Доверие - Димитр Ганев

и он даже не замечал, как немилостиво подбрасывало на колдобинах их машину. Уже второй час их подразделение без остановок двигалось в северном направлении. Колонна перевалила через Балканы, преодолев крутые повороты, опасные перевалы и ущелья. Сразу после выхода колонны дождь усилился, дороги еще больше размокли. Многие грузовые машины отставали, и им приходилось останавливаться и оказывать помощь. Бонев видел, что они уже запаздывают, но солдат-водитель отзывался на каждую просьбу о помощи. Съезжал в жидкую грязь, подавал буксир и тянул застрявшую машину до твердой дороги.

— Это что, шоферский закон? — шутливо спросил старшина, глядя в перепачканное грязью лицо водителя.

Солдат посмотрел на него непонимающе, помолчал, а потом неожиданно серьезным голосом ответил:

— Солдатский закон, товарищ старшина, человеческий. Не правда ли, ведь вы нас так учили: не оставлять в беде своих товарищей. Да и грош нам цена, если прибудем одни на место…

«Ну и философ!» — подумал старшина, но ничего не сказал. Давно ему нравился этот старательный боец, и поэтому он взял его шофером на грузовую машину роты. В нем, казалось, он видел самого себя в молодости. Тихий, упрямый и исполнительный — не на парадах, а на черной казарменной работе, которая никогда не кончалась.

Погрузившись в свои тяжелые мысли, старшина не замечал, что их заляпанный грязью ЗИЛ снизил скорость. Впереди все реже показывались красные огоньки колонны.

— А ну поднажми, Бонев, мы, кажется, совсем отстали! — пробормотал старшина и передвинул затекшие ноги.

Шофер вздрогнул и прибавил скорость.

— Ты уже второй год в роте, а я все никак не спрошу: от кого унаследовал такую фамилию? Уж не родные ли мы? Скажи, а я послушаю! — обратился он ласково к сидящему рядом водителю.

Шофер долго молчал, потом без особого желания заговорил:

— По доктору Боневу меня крестили. Он спас меня, когда я заболел желтухой. Если бы не он, теперь не мучился бы на этом свете…

Старшина не ожидал такого грустного ответа. Ему показалось, что водитель еще не закончил, и он решил продолжить его мысль:

— Эх, многие люди остаются сиротами. И мои родители умерли, когда я только начал служить в армии.

— Ваше дело совсем другое. Я не помню ни матери, ни отца. Произвели меня на свет и бросили. А потом, после того как я переболел желтухой, никто не захотел усыновить меня. Только фамилия доктора осталась, — о болью говорил молодой солдат, рукавом размазывая пот и грязь по лицу.

Старшина устало посмотрел через запотевшее стекло кабины. Дождь усилился, и видимость еще больше ухудшилась. Красные огоньки двигающейся впереди колонны потонули где-то в ночной мгле, и это его встревожило.

— Будь внимательным, парень! — крикнул он, когда машина нырнула в крутую канаву и ее начало заносить.

Он невольно схватился за баранку и коснулся руки водителя. Это касание словно ужалило его. Он пристально посмотрел водителю в лицо. Оно было мокрое и бледное. Зуб на зуб не попадал.

— Спокойно, Орлин! Ты что, напугался?

— Ни… как… н-нет, товарищ старшина! Но меня трясет, и ноги сводит.

Бонев озадаченно посмотрел на него.

— Прижмись вправо и остановись!

— Опаздываем, товарищ старшина. Колонну уже не видно, — сказал, заикаясь, водитель, но послушно съехал с дороги, остановился и в изнеможении отвалился на спинку сиденья.

Старшина пощупал его лоб и сказал:

— Так у тебя температура! И когда она успела так подскочить? Наверное, оттого, что вытаскивали каждую застрявшую машину. Ноги у тебя, очевидно, мокрые?

— Т-так т-точно! — дрожащим голосом ответил шофер.

Бонев на мгновение задумался, а затем соскочил в глубокую грязь и, развязав огрубевший от дождя брезент, влез в кузов. Появился с полным ранцем.

— Снимай все мокрое с себя! — ласково приказал он, — Давай, давай! — поторапливал старшина, увидев недоумевающий взгляд солдата. — Натру тебя таким лекарством, которое доктор Бонев, вероятно, предпочел бы для внутреннего употребления…

В кабине сильно запахло водкой домашнего приготовления.

— А ну поворачивай спину! Да ты весь горишь, Орлин! Как будешь участвовать в учениях с такой температурой?

Солдат съежился, почувствовав холодную жидкость, но Бонев быстро растер ему скипу и подал теплую шерстяную рубашку.

— Надевай… прямо на голое тело! Она тебя быстро согреет! А теперь надень эти носки. Бери быстрее, ведь и так отстали…

Старшина запихнул мокрую одежду в ранец и бросил его под брезент. Потом снял свой новый полушубок и отдал шоферу.

— Надень, а ноги заверни одеялом. Это народное сродство, оно быстро вылечит тебя, сам увидишь, какое чудо…

— Не делайте этого, товарищ старшина. Вас накажут… — несмело сказал водитель, увидев, что старшина садится на его место.

— Не бойся! О наказании будем думать потом, а сейчас нужно догонять роту…

Единственный ЗИЛ огласил ревом окружающие холмы и плавно покатился по ровной дороге. Дождь усилился, и щетки стеклоочистителя со скрежетом задвигались по ветровому стеклу. Бонев оторвался от своих мрачных мыслей. Все его внимание было сосредоточено на раскисшей, грязной дороге и потерянной из виду колонне роты. Он до боли стискивал леденящую баранку и до конца выжимал педаль газа. Тяжелая машина стремительно неслась по глубокой колее. Мутные лужи разлетались из-под колес, но старшина не сбавлял скорости. Временами он поглядывал на опущенную голову солдата. «Спит или потерял сознание от высокой температуры?» Боневу было ясно одно: солдат болен, любой ценой нужно догнать колонну и найти ему врача. Его тревожил пот, от которого слиплись белокурые волосы на лбу. Пугали побледневшие губы, которые с жадностью хватали воздух, хриплое, неровное дыхание солдата. Он все яростнее давил на газ, машина с опасной скоростью неслась по скользкой дороге. Массу хлопот доставил ему этой ночью щупленький паренек-шофер. Много машин они вытащили из грязи на дорогу, а если сейчас их машина где-то застрянет, едва ли найдется кто-нибудь, чтобы помочь им. Пока пройдет тягач, наступит рассвет.

Сколько времени прошло с тех пор, как сел за руль, Бонев определить не мог. Болели глаза, ноги дрожали от напряжения, но он не расслаблялся ни на секунду. По бледнеющим и запотевшим стеклам кабины он понял, что начинает светать. Старшина уже четко различал заполненные водой колеи и чувствовал, что скоро догонит роту.

На востоке облака низко опустились к горизонту, и над ними загорелось красное сияние восходящего солнца. Не прошло и десяти минут, как Бонев увидел в редкой акациевой роще боевые машины и суетящихся около них людей. Свернул с дороги и остановился. От толчка солдат вздрогнул и открыл глаза.

— Доброе утро, Орлин! И все-таки мы их догнали! А ты как себя чувствуешь? Прошел у тебя озноб? — спросил озабоченный Бонев, приложив руку к мокрому лбу солдата. — Нет