Колесница Джагарнаута - Михаил Иванович Шевердин

к басмачам не имеют отношения. Когда эскадрон мчался дальше к берегам Амударьи и песчаный мазар остался в желтой пыльной мари, комбриг вдруг подумал: «Мирные немцы! А что же их басмачи не тронули? Алик-командир не упустит добычу!»

Теперь он догадывался, кем были те «мирные» путешественники. Ему ужасно захотелось вернуться в отель, чтобы снова посмотреть на «садовника» и «швейцара» и освежить в памяти кое-какие обстоятельства. Но и без того ясно, что и тогда, почти двадцать лет назад, в Восточной Бухаре, и в Нухуре, и в Гюмиштепе были все те же немцы, занимавшиеся вполне определенными делами. И биологи, и геологи, и контрабандисты, и швейцары, и садовники, и многие другие — нет им числа! — все они враги Советского Союза. И неважно, тот ли самый немец, который униженно умолял его, комбрига, у того самого песчаного мазара не трогать его и не лишать жизни. Пойманный пограничниками в ауле Нухур, позже он плел чепуху, или таинственной тенью промелькнувший в жизни Шагаретт, когда ей грозила гибель в Гюмиштепе, или вот теперь в холле отеля…

Не вызывало сомнения одно — немцы просачивались и раньше через советскую границу. И дело сейчас не в исторических параллелях или личных воспоминаниях. Сейчас все представлялось Мансурову в очень опасном свете. Немцы-гитлеровцы — старые люди или молодые кадры — кишмя кишели в Иране и особенно на границе Советского Союза. Изгнанные официально более года назад из Ирана, они сумели укрыться в заброшенных местечках и глухих районах. Фашисты накапливали силы и ждали, видимо, сигнала. И нетрудно было догадаться, что сигналом могло быть падение крепости на Волге — героического Сталинграда.

Когда-то Наполеон намеревался открыто пройти по Хорасану и Южной Туркмении церемониальным маршем на Герат и дальше на Индию. Теперь фашистские орды по плану Гитлера тайком пробирались, расползались по всему Северному Ирану, готовя дороги, базы, склады, переправы, казармы, отели для эсэсовцев, прокладывая пути для механизированных колонн в Индию — на соединение с подступавшими через Индокитай японскими армиями. Орды эти намеревались крылом захватить Ашхабад, Самарканд и Ташкент. Мимоходом, так сказать.

В Иране стояли советские и английские войска. Они мешали гитлеровцам действовать в открытую. Фашистам приходилось прятаться, переодеваться в чуху садовника, изображать из себя швейцара запущенного отеля, маляра, штукатура, но все они, несомненно, ждали. Ждали сигнала.

Жутковато и беспокойно почувствовал себя Мансуров в прекрасном, живописном Хорасане. Он теперь вглядывался в лицо каждого захудалого каравансарайщика, каждого чабана, каждого встречного бродячего дервиша. Он искал фашистов. И… находил их. Даже на последнем перевале, над долиной столь долгожданной речки Кешефруд, он признал в здоровенных, облаченных в персидские чухи слугах и конюхах дорожного караван-сарая толсторожих, красноликих пивников-баварцев. Все, как на подбор, были рыжими, светлоглазыми. Таких персов и в природе не водится. Особенно выдавали их резко пахнущие гуталином ботинки и краги, совсем как у швейцара отеля. Хозяин караван-сарая неважно говорил по-персидски, но охотно отвечал на вопросы Сахиба Джеляла по-немецки.

— Вы знаете немецкий? — спросил Мансуров, когда они спускались с перевала по каменистой тропе, вившейся среди желтых холмов.

Сахиб Джелял кивнул своей великолепной чалмой.

— Вы, достопочтенный, несомненно, хотите спросить — откуда этот купец знает по-немецки? Изучил, когда сражался против немцев в Западной Африке. — И после небольшой паузы добавил: — Надо знать язык врага.

— Вы воевали с немцами? — не мог удержаться от вопроса Мансуров.

— Мы воевали против колонизаторов-империалистов… Немцы были в Кении колонизаторами. Были и есть. Особенно фашисты.

Короткий этот разговор заставил Мансурова иначе взглянуть на Сахиба Джеляла. До сих пор он думал, что этот представительный восточный купец просто ловит рыбку в мутной водичке, пользуется смутными временами второй мировой войны и срывает на темных махинациях изрядные куши. Намекнул же ему Сахиб Джелял, что он очень богат. И гранатогубый Али Алескер — хозяин Баге Багу — как-то вскользь заметил, что Сахиб Джелял таинственный человек, что он путешествует по всему Востоку, царственно расточителен и что у него красавица жена, не то англичанка, не то немка. Так и считал до сих пор Мансуров Сахиба Джеляла сомнительным человеком, даже авантюристом.

Какие-то странные нотки в голосе араба и прямое признание, что немцы, как, впрочем, и все империалисты, ему враги, вызвало желание узнать Сахиба Джеляла поближе.

Алексей Иванович заинтересовался военным прошлым своего величественного спутника.

Оказалось, Аббас Кули отлично знает Сахиба Джеляла.

— Сильный человек. Захочет — Эльбурс-гора в хлеб обратится, в Джейхуне суп из говядины потечет, а песок Кызылкумов перцем острым станет. — Он сдерживал своего великолепного коня — кони всегда у Аббаса Кули были великолепные, кровные, породистые — и продолжал размышлять вслух: — Все знают на Востоке Сахиба Джеляла. С друзьями он благороден, с врагами великодушен; если колесо судьбы повернется против, он протянет к нему руку и поломает его.

Со злым будь злым,

С добрым будь добр!

Среди роз розой будь,

Среди шипов — шипом.

От избытка чувств и уважения Аббас Кули даже пропел четверостишие, не подозревая, что это стихи знаменитого Саади. Очень уважал Аббас Кули господина Сахиба Джеляла, восточного негоцианта.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

Если кто-либо наделен упрямством характера, тому стрелы судьбы причиняют невыносимую боль.

Хумам Тебризи

Ожидание обещанной встречи сожрало мое терпение, ибо терпение — вата, а ожидание — огонь.

Адиб-и-Сабир

Путешествие верхом на лошади по степям и пустыням очень утомительно. Конечно, увидишь много интересного, чего не заметишь, когда мчишься в автомобиле, встретишь и поговоришь с самыми неожиданными людьми. И Мансуров не сетовал, что поездка затянулась, тем более что он смог ближе узнать Сахиба Джеляла, для него все еще несколько загадочную личность. О Сахибе Джеляле говорили и в Тегеране, и в Мешхеде, и в Керманшахе. Командование советских войск в Иране осведомлено было о его большом влиянии среди коммерческих кругов, о его авторитете среди шиитского духовенства.

Выяснилось, что Сахиб Джелял имеет дела в долине Кешефруд — закупил у кочевников несколько тысяч манов шерсти и около ста тысяч каракулевой смушки и потому хочет побывать сам в джемшидской степи.

«Очень большие мошенники. Да и самый богатый человек среди них — шейх Абдул-ар-Раззак, продувная бестия».

Такое чисто русское выражение несколько неожиданно прозвучало в устах восточного купца, но упоминание о великом наставнике веры, сыгравшем печальную роль в жизни Шагаретт, заставило Мансурова немедленно принять помощь Сахиба Джеляла.

Спускаясь с гор в долину Кешефруд, Мансуров похвалил себя. Вряд ли без Сахиба