Наследница огня - Сара Маас

Четвертая кружка имбирного чая привела Селену почти в беззаботное состояние.

– Я очень сомневаюсь, что кто-то собирается на меня нападать. Убедились, что со мной лучше не связываться, и отстали.

Рован склонился над картой – той самой, где были помечены места обнаружения жертв странной сущности.

– Это даже не обсуждается, – сказал он, не поднимая головы.

Селена засмеялась бы, если бы здоровье позволяло. Напрасно утром она думала, что вся боль исчезла. Нет. Боль сопровождала каждое ее движение. Тянущая, ноющая или неожиданно острая. Селена об этом помалкивала. Она глотала чай, сосредоточиваясь на дыхании. Только поэтому она позволяла Ровану возиться с нею. Вчерашний праздник она запомнит надолго. Боль крутила и вытягивала ее, обжигала и стучала молоточком между бровей. Туманила зрение. Стоило немного повернуть шею, и в глазах вспыхивали разноцветные искры.

– Получается, если кто-то расходует свою магическую силу до последней капли и если этот кто-то – женщина, она не только проходит через адские мучения, но и заставляет всех мужчин вокруг сбиваться с ног, заботясь о ней?

Рован отложил перо и повернулся к ней:

– Внешне кажется, что вокруг тебя все сбиваются с ног. На самом деле… ты и без магии способна постоять за себя. С чистокровными фэйцами дело обстоит по-иному. Они могут быть при оружии, могут уметь защищаться, но без магических сил они уязвимы. Особенно если их телесные силы на исходе и они испытывают боль. Все это толкает фэйцев, преимущественно мужчин, на необдуманные поступки. В частности, на убийства. Хотя угроза бывает вымышленной.

– Я что-то ничего не понимаю. Разве я вчера кому-то угрожала? Только самой себе. А какие угрозы могут быть во владениях Маэвы? Внешние исключены. А внутри…

Селена нагнулась, чтобы поставить пустую кружку на стол. Рован успел перехватить ее руку и с удивительной осторожностью забрать кружку, которую тут же снова наполнил имбирным чаем.

– Внутри бывает всякое, – сказал он, не вдаваясь в подробности. – Не стану утверждать, что все фэйцы – идеальные существа. Но нам свойственно защищать слабых вне зависимости от пола и возраста.

Рован потянулся к миске с говяжьим бульоном, принесенным Эмрисом. Бульон успел немного остыть.

– Подкрепись. На одном чае не протянешь.

– Знаешь, у меня только глаза продолжают хотеть есть. А желудок говорит другое: еще немного, и он выплеснет все, что я в него затолкала.

Заботливость Рована (назовем это так) из приятной начинала становиться раздражающей.

Однако Рован не думал сдаваться. Обмакнув хлеб в бульон, он протянул ей вместе с миской:

– Тебе нужно набираться сил. Вчера ты поддерживала костры на голодный желудок. Это одна из возможных причин, почему все так кончилось.

Бульон восхитительно пах. С желудком она как-нибудь договорится. Селена взяла ложку и принялась есть. Рован тем временем проверил состояние комнаты. Огонь в очаге не гас с самого утра, отчего в комнате было уже не тепло, а душно. И все из-за того, что Селена имела глупость утром пожаловаться на легкий озноб. Створка окна была чуть-чуть приоткрыта на случай, если Селену будет бросать в жар. Дверь комнаты Рован закрыл и запер изнутри. У него на столе, рядом с картой, в глиняном кувшине настаивалась новая порция имбирного чая. Убедившись, что все в надлежащем порядке и в углах не прячутся никакие злобные сущности, Рован так же скрупулезно проверил состояние Селены. Кожа бледная; в местах ожогов – блестящая. Губы – бледные и потрескавшиеся. Осанка вялая. Глаза – слегка затуманены болью и полны едва сдерживаемым раздражением. Рован снова нахмурился.

Вернув ему пустую миску, Селена принялась растирать переносицу, пытаясь погасить головную боль.

– Скажи, а что происходит, когда фэйцы исчерпывают магические силы? У них наступает такое же состояние, как у меня? Или они умеют вовремя остановиться?

– Есть еще такое явление, как карранам.

До чего же красиво в его устах звучали слова Древнего языка. Она бы дорого дала, чтобы он говорил с нею только на Древнем языке. Даже не понимая слов, она бы наслаждалась их звучанием. Увы, для полуфэйцев Древний язык был запретным знанием, и любопытство сурово наказывалось.

– Это явление трудно объяснить, – продолжал Рован. – Пару раз, на полях сражений, я видел, как его применяют. Если твои силы на исходе, твой карранам может поделиться с тобой своей силой. Но для этого между обоими должна быть совместимость и сродство крови.

– Если бы между нами существовал карранам и я бы отдала тебе свою силу, как бы она у тебя проявилась? Привычным образом – в виде ветра и льда? Ты бы не смог творить огонь?

Рован кивнул.

– А откуда ты знаешь, совместим ты с кем-то или нет?

– Пока не попробуешь, не узнаешь. Такие связи очень редки, поскольку сама совместимость встречается очень редко. Никому не хочется напрасно рисковать, занимаясь проверками. У карранама есть оборотная сторона. Существует опасность забрать больше силы, чем другой способен отдать. Если тот, кто забирает, плохо владеет искусством карранама, отдающий может повредиться рассудком. Либо они оба полностью исчерпают силы.

Селене пришел в голову интересный вопрос, который она тут же задала Ровану:

– Тогда выходит, чужую магическую силу можно не только получить. Ее можно и… своровать?

– Находились фэйцы, не обремененные совестью, которые пытались это сделать. В основном чтобы победить в сражении, увеличив собственную силу. Это удавалось крайне редко, а если и удавалось, тот, кого они, образно говоря, брали в плен, оказывался совместим с ними. Маэва запретила насильственный карранам задолго до моего рождения… Несколько раз меня посылали на поимку фэйских злодеев, державших своих карранамов на положении рабов. Должен тебе сказать, рабы эти представляли собой жалкое зрелище. Восстановить их силы было уже невозможно. Зачастую они сами просили меня оборвать их невыносимое существование. Я не мог им в этом отказать.

В его лице и голосе ничего не изменилось, но Селена осторожно спросила:

– Должно быть, когда кто-то сам тебя просит оборвать его жизнь, – это тяжелее всех войн?

Теперь лицо Рована помрачнело.

– Смертные считают бессмертие величайшим даром. Но этот дар имеет опасные грани. Бессмертие взращивает таких чудовищ, что даже истории о них надолго превращают сны в кошмары. Представь себе какого-нибудь мучителя. Сколько способов он может изобрести и усовершенствовать за несколько тысяч лет? А как за это время вырастут его порочные наклонности?

Селена вздрогнула и откинулась на подушку:

– После плотной еды говорить о таких вещах не только жутко, но еще и опасно. Лучше скажи, кто из узкого круга твоих друзей наиболее обаятелен? Так, на всякий случай, если они вздумают засматриваться на меня.

Рован даже поперхнулся:

– У меня стынет кровь от одной только мысли, что ты можешь оказаться рядом с ними.

– Они что, такие страшные? По-моему, тот желтенький котеночек выглядел очень даже добродушным.

Теперь Рован удивленно поднял брови:

– Сомневаюсь, что мой «желтенький котеночек» сумел бы поладить с тобой. Да и остальные тоже. Скорее всего, это кончилось бы кровопролитием.

– Это почему? – спросила Селена, продолжая улыбаться.

– Им не интересно тратить на тебя время. Какой им смысл завоевывать твое сердце, если достаточно скоро ты станешь старой и дряхлой.

– Умеешь же ты свернуть шею любым мечтаниям! – выпучив глаза, заявила Селена.

Они оба замолчали. Рован снова посмотрел на нее: в глазах его появился блеск, но взгляд оставался усталым и задумчивым. Потом взглянул на запястья с белыми обручами шрамов. Вчера об этом не говорили, но Селена знала, что Рован обязательно вспомнит ее рассказ о каторге.

– Умелый целитель смог бы убрать эти шрамы. И часть на спине – тоже.

В его глазах не было осуждения. Спасибо и на этом. Селена стиснула зубы. Она могла бы ничего не объяснять. Рован понял бы и так. Но ее почему-то тянуло продолжить разговор.

– В соляных копях, на глубине, были устроены камеры для наказания провинившихся рабов. Вечная темнота. Просыпаешься и думаешь, не ослепла ли. Я туда попадала несколько раз. Однажды – на три недели. Чтобы не сойти с ума, я постоянно твердила свое имя: «Я – Селена Сардотин». И добавляла: «Я не буду бояться».

Лицо Рована помрачнело. Это не остановило Селену, и она продолжила:

– Когда после трех недель я вернулась к обычной каторжной жизни, пришлось ходить с прищуренными глазами. Они болели от света. А мозг превратился в кусок льда. Я помнила лишь, что меня зовут Селена Сардотин. Я – Селена, сильная, дерзкая, смелая. Мне неведомы страх и уныние. Я – Селена. Меч, заточенный самой Смертью.

Дрожащей рукой она поправила волосы.

– Я запретила себе думать о подземельях Эндовьера. Потом, уже в замке, не раз просыпалась с ощущением, будто я снова в темном застенке. И тогда я зажигала все свечи в спальне, чтобы убедить себя в обратном. Соляные копи губят не только тело. Они ломают душу.