Доверие - Димитр Ганев

все чаще и чаще. Только наша физическая подготовка оставляла желать лучшего. Как ни старались, не могли понять, для чего нужны различные гимнастические снаряды, сооружения и полосы. И казалось, только для того, чтобы показать наше бессилие, взводный шутя перелетал через забор, при этом улыбка не сходила с его лица. Ох эта улыбка, она бесила нас больше всего, заставляла стыдиться слабости своих мускулов.

Так день за днем шли недели. Мы проигрывали одно за другим бескровные сражения и ничем не могли удивить или заинтересовать лейтенанта. И сами не заметили, как из «гордых интеллектуалов» стали обыкновенными старательными бойцами. Именно с таким развитием событий мы никак не хотели мириться. Опять стремимся перехитрить его, изо всех сил стараемся блеснуть своими знаниями, а он как будто не замечает нашего усердия. Как всегда, внимателен к нам и доступен.

Приближалось большое тактическое учение батальона. Казалось, командование было хорошо осведомлено о том, что «наш брат интеллектуал» не любит копать сухую, твердую землю, строить оборонительные сооружения. И чтобы поднять наше настроение, постаралось организовать собрания, совещания, индивидуальные беседы о каждым отдельно. Но мы отлично усвоили: копай как можно меньше, потому что потом все окопы придется снова засыпать. И опять сердились на взводного, который взял и сказал на общем собрании, что наш взвод решил лучше всех строить окопы. Чистейшая провокация!

Подъем по тревоге, марш, первая атака «противника» — все прошло как по нотам. Остановились в поле среди холмов, поросших кое-где колючим кустарником. Часть взвода залегла на большом кладбище. С наслаждением располагаемся на теплой земле, но тут по цепи доносится команда: «Окопаться!»

К вечеру прибыли офицеры из штаба и, увидев, что мы вырыли, как куры, небольшие ямки, вызвали лейтенанта. Что они ему говорили, мы не слышали, но втайне злорадствовали. Проверяющие удалились; старшина доставил связку лопат и кирок.

— К утру траншея для взвода должна быть готова, — приказал лейтенант.

Мы падали от усталости, но взялись за кирки и лопаты, начали рыть сухую землю, чтобы создать видимость выполнения приказа. Когда через час лейтенант Тотомиров возвратился, мы уже блаженствовали: расстегнули куртки, сняли ремни, а некоторые спокойно похрапывали. Его сердитый голос в мгновение поднял нас на ноги, а через минуту, сонные и недовольные, мы стояли в строю.

— Траншея трассирована хорошо, но выкопана очень мелко. Будем работать всю ночь. Часть взвода будет отдыхать, другая копать! Комиссия из штаба прибудет на рассвете. — Его резкий голос не предвещал ничего хорошего.

— Очень сухая земли, товарищ лейтенант. Невозможно даже киркой копать, — попытался возразить кто-то из второй шеренги.

— И все-таки придется копать. Мне кажется, здесь было фракийское кладбище, — четко проговорил Тотомиров.

Потом посмотрел на нас, взял кирку, расставил поудобнее ноги и замахнулся — железное острие с тупым звоном глубоко врезалось в плотную землю и вывернуло большой комок.

— Ага, показательное рытье… — посмеиваемся мы потихоньку. — Поработай так полчасика — и свалишься…

Неожиданно лейтенант наклонился и начал что-то искать в земле. Положил кирку и, выпрямившись, сказал:

— Монета… И чего только нет в нашей древней земле…

Вмиг собрались около него. Взяли монету, плевали на нее, терли до тех пор, пока не показалось на монете лицо, но в сумерках было трудно разобрать, что изображено. Один сказал, что это фракийская, другой — византийская, третий — арабская. Начался спор, но Тотомиров взял монету и приказал:

— Приступайте к работе! Может, еще найдем. Завтра утром все выясним! — И направился в штаб батальона.

Верите, никто из нас не спал всю ночь. Такие адские раскопки устроили, аж в глазах потемнело: все ждали, что вот-вот появится в глинистой земле крышка какого-нибудь сосуда. Нашей фантазии не было предела. Говорили о фракийском кладбище в этой красной земле. Траншеи выкопали в полный профиль, глубиной в полтора метра. По собственной инициативе прокопали ходы сообщения к вершине холма. Услышишь стук кирки о камешек, начинаешь искать. Но, как мы ни старались, до утра ничего не нашли. И сообразили только тогда, когда увидели ухмыляющуюся физиономию взводного — он прибыл вместе с проверяющей комиссией. Мы поняли, что фокус с монетой — это его наживка. А мы клюнули, как последние глупцы, хоть на стену лезь от злобы. Но молчим. За лучший окоп командир батальона объявил о трехдневном отпуске в расположении части…

Возвратились мы живы-здоровы с этого славного учения, и жизнь в казарме потекла по-старому. Опять занятия, опять анекдоты, но обида за «поражение на фракийском кладбище» не давала покоя. Кто-то из наших говорил, что Тотомиров действительно мог найти монету, но это не давало успокоения. Верно и то, что до этого случая мы ничего плохого не видели от своего взводного командира. Однако наши души жаждали возмездия. Опять же сбитые в кровь руки взывали к отмщению.

И вот интересная новость: наш взводный женится! Подумали, оценили обстановку и решили — пришел момент показать ему, кто мы есть, и доказать, что и в наших остриженных наголо головах кое-что имеется. Думали-гадали, но ничего путного не придумали. Каждый давал предложение, одно смелее и оригинальнее другого, однако нужно было все обдумать и взвесить хорошенько. После долгих споров операция была разработана.

В день свадьбы упросили командование разрешить нам присутствовать хотя бы на торжественном ритуале. Как же, мол, иначе: командир взвода женится, а его подчиненные — в казарме. Нашу просьбу удовлетворили, мы получили необходимое разрешение. И, как всегда, опоздали, но на этот раз умышленно. Было бы лучше, если бы кто-нибудь из нас присутствовал, когда они расписывались, но мы были заняты более важным делом. Отмщение должно было осуществиться после этого.

И вот молодожены выходят из торжественного зала и застывают от изумления: дорожка до их свадебной «Волги» усыпана белыми гвоздиками. И это в то время, когда ни в одном цветочном, магазине невозможно купить ни одного цветка. Красивая жена нашего командира так и ахнула, но наступить на живые цветы не решалась. Остановился и он, огляделся, и его дежурная улыбка исчезла с лица. Ага, значит, не выдержал наш симпатяга. Это явилось для нас сигналом. Выскочив из-за стоявшего рядом автобуса, во все горло орем «Ура!» и «Горько!».

Лейтенант, увидев нас, замахал рукой, и улыбка вновь засияла на его лице. Мы подняли на руки молодых и под звуки марша Мендельсона направились к «Волге». Смущенные молодожены сели в автомобиль, и свадебная процессия направилась к ресторану. Наш взводный и его жена ехали впереди. За ними следовал наш взвод в зеленой парадной форме, а затем разноцветная толпа гостей.

А все другое было известно только нам: поторговавшись с дирекцией цветочной оранжереи, мы три недели подряд