Банда 2 - Виктор Алексеевич Пронин

Или тормоза не сработают. Или рулевое управление откажет.. Ведь технически это осуществимо?

— Вполне Уж если подобные вещи случаются с исправными машинами, то здесь и сам Бог велел, Нашкодить сумеем. Починим ли потом, трудно сказать, но сломать — сломаем.

— И с завтрашнего вечера машина будет стоять?

— Если поднатужиться, то можно уже и сегодня выставить нашу «девятку» на обозрение.

— Поднатужься. Если что понадобится — подключай меня.

— Вечером позвоню, доложу, — оперативник протянул руку.

— Давай, Коля. Вперед и с песней, — Пафнутьев крепко пожал холодную мокрую ладонь оперативника и поддернув поднятый воротник плаща, шагнул под мелкий осенний дождь.

Не сложилось у Андрея с Викой, не сложилось. То ли она слишком уж отличалась от Светы и любое ее слово его как-то задевало, то ли слишком уж он близко принял Свету, как единственно возможную для него женщину и все, что с ней было связано, воспринималось им как некая истина, с которой можно только сравнивать. А скорее всего не отошел он еще, продолжал жить событиями прошлого года, даже не замечая этого.

Поначалу он вообще не воспринимал Вику всерьез. Появился рядом человек, ну и пусть. Вроде, неплохой человек, красивая девушка, не дура, не злобная, не спесивая. Но он не мог избавиться от ощущения, что все стоящее, что у него могло бы быть в жизни, уже было, и теперь возможны только заменители, протезы истинных чувств. По молодости Андреи не знал еще, что не бывает единственной любви, не бывает единственно правильных чувств. Все возвращается, многое повторяется с какими-то отклонениями от того образца, который ты познал в самом начале своей жизни. К Вике он относился явно без трепета, скорее терпя ее, как терпят шаловливого щенка, готового в любую минуту опрокинуться на спину, лизнуть в щеку, куснуть за палец, но решительно отодвигают в сторону, когда он становится слишком уж докучливым.

Изменилась Вика за последний год, сильно изменилась. Люди, знавшие ее раньше, узнавали с трудом. Исчезли торчащие в стороны малиновые волосы, сделавшись мягкими и светлыми, они покорно улеглись на плечи. Лежали в шкафу среди старого хлама сверкающие химическими красками колготы, свисающие до колен свитера. Теперь на ней был строгий серый костюм, белая блузка, а вместо кроссовок с вывернутыми наружу языками, на ногах у Вики были черные кожаные туфельки на невысоких каблуках. Она и внутренне изменилась — сделалась строже, сдержаннее, к ней уже невозможно было обратиться панибратски, похлопать по плечу или еще по какой-нибудь соблазнительной части тела, а этих самых соблазнительных мест, как это заметил Пафнутьев еще в прошлом году, у нее стало еще больше, поскольку все поглощающий свитер валялся без дела.

Вика понимала, что Андрею в его состоянии сейчас нужен не вызов, не бравада, не девушка своя в доску. Она должна была стать просто красивой женщиной, которая понимает его лучше, чем кто бы то ни было. После той ночи, когда он остался у нее и казалось, что все определилось надолго, если не навсегда, Андрей попросту исчез. Он сразу почувствовал, что в чем-то важном она сильнее его, отчаяннее, готова идти дальше, без раздумий и колебаний. Он так не мог. Но не мог признать и ее превосходства. Скорее всего, истина находилась где-то здесь, где-то рядом.

Она не звонила Андрею, а вот к Пафнутьеву время от времени заглядывала. Чувствовала Вика, понимала, что Пафнутьев видит ее насквозь со всеми слабостями, желаниями и что она ему нравится. Да он этого и не скрывал, говорил открытым текстом, но так решительно, что его слова вполне могли сойти за шутку. Но Вика знала — у его слов только форма шутливая, только форма, что Пафнутьев все говорит всерьез.

Придя к нему в очередной раз. Вика заглянула в дверь и, увидев посетителя, хотела было тут же скрыться, но Пафнутьев ее остановил.

— Заходи, Вика! — крикнул он даже с некоторой поспешностью. — Этот человек долго не задержится" он уже попрощался.

И действительно, едва посетитель услышал эти слова, тут же поднялся, поклонился, прижав красноватые ладошки к груди, словно прося простить его за неуместность появления, и пятясь, пятясь отошел к двери, открыл ее не то задом, не то спиной, и с тем пропал.

— Я не помешала?

— Помешала, — кивнул Пафнутьев. — Ему помешала. А меня спасла. Это наш эксперт. Он приходил взять денег на водку, а тут ты. Лишила его всех планов и надежд.

— Но не навсегда же?

— Нет-нет, он через пять минут опять заглянет сюда, узнать не ушла ли ты. Но ты ведь не уйдешь через пять минут?

— Надеюсь продержаться.

— Эх, Вика, Вика, что ты с собой делаешь, — простонал Пафнутьев, усаживая гостью к приставному столику. — Негуманно ты себя ведешь. Можно сказать, даже безжалостно.

— А что я такого делаю? — она испуганно заморгала.

— Хорошеешь, — скорбно произнес Пафнутьев.

— Ну, ладно... Больше не буду!

— Я тебе таких указаний не давал, таких пожеланий не высказывал. Поэтому не надо. Хорошела до сих пор? Вот и продолжай этим заниматься. Я не знаю более достойного занятия для красивой женщины.

— Это вы обо мне?

— ао ком же еще? — Пафнутьев пошарил глазами по кабинету. — Других тут не вижу.

— Ох, Павел Николаевич, если бы мне об этом напоминали хотя бы изредка!

— Я готов этим заниматься с утра до вечера, — твердо заверил Пафнутьев.

— А что мешает? — спросила Вика без улыбки и их взгляды встретились. Оба были серьезны.

— Я человек служивый, — спрятался Пафнутьев за шутку. — Было бы указание.

— Считайте, что вы его уже получили.

— Ох, Вика... Все эти твои штучки заставляют мое сердце время от времени попросту останавливаться.

— Какие штучки, Павел Николаевич? — и Вика так захлопала невинными своими глазами, что сердце Пафнутьева и в самом деле готово было остановиться. Но он решительно взял себя в руки.

— Не надо нас дурить, Вика. Не надо нас дурить. Знаешь, какой я умный? Ты даже представить себе не можешь, какой я умный. Иногда самого ужас охватывает.

— Представляю, — сказала она, закинув ногу на ногу.

— Боже! — воскликнул Пафнутьев.

— А что такое? — не поняла Вика.

— Да у тебя, оказывается, и коленки есть! И какие коленки!

— Какие есть, — скромно сказала Вика, одернув юбку.

— Что Андрей? — спросил Пафнутьев отлично сознавая, что этого вопроса задавать не следовало, но он решил быть честным по отношению к своему юному другу.

— Не знаю, — холодновато ответила Вика, ответила не только на этот вопрос, но и на все последующие, связанные с Андреем, связанные с кем бы то ни было, кроме Пафнутьева. Он понял. Помолчал.

— Ну ничего... Никуда он,