Связанная - Тиффани Робертс

груди и склонила голову. Казалось, целую вечность она оставалась такой и молчала.

Айви сжала губы, желая, чтобы ее сердце перестало колотиться, желая, чтобы Налаки сказала что-нибудь, что угодно, чтобы они могли знать, какая судьба их ожидает. Она не думала, что Терновые Черепа прогонят их — или, что еще хуже, обратятся против них, — но она не могла знать наверняка.

Наконец, заговорила Налаки.

— Многое из того, что вы говорите, не может быть правдой. Существа из места среди звезд… такого не может быть без участия множества рук Восьмерых, и зачем Восьмерым создавать такие вещи, как эти шел-веки? И все же я чувствую твой кхахал, Кетан. Я знаю, что ты не лжешь, потому что эти шел-веки сидят перед моими восемью глазами. И если Зурваши придет в наши земли…

Кетан издал низкий, хриплый, несчастный звук.

— Она приближается. Потому что она охотится на нас.

Налаки подняла руки, собирая в ладони свои длинные шелковистые волосы и перекидывая их через плечо. С поразительной ловкостью для таких больших и толстых пальцев она начала заплетать волосы в свободную косу.

— До меня моя мать была дайя. Она была мудрой и справедливой, какой и я старалась быть. Когда Зурваши потребовала корень Мендера с наших грядок, моя мать предложила обмен. Но Зурваши не хотела обмена. Она хотела только брать. Когда мы отказались, она объявила войну. Моя мать повела Калдарак в битву. Она начала свою битву в самых дальних уголках наших земель, в тех местах за болотом, и постепенно ее оттесняли назад, и назад, и назад. Зурваши была больше, чем воин. Она была зверем, безразличным к тому, кого уничтожала. Жаждала только крови. Я сражалась бок о бок со своей матерью. Я была с ней, когда она пала от копий ваших Клыков, и я отомстила за нее своими собственными. Я всегда довольствовалась тем, что ткала, вырезала, выращивала. Делала все, кроме войны. И все же у меня не было выбора, потому что Зурваши не жаждала ничего, кроме войны.

Ее пальцы замерли, и она уставилась на свои длинные мерцающие волосы так, словно они были ей незнакомы.

— Тогда я стала дайей, помеченная нашими говорящими с духами еще теплой кровью моей матери, и я боролась, чтобы сохранить то, что осталось нашим. Калдарак был сердцем нашей земли. Калдарак не мог пасть. Я приказала нашим вернуться домой и защищать его до последнего. Мы подготовили нашу оборону, готовые, наконец, отомстить Королеве-Кровопийце. Я была готова умереть здесь с копьем в руке, счастливая, тем как это копье было бы похоронено в ее груди.

— Но она не пришла. Она нашла болото отвратительным и отступила после того, как прогнала нас по нему. Она думала, что мы сломлены, и, возможно, она была права. Нас вдвое меньше, чем было до ее войны. И я сделала все, что могла, чтобы исцелить мой народ. Чтобы укрепить нашу силу. Чтобы сохранить наш шар'тай сильным, но еще больше для того, чтобы сохранить нам жизнь.

Налаки повернула голову, чтобы посмотреть на гнездо в углу, на эти драгоценные яйца, свернутые там и нежащиеся в тепле.

— Ты привел чудовище, которое положит конец моему роду, прямо к нам, Кетан, — Налаки перевела взгляд на Кетана. Ее глаза были непроницаемыми, поза твердой и непреклонной. — Если твои слова правдивы, а я знаю, что это так, она придет за тобой. И она придет сюда, в Калдарак. Мой народ ненавидит только ее, но они были бы рады никогда больше ее не видеть. Мы избегали войны с ней все эти годы, ты понимаешь? Мы знали, что у нас не хватит сил выстоять против Такарала.

— Я понимаю, Налаки, — сказал Кетан, — и мне жаль. Эта битва не принадлежит тебе или твоему виду. Она моя. Но я бы попросил тебя остаться с нами, несмотря ни на что.

— Ты многого просишь, теневой охотник.

Айви кивнула, отбрасывая печаль, которую ей внушил рассказ Налаки.

— Да, но… это ради нашего будущего. Ради наших выводков. Наших друзей. Нашего племени. И для вас тоже. Пока Зурваши жива, ее тень будет нависать над Калдараком. Эта ненависть будет всегда. Всегда будет страх, что однажды она снова будет жаждать крови. Гарахк сказал нам, что ее Когти все еще приходят и забирают у вас, что иногда они убивают. Разве это не так же сильно, как война? Мы просим вас помочь нам покончить со всем этим.

— У нас недостаточно сил, чтобы противостоять ее армии, — сказала Налаки.

— Я не верю, что она действует со всей силой Такарала, — ответил Кетан. — Находясь так близко позади, она не смогла бы поднять всех своих воинов. Она охотится только на нас и считает людей слишком слабыми, чтобы представлять угрозу. То же самое она думает и о Калдараке.

— И она все больше боится предательства, — сказала Ансет. — Она не оставила бы Такарал без охраны в свое отсутствие.

Налаки фыркнула, положив нижние руки на суставы ног.

— И даже против половины сил Такарала мы были бы в меньшинстве.

— Не употребляй таких слов, — прорычал Гарахк. — Один из наших — это то же самое, что трое их.

— Ах, мой Лувин, — Налаки повернулась лицом к своей паре и наклонилась, прижимаясь своим головным к его голове. — Моя гордость за Калдарак так же велика, как и твоя, но я не буду лгать им или тебе. Мы бы залили землю под нами кровью наших врагов и все равно не победили бы.

— Мы можем покончить с этим без необходимости в такой битве, — сказал Кетан.

Налаки подняла голову и посмотрела на Кетана.

— Как, теневой охотник?

— Мы встретим ее, готовые к битве, но она встретится со мной один на один. И я убью ее.

Айви резко вдохнула и подняла глаза на свою пару.

— Кетан, нет.

— Брат по выводку, не будь дураком, — огрызнулась Ансет.

Телок, Рекош и Уркот одновременно сказали что-то похожее, но ни один также громко, как Ансет.

Кетан положил руку на плечо Айви, прямо над следом от укуса, нежно сжимая его.

— Так и должно быть. Как ты сказала, моя Найлия, мы не можем убежать. Если нам придется сражаться, сражаться буду я. Это всегда было обо мне. Я с радостью встречусь с ней один на один, чтобы избавить остальных от ее гнева.

Айви вглядывалась в его лицо, ее сердце учащенно билось, по венам тек лед. Она покачала головой.

— Она убьет тебя, — сказала она по-английски. — И когда она убьет тебя, она обратится против нас. Всех нас.