Любовь против (не)любви - Салма Кальк

его и утвердим. И спросим за возможные беспорядки. Попытаемся, — горько усмехнулся Рой. — Понимаете, наше величество, будучи дальним родичем вашей королевы, вроде бы желает порядка на границе, но не имеет сил его поддерживать без помощи жителей приграничных земель. А для этого там нужны вменяемые лорды.

— А с этим сложно, как я понимаю.

— Очень, — кивнул он. — Разбойничать у соседей проще, чем пахать и сеять. Отец пытался стать чуть ближе к порядку, но все его порядки были благополучно забыты, как только он отдал богу душу. А я — я здесь.

Приграничный принц инкогнито? — усмехнулась про себя Катерина. Да, что-то такое она и предполагала.

— И что нужно для того, чтобы ваш король объявил тебя законным графом?

— Добраться ко двору без потерь, найти людей, которые подтвердят мою личность, — пожал плечами Рой.

— Неужели невозможно?

— Отчего же? Возможно. Но ведь нужно ещё доказать, что от меня будет больше пользы, чем от моего паршивого родственника.

— Как это можно сделать?

— Проще всего, конечно же, как-то очернить его в королевских глазах.

— И чему поверит ваш король? Свидетельствам очевидцев? Если он желает мира с нашей королевой, то должен быть заинтересован в порядке и спокойствии на границе, а пока на порядок и спокойствие всё это похоже меньше всего. Скажем, кто такие наши сегодняшние пленники?

— Братья Дуглас, Джордж и Джон, наследники графа Берри. Мы неоднократно встречались при дворе, а со старшим так даже и приятельствовали. Уж конечно, он не ожидал, что убиенный я в тепле и в холе процветаю в Торнхилле.

— И каким ветром их сюда занесло?

— Предстоит выяснить. Миледи всегда сможет поговорить с ними с пристрастием, и они не смогут ничего скрыть.

— А те люди, которых мы видели на ярмарке?

— Это дядюшкины приятели.

— И что могло их интересовать в нашем доме?

— Что-нибудь, что могло бы бросить тень на нынешнего графа, и что представляет для него опасность. Что могло бы представлять для него угрозу. Уж наверное, такое существовало. Скажем, ваш отец, миледи, говорил, что графу случалось ему писать — и даже обсуждать в деталях условия их союза. Граф должен быть заинтересован в том, чтобы все подобные бумаги были уничтожены. Вашему отцу-то уже не пригрозишь, а вот он ещё жив.

— Например, свидетельство того, что он берёт деньги Торнхиллов? — найденная вчера бумага всё равно что перед глазами развернулась.

— Например, да. Но слишком хорошо. За всё время, что я тут сижу, мне такая бумага не встретилась, — вздохнул он. — Наверное, плохо искал.

— Наверное, — кивнула она. — А ещё бывают магические способы защиты информации.

— Чего? — наморщил он нос.

— Того, чтоб всякие излишне любопытные не совались. И что бы ты сделал, если б нашёл?

— Теперь уже ничего, — он склонил голову на одно плечо. — Я поклялся служить вам.

— Вот это я и имела в виду, когда сказала, что освобожу тебя от клятвы в любой момент, понимаешь? Тебе нужно жить свою жизнь, нормальную полноценную жизнь. И если у тебя есть возможность быть лучшим графом, чем то недоразумение, что сидит там сейчас — то вперёд. С ветром у плеча, и как там ещё говорят. Более того, если ты придумаешь, как придержать тамошних людей, то я думаю — это будет считаться исполнением клятвы. Охранять меня можно и оттуда.

— Миледи не воюет, — он наклонил голову на другой бок.

Ресницы и волосы золотились на солнце. Красив, чёрт полосатый. Как… как кот. У Натальи всегда жили коты — красивые, холёные, ловили птиц на балконе и души не чаяли в хозяйке.

— Но если вдруг что случится с моим мужем — то придётся воевать, ты же понимаешь. Хоть я ничего о том и не знаю.

Его усмешка вышла кривой.

— Миледи позволит мне подумать?

— Думай, но — завтра возвращается Роб, и если в момент его возвращения тебя уже здесь не будет, то — так всем проще, как мне кажется.

— Миледи не только прекрасна, но — великодушна и дьявольски умна.

Они ещё помолчали, посмотрели на солнце, доели в молчании хлеб с сыром и яблоки. Допили воду из Катерининой фляжки, передавая её друг другу. В общем, всё было сказано, ведь она знала, что он уйдёт, а он, очевидно, не сомневался, что она его отпустит.

Катерина выбралась из своей комнаты, когда стало совсем темно. Луны нынче не было — тоненький серпик уже зашёл. Она надеялась, что за время сидения здесь Рой достаточно изучил окрестности, чтобы незаметно пробраться, куда нужно.

На кухне она собрала ему еды, налила во флягу приличного вина. Осмотрела найденные весной запасы одежды — отсюда можно взять плащ, и сапоги, наверное, тоже можно. И пару рубах. И денег. От коня он успел отказаться — с конём, сказал, труднее скрываться.

Он появился бесшумно, как привидение — но он всегда так и ходил. Взял её за руку, но повёл не на мост, где начиналась нормальная дорога, а к тому выходу, через который они попадали в лес. Он был заложен на хороший засов, и отдельной стражи там обычно не стояло.

Засов подчинился Катерине бесконтактно — она уже некоторое время назад его смазала, ещё не зная, что вот так понадобится. Вышла с Роем за стену, отдала всё, что приготовила.

— И вот ещё, возьми, — засветила небольшой магический шар, достала из-за корсажа кожаный кошелёк с той самой бумагой. — Если ты говоришь, что сможешь применить на пользу — так вперёд.

Он осторожно взял, достал бумагу, жадно вчитался. Улыбнулся — торжествующе.

— То, что надо. Спасибо, — церемонно опустился на одно колено и поцеловал её пальцы.

— Да брось, — она отняла руку. — Можешь — бери и делай.

Он поднялся и взял её за руки.

— Кэт, благодарю тебя. Я понимаю, ты — верная супруга, но — не будешь ли жалеть? — последние слова он произнёс шепотом, едва слышным. — Или — этот плащ достаточно хорош для нас обоих, — и ещё подмигивает, паршивец!

— Ступай, и — живи. Будь осторожен, мне приятно знать, что ты жив и благополучен. И — если будет возможность, давай о себе знать, как-нибудь.

— А ты тут — справишься?

— Постараюсь.

— Договорились. Но знай — если останешься вдовой, я приеду свататься!

С усмешкой она обняла его — просто на прощание, без какого-то подтекста. А он всё же поцеловал её — стремительно и нежно, и поцелуй этот горел у неё на губах всё время, пока она слушала шорох его удаляющихся шагов, и запирала дверь, и поднималась к себе.

Он прав, с ним было