Знаю только я - Валерий Золотухин

— О Высоцком…

— Да, конечно. Кто, как не ты… Ведь ты знал его близко.

Какое это, Саша, космическое заблуждение миллионов.

И когда найдется хоть один серьезный литератор или психолог, вед душ человеческих, который объяснит всем, что как раз от Золотухина и нельзя ждать такой книги, и более того — требовать с него такой книги… как нельзя сетовать на Данзаса, что он не посвятил остаток жизни своей жизнеописанию Пушкина. Или от Белинского… Вместо того чтобы писать об «Онегине», накатал бы по свежим следам романчик об Александре. Да тот же, простите, Лермонтов… чтоб кутить и стреляться… Боже! Да что Лермонтов?! На руках, можно сказать, и на глазах Жуковского вырос победитель-ученик. Ан нет же книги! Книгу возьмется написать лет через сто Тынянов. Да что к Пушкину ходить? Сколько было пишущей братии вокруг Есенина, Маяковского?.. И только хорошую книгу о поэте написала жена поэта — Н.Мандельштам. Но это само по себе явление жертвенное — как в смысле судьбы женской, так и судьбы жены и друга, и уникальное в своем роде как явление памяти, и единственное по литературному превосходству явление художественное в этом опасном жанре мемуаристики. Иными словами: зачем мне писать книгу о Высоцком, которого я очень плохо знаю, когда я хочу написать книгу о себе, которого знаю еще хуже, быть может, однако ж это я? Высоцкий сделал свое дело. Я хочу сделать тоже свое дело, так или похоже, чтоб к кому-то приставали с требованием книги о Золотухине. Я отдаю себе отчет в разности величин, но менять своего желания не под силу мне — человеку.

' «Печаль и смех моих крылечек». М.: Современник, 1984.

3 января

Теперь торопится ко мне Турбин В.Н.[224] — жаждет вытащить из меня какую-то информацию о театре: Любимове, Эфросе и разговорах вокруг… А начал он с рассказа о двухтомнике В.Высоцкого, изданном в Америке[225]. И что он ему не понравился небрежностью, неточностью, полуграмотными сносками и пр. Потом он сказал, что читал книжку Володиного двоюродного братца Леонидова[226], где он свои «коммерческие» страдания в СССР чуть ли не за подвиги Геракла выдает. «Я сказал Вовке…» — и долго-долго, что он ему сказал, и после этого Вовка сказал: «Да»…

5 января

На двух сборищах сегодня гласно и властно председательствовала Крымова… На втором собрании — по 25-му — играть ли, и что просить у райкома, и что делать 25-го — я совершенно попал в ее замысел, вернее, в замысел, что передан от А.В.: во что бы то ни стало отмечать, и отмечать как праздник поэта, потому что он в этот день родился… Конечно, они боятся райкома, конечно, срыв вечера 25-го повлияет на дальнейшую судьбу любого спектакля о Высоцком, кто бы его ни сочинял, конечно, они хотят, чтоб все прошло тихо и по возможности красиво…

12 января

…Никогда я ни со сцены, ни в печати не говорил такие слова: «Мой друг Володя Высоцкий». Это не мое, не мои слова, не мои понятия, не мое отношение к нему… Оно измеряется другим чувством и выражается другими словами.

22 января

Эти пред-Володины дни следует писать подробно, но я опишу их, когда твой день, Володя, пройдет. Помоги нам, Господи, провести его достойно.

23 января

Евтушенко (я просил его почитать Пушкина на вечере) — голос народа, и он не хочет продаваться. Так он понимает свое участие в моем действии. Он не может уловить свою ниточку. Он не балерина, не музыкант, что всю жизнь чужую музыку играет. Он свои стихи читать желает, а не Пушкина.

1 февраля

А вечер 25-го прошел замечательно. И даже С. бездарными своими тостами в 311 — й комнате не испортил дела. И я даже теперь уж и рад, что еще раз все увидели, что он собой представляет…

Мое слово, чем открыл вечер памяти:

— Ему сегодня исполнилось бы 47 лет. Хочу напомнить мысль Беллы Ахмадулиной: дней для скорби у нас в избытке, а праздники редки. Так вот, сегодня на нашей улице как раз праздник. Дорогая Нина Максимовна, дорогой Семен Владимирович, позвольте мне от коллектива Театра на Таганке, от всех пришедших сегодня поздравить вас с днем рождения вашего сына, нашего Владимира Высоцкого. — Вышли Славина и Бортник с цветами. — День рождения поэта и актера, который вошел в наше сознание, в сознание и сердца миллионов как художественный и человечески-объеди-няющий пароль, от произнесения имени которого (и каждый из присутствующих тому многократный свидетель), от одного произнесения имени которого самые циничные и праздные лица становятся строже и осмысленнее, — день рождения такого поэта, безусловно, есть праздник. Праздники разные и отмечаются по-разно-му. И хочется верить, что у нас сегодня случится не ярмарка вовсе, а светлое воскресение. Мы выбрали форму посвящения, мы решили в первой части нашего вечера не говорить впрямую о нем, а в честь его — в честь и славу поэта, актера и гражданина Владимира Высоцкого. С просьбой разделить с нами сегодняшний праздник и поделиться в этот день своим искусством в честь поэта мы обратились к самым разным деятелям нашей культуры, и, что крайне приятно и весьма знаменательно, мы ни от кого не услышали мало-мальски сомневающегося голоса. Откликнулись все, более того, с большой, как пел Владимир, охотою. Это ансамбль «Виртуозы Москвы» под руководством Владимира Спивакова, Екатерина Максимова и Станислав Исаев, Михаил Жванецкий и Иннокентий Смоктуновский, Владимир Крайнев и Юлий Ким, Сергей Юрский и Булат Окуджава и Алла Борисовна Пугачева. Во второй части с киноэкрана будет петь и говорить с нами Владимир Высоцкий. Итак,

Все в жертву памяти твоей —

И голос лиры вдохновенный,

И слезы девы воспаленной,

И трепет ревности моей —

Все в жертву памяти твоей.

Уважаемые музыканты! Мы начинаем наше посвящение, займите, пожалуйста, свои места!..

Записка Эфроса из больницы накануне:

«Валера и Толя[227]! Мне Наташа рассказала о предстоящем вечере в день рождения Высоцкого. Тут нужно, чтобы все было сконцентрировано в ваших руках. Наташа всегда к вашим услугам. 10 раз продумайте стиль, порядок и т. д. Все должно быть слаженно и красиво. Это можно сделать, когда руководят не все сразу, а только вы. С уважением, Эфрос».

4 февраля

В смысле организации вечера Юрский говорил о тетиве, которая была натянута и ни разу нигде не дрогнула. В общем, для меня это была большая победа в словах и в поведении.

Я не смог уговорить Евтушенко прочитать Высоцкому Пушкина… Но почему он не пришел?..