой.

– Это почему еще?

– А как ты меня одну оставишь? Я без тебя и дня не проживу.

– Люба придет. Люба тебя не бросит.

– У Любы своих забот… Нет, ты обещай, что одну меня не оставишь.

– Конечно, не оставлю, Моть. Ты и сама это знаешь.

И неожиданно добавил:

– Слушай-ка, а я того… вспомнил – про платье в синий горошек. Оно и правда было. И так ты в нем была хороша!

Сказка для взрослой внучки

Ко мне едет внучка! Мы не виделись с ней давно – почти два года. Она в том возрасте (восемнадцать!), когда… когда не знаешь, что можно ей подарить. Косметику? Но что бабушка понимает в нынешней косметике, если она и в свои молодые годы не шибко в ней разбиралась? Что-нибудь из одежды? Но тут надо знать и понимать еще больше. Так что же?..

А что, если я подарю ей… сказку? Смешно? Не согласна! Дело в том, что в этой сказке не будет не только вымысла или фантазии, но даже ни одного выдуманного словечка. Все, что в повествовании будет происходить, было на самом деле. Все, что будет говориться, действительно произносилось моей маленькой внучкой. А я все это заносила в тетрадь – по своей привычке записывать все, что тронуло душу. Тогда почему же – сказка?

А вот потому как раз, что внучка выросла и, можно не сомневаться, благополучно забыла все, что было в самом раннем, розовом детстве. Я тоже многое забыла, но собственным записям не верить не могу. А вот узнает ли, поверит ли в свои слова та, которая когда-то их произносила? Ведь она стала взрослой. А взрослые – они же смотрят на мир совсем другими глазами. Говорят другие слова. У них и сердце, кажется, другое…

Ну так и пусть будет все, что мне открыла тетрадка, просто сказкой.

Итак, жила-была девочка. Звали ее Лизой. Родители Лизы уехали в большой город устраивать свою трудовую жизнь и навещали дочку не часто, в основном в новогодние каникулы или летом.

Лето проходит быстро, как сон. И вот уже опять зажелтела трава, западали с деревьев листья; мы идем с трехлетней Лизой по тропинке от Селиванихи – озера, на которое она ходила летом с мамой. Шла-шла внучка и вдруг остановилась. Постояла, подумала… И – как заревет! И сквозь рев:

– Мама с папой никогда за мной не приедут!

Что в таких случаях делают бабушки? Начинают ребенка утешать. Вот и я принимаюсь говорить: про