Азенкур: Генрих V и битва которая прославила Англию (ЛП) - Баркер Джульет

Еще хуже обстояло дело с несчастной Жанной де Гайлувель, женой Пьера де Илленвилье, бальи Эврё в Нормандии. По состоянию на 9 мая 1416 года, почти через шесть месяцев после битвы, она еще не знала, что случилось с ее мужем. Жанна и ее семеро в это время детей находились в тяжелом финансовом положении. Пьер де Илленвилье владел многими своими землями, синьориями и доходами как вассал короля, но королевские чиновники вернули их в руки короля, заявив, что ее муж должно быть мертв. Жанна продолжала верить, что ее муж жив, и старательно пыталась узнать о нем. "Она слышала, как некоторые говорили, что ее муж находится в плену у английского рыцаря по имени Корнуолл, и она надеется, что по благословению Господа вскоре получит хорошие и определенные новости, надеясь, что ее муж скорее жив, чем мертв". По ее словам, "это было бы очень тяжело, дорого и пагубно", если бы ее лишили такой большой части дохода ее мужа на основании одного лишь предположения, что он мертв. Просьба Жанны о том, чтобы ей позволили сохранить доходы до тех пор, пока она не узнает точно о судьбе мужа, была временно удовлетворена, но, судя по всему, это было безнадежное дело. Сэр Джон Корнуолл действительно был неутомимым сборщиком выкупа за пленных, но имя Пьера де Илленвилье среди них не встречается. Вероятно, он лежал там, где пал, не узнанный на поле Азенкура.[631]

Проблема идентификации погибших осложнялась тем, что тела павших систематически подвергались ограблению. Англичане, как и подобало победителям, лишали убитых всех ценностей, включая доспехи, украшения и одежду. Это были законные военные призы, часть из которых должна была быть сохранена — особенно оружие и доспехи, которые должны были заменить потерянные или поврежденные, — но большая часть должна была быть продана с выгодой. Взять нужно было так много, что Генрих, постоянно помня о возможности французской атаки или засады на дороге, забеспокоился, что его люди перегружают себя, и отдал приказ, чтобы никто не приобретал больше, чем нужно для себя.[632]

После того, как англичане закончили сбор трофеев, трупы были вторично осквернены местными жителями, которые буквально раздели их догола. "Однако ни один из них, прославленный или выдающийся, к нашему отъезду не имел больше покровов, кроме тех, которыми природа наделила его, когда он впервые увидел свет", — отмечал капеллан.[633]

Это было больше, чем обычная благочестивая банальность о том, что все люди равны по рождению. Без своих знамен, вымпелов, сюрко или гербов герольды и другие эксперты по гербам не могли определить, кто именно был убит. После того как с них также снимали доспехи и одежду, невозможно было даже отличить дворянина от горожанина-ополченца.

Идентификация погибших осложнялась тем, что многие из них получили ранения в голову и лицо. В одной из хроник утверждается, что из пяти или шести сотен погибших бретонцев удалось опознать только восемнадцать, "потому что все остальные были так изрезаны, что никто не мог их узнать". Отчасти это объяснялось характером битвы: стрелы были нацелены главным образом в забрала приближающегося врага, и те воины, которые падали в давке и грязи, были убиты лучниками, которые поднимали их забрала, когда они лежали беспомощными, и кололи их своими кинжалами или наносили удары свинцовыми молотами. Некоторые из погибших, должно быть, также были пленниками, которых Генрих приказал казнить, вовремя сражения. Опять же, ранения в голову, скорее всего, были распространенной причиной смерти, поскольку все пленники были без шлемов. Возможно, в этом контексте имеет значение тот факт, что когда тело Антуана, герцога Брабантского, было обнаружено через два дня после битвы, оно лежало обнаженным недалеко от поля боя. У него была рана на голове, но горло также было перерезано. Можно предположить, что он был слишком важным пленником, чтобы быть казненным — но в пылу сражения его импровизированного сюрко было явно недостаточно, чтобы опознать и защитить его.[634]

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Местный летописец Руиссовиля также утверждал, что "у короля Англии было 500 человек, хорошо вооруженных, и он послал их среди мертвых, чтобы снять с них гербы и большое количество доспехов. В руках у них были небольшие топоры и другое оружие, и они резали как мертвых, так и живых по лицу, чтобы их нельзя было узнать, даже англичан, которые были мертвы, а также остальных". Хотя он не отличался точностью, его рассказ, возможно, в значительной степени правдив. Лефевр де Сен-Реми также сообщает, что Генрих V приказал собрать все доспехи, сверх того, что его люди могли унести, в одном доме или амбаре, который затем должен был быть подожжен. Хотя можно представить, что многие трупы могли быть изуродованы в процессе снятия доспехов, тем более что это делалось в спешке, это не было целью мероприятия, а лишь сопутствующим фактором. Настоящей целью было предотвратить попадание такого огромного запаса доспехов и оружия в руки врага, что позволило бы ему совершить нападение на тылы английской армии, когда она возобновит свой поход к Кале.[635]

Прежде чем начать этот поход, нужно было решить другие задачи. На поле боя лежало слишком много тел, чтобы англичане могли подумать о христианском погребении их всех; мы даже не знаем, делали ли они это для своих соотечественников. Конечно, трупы некоторых наиболее знатных жертв — в частности, Эдуарда, герцога Йоркского, и Майкла, графа Саффолка — были забраны с поля боя для доставки в Англию. Учитывая длительность транспортировки и отсутствие возможности забальзамировать их или заключить в свинец, чтобы предотвратить гниение, средневековая практика заключалась в расчленении тел и их варке до тех пор, пока плоть не отделялась от костей. Эта прагматичная, но неприятная процедура означала, что затем кости можно было легко перевезти в Англию в простом сундуке или гробу, чтобы со всеми положенными церемониями захоронить их в последнем пристанище. Кто отвечал за выполнение этой жуткой операции, мы не знаем, хотя можем предположить, что в ней, вероятно, участвовали Томас Морстед и его команда хирургов — если они не были слишком заняты уходом за живыми людьми.[636]

Пройдет несколько дней, прежде чем будут похоронены остальные погибшие. Семьи крупных синьоров отправили своих слуг и священников искать на поле боя своих близких. Так были найдены тела герцогов Алансонского, Барского и Брабантского, а также коннетабля д'Альбре, Жака де Шатильона, Галуа де Фужера, архиепископа Сенса и графов Невера и Руси. Даже на этом позднем этапе под грудами трупов все еще находили живых людей. Например, Энглеберт ван Эдинген, мессир де Кестергат, был обнаружен тяжело раненным через три дня после битвы, но, несмотря на то, что его доставили в Сен-Поль, он не поправился и вскоре умер. Было сделано все возможное, чтобы вернуть мертвых на родину для погребения рядом с их предками: тело Филиппа, графа Неверского, было забальзамировано и доставлено в цистерцианское аббатство Элан, недалеко от Мезьера, в Арденнах; труп его брата, герцога Брабантского, был забальзамирован на поле боя и пронесен в официальной похоронной процессии через скорбящие города его герцогства, для прощания в Брюсселе, прежде чем быть похороненным рядом со своей первой женой в Тервюрене. Герцог Алансонский был забальзамирован, чтобы его тело можно было отнести для погребения в церковь аббатства Святого Мартина в Сизе, но его внутренности были захоронены рядом с большим алтарем во францисканской церкви в Хесдине. Гийом де Лонгей, капитан из Дьеппа, был привезен в город и похоронен с почестями в церкви Сен-Жак, вместе с одним из двух сыновей, погибших вместе с ним при Азенкуре; тело второго сына, предположительно, найти не удалось.[637]

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})