Служба в потешных войсках ХХ века - Анатолий Отян

Ладанов был ефрейтор сверхсрочник, маленький, толстенький, препротивный тип. Он был настолько жадным, что, боясь прыгать с парашютом, делал это ради денег. Однажды во время прыжка он в воздухе подошёл близко к другому парашютисту, молоденькому солдату по фамилии Смирнов. Не разобравшись в том, зачем парашютистам дают нож, он достал его и приготовился резать стропы на парашюте Смирнова. Смирнов, увидев вытянутую руку Ладанова стал ему кричать.:

– Товарищ ефрейтор, не режьте мне стропы! Не надо!

Но Ладанов, подойдя ближе, перерезал ему две стропы. Смирнов (на земле это слышали) стал истерически кричать, плакать и просить Ладанова больше не резать. К счастью, они разошлись и благополучно приземлились. Смирнов, беленький и нежный, как мальчонка, солдатик, и на земле продолжал заливаться слезами.

Когда Ладанова спросили, зачем он резал стропы, он ответил:

– Нам Отян так велел.

– Так я же говорил, если запутаетесь в стропах.

– Так мы ж могли запутаться.

Поняв, что с дураком нельзя иметь дело, Анатолий больше не давал Ладанову возможности прыгать, что тот умудрялся делать в его отсутствие. Шагиахметов за кусок мяса укладывал ему парашют.

Длинный и второй повар быстро сделали замечательный обед, не хуже "метропольского". Все семеро выпили по двести грамм самогона и поели по-царски. Оставшийся литр самогона перелили в бутылки, и Отян сказал поварам, чтоб запрятали их на другой раз.

Сытые и довольные они возвращались в эскадрилью. Начало темнеть, и подмораживать. Ребята шутили, дурачились, и пока дошли до эскадрильи хмель из них почти улетучился.

Анатолий снял шинель, шапку, повесил их на вешалку и как был в валенках сел на свою кровать и принялся читать Флобера. Читать было интересно, он сейчас жил чужой, неизвестной ему французской жизнью, не видел, и не слышал того, что происходит вокруг него в казарме.

Когда дочитал до одного из кульминационных мест книги, где обманутый муж сбрасывает с высокого берега в реку крытый тарантас с женой, сделавшей его рогатым, и её любовником, Анатолий услышал, как кто-то сзади ударил его не очень сильно кулаком по уху. Отян обернулся и увидел стоящим на его кровати пьяного в дым Яценко. Он криво бессмысленно улыбался. Как иногда бывает с Отяном, у него кровь ударила в голову, в груди закипела ярость, он вскочил на кровать, ударил Женьку ногой в валенке, тот перелетел через две кровати и плюхнулся на третью.

С трудом поднявшись, Женька бессвязно бормотал угрозы и ругательства:

– Я тебе бля, сука сделаю. Ты думаешь, что Женьку… Я тебе твою за ногу, да об стенку. В Самаре не прощают…, – и он опять подошёл вплотную к Анатолию и замахнулся. Тот перехватил Женькину руку, но бить не стал, а взял его ладонью за лицо и брезгливо оттолкнул от себя. Рука стала влажной от Женькиных соплей и слюны.

– Женька, тебе мало? Получишь ещё. И где ты нажрался?

– Не твоей хохлацкой морды дело. Я тебя всё равно уделаю.

С этими словами Женька ушёл, но его боевой, вернее пьяный задор не прошел, и он пошёл куражиться дальше. Подошёл к дневальному, молодому солдату, и стал приставать к нему.

– Ты салага чего на меня уставился? Знаешь, что я тебе могу сделать?

– Женька, не трогай парня. Он службу несёт! – крикнул кто-то из старослужащих. Но тот как не слышал. Дыша в лицо дневальному, прижал его к стенке. Солдат оттолкнул Яценко, а тот ударил его по щеке. Эту безобразную сцену увидел старшина Шейко и закричал:

– Яценко! Ты чего безобразничаешь.

Женька обернулся и попёр на старшину. Шейко дал команду дневальному и другому солдату, находящемуся в наряде, связать хулигана и бросить в умывальник, что те и сделали.

Настроение у Анатолия, и всех видевших это безобразие, испортилось, он помыл руки, запачканные о Женькину пьяную рожу, пошёл во двор, на морозец. Походил и успокоился. Но читать не хотелось. Посмотрев телевизор и дождавшись отбоя, лёг спать. Спал до утра, а когда наступило утро 21 декабря 1961 года, то вокруг него закрутилась карусель неприятностей.

Старшина Шейко, всегда сам находивший способ воспитания своих подчинённых, сейчас решил доложить начальству. Уж слишком наглой была выходка Яценко, чтобы её оставить безнаказанной.

После утреннего построения он доложил о произошедшем замполиту Бояршинову. Тот вызвал Яценко и спросил его с кем он пил водку. То ответил, что с Отяном.

Анатолий не мог подумать, что Женька назовёт его: ещё со школы все знали, что нельзя впутывать других участников нарушения дисциплины, если попался сам. Женька же считал, что всё пройдёт с рук, потому что Отян среди офицеров пользовался авторитетом и по слухам выпивал со многими и даже с командиром, что было явным преувеличением.

Действительно, после соревнований, в один из вечеров, Отян возвращался в часть из пресловутого университета и на дороге повстречался с машиной командира. Она вдруг затормозила, открылась задняя дверца, из неё высунулся капитан Кацман и пригласил сесть рядом с ним. Отян залез в машину с принятым в армии приветствием:

– Здравия желаю!

Впереди сидел командир. В кабине пахло спиртным, луком, и ещё чем-то. Синьков молчал, и когда машина поехала дальше, заговорил Кацман:

– Анатолий, командир специально остановил машину ради тебя. Он хочет тебя поздравить с хорошим выступлением на соревнованиях и поблагодарить тебя за то, что ты приумножил славу нашей прославленной эскадрильи.

Чем была прославлена эскадрилья, Отян не знал, и если хотел командир отблагодарить, то мог бы сделать это сразу после соревнований. Своей славы Отян не видел, и понимал, что всё возникло вдруг, по пьянке. Командир молчал. Он был уже хорошо загружен.

Подъехали к какому-то дому и Отяну показалось, что он уже видел это место, но не мог вспомнить когда. Они вышли из машины, в которой остался водитель Юра, и Кацман постучал в закрытые двери подвального помещения дома. Дверь открылась, их встретил пыхтящий и сопящий толстый человек, и они сошли по вытертым за много лет ступеням из кирпича, уложенного на ребро, в громадный подвал с кирпичными сводами. В подвале стояли ящики с бутылками, коробками и ещё чем-то.

Сопящий и пыхтящий человек ушёл в бездонный подвал за ящики, а Кацман принёс стул, поставил его командиру, а для Отяна и себя перевернул пустую тару. Потом он сходил во чрево подвала, принёс бутылку коньяка, кусок колбасы, шоколад и ещё бутылку с каким-то напитком.

– Смотри, Анатолий, это французский коньяк, а это "Кока-кола", знаменитый американский напиток. Шоколад из Бельгии и только колбаса наша, но тоже со специального мясокомбината. Всё это, – и Кацман показал рукой на содержимое подвала: – склад "Интуриста" Пьют и едят это только иностранцы и члены Политбюро, – он засмеялся и добавил: – и мы с командиром.