Все сражения русской армии 1804‑1814. Россия против Наполеона - Виктор Безотосный

Но окончательно выправил ситуацию старый атаманский друг английский генерал р. Вильсон. Он как раз прибыл в Тарутино, взял Платова под свою защиту и, собственно, выступил посредником в налаживании отношений между Кутузовым и «вихорь»‑атаманом. «Брат Вильсон» (платовское выражение) застал своего боевого товарища «безо всякой команды и удаленным от тех, кои почитают его равно как отца, так и начальника», а также пребывавшего «чуть ли на пороге смерти от огорчения и обиды» (376) . Английский генерал стоял «на одних квартирах» с Платовым, часто у него обедал. Атаман подарил ему скакуна, снабжал вином и провизией с Дона. Новые акции против Платова неизбежно имели бы уже международный оттенок. В этом случае нетрудно было предугадать негативную реакцию Александра I. Кутузов это отлично понимал. Казачий предводитель оказался под английской защитой и стал недосягаемым для новых уколов. Конечно, фигура донского атамана не устраивала главнокомандующего, но в этой ситуации требовалось забыть давние неудовольствия и ради общего блага попробовать договориться с ним или хотя бы заключить временное перемирие.

Это обстоятельство позволило Вильсону как посреднику между двумя конфликтующими сторонами быстро договориться. Британский представитель оказался искренне заинтересованным в прекращении затянувшегося конфликта между двумя русскими военачальниками. Можно, конечно, говорить, что его стремление к примирению диктовалось корыстными заботами о стране, которую он представлял. Но любые неурядицы в среде русского генералитета в тот момент были не на пользу Британской империи и входили в противоречие с ее интересами. Но как бы ни истолковывались мотивы поведения Вильсона, в конце сентября Платов вновь сел на коня и получил под свое командование казачий корпус (377) . Так Кутузов примирился с существовавшей тогда «казачьей» партией в генеральских рядах, которую в первую очередь олицетворял знаменитый «вихорь»‑атаман.

Вильсон, без всякого сомнения, выполняя секретные инструкции своего кабинета, играл весьма заметную роль на минном поле армейских интриг. В этом ему во многом помогала крепкая репутация «злейшего врага Наполеона» и личные дружеские связи среди русского генералитета. А вот с Кутузовым, в силу противоположности темпераментов и разного понимания методов достижения победы, отношения у него не сложились. Как представитель союзной державы Вильсон занимал в Главной квартире русской армии исключительное положение. Он имел право прямой переписки с царем и в письмах резко критиковал действия главнокомандующего, но Кутузов, несмотря на их в высшей степени личные враждебные отношения, не мог его удалить из армии и поневоле был вынужден с ним считаться. В целом англичанин занимал антикутузовскую позицию, но немало претензий у него было и к Беннигсену. В то же время, заинтересованный в первую очередь в полном разгроме наполеоновской армии, он искренне пытался примирить для пользы дела не только Платова, но и Беннигсена с Кутузовым. Правда, взаимная вражда двух высших военачальников зашла так далеко, что эта попытка потерпела неудачу.

Если рассматривать борьбу Кутузова со своими оппонентами, можно отыскать только два момента, когда «недовольные» генералы имели шансы что‑либо изменить в расстановке сил на высшем военном олимпе. Первый и вполне легитимный: это заседание знаменитого военного совета в Филях. Но в рядах генералитета не существовало единой антикутузовской партии, каждый имел к потенциальным лидерам военной оппозиции не меньше претензий, чем к гланокомандующему. Кутузов же смог, «столкнув лбами» двух главных оппонентов (Барклая и Беннигсена), встать над схваткой. В целом ему удалось контролировать ситуацию и направлять ход событий в нужном для него направлении.

Второй момент возник уже в Тарутинском лагере, когда Кутузов решился встретиться с посланцем Наполеона Ж.А.Б. Лористоном. Это вызвало бурную негативную реакцию со стороны британского генерала и по совместительству «защитника императорских интересов» сэра Роберта Вильсона. Как явствует из его бумаг, он был срочно вызван с аванпостов в Главную квартиру, где встретился с Беннигсеном и рядом генералов. «Они представили ему доказательства, что Кутузов в ответ на переданное через Лористона предложение Наполеона согласился этой же ночью встретиться с сим последним на Московской дороге... дабы обсудить условия соглашения о незамедлительном отступлении всей неприятельской армии из пределов России, каковое соглашение долженствовало бы послужить предварительной договоренностью к установлению мира». Далее была подтверждена «решимость генералов, которую поддержит и армия, не допустить возвращения Кутузова к командованию, ежели поедет он на сию ночную встречу в неприятельском лагере». Вильсону вместе с герцогами А. Вюртембергским и П. Ольденбургским, а также с князем П.М. Волконским удалось убедить Кутузова не ехать на переговоры, а лишь принять Лористона в русском лагере (378) . Но никаких резких шагов со стороны русского генералитета не последовало, хотя в данном случае впору утверждать о существовании и «английской» партии, деятельно отстаивавшей русско‑британские интересы.

Второй этап войны: выработка противниками новых оперативных планов и их реализация

Находясь в Москве, французский император все чаще оглядывался назад, беспокоясь за свои фланги. Он контролировал огромный выступ, уходящий в глубь русской территории к Москве, и имел чрезвычайно растянутые коммуникации. Против войск Витгенштейна и Тормасова он вынужден был уже оставить пять корпусов, не считая мелких частей. Перед движением на Москву из Германии к Смоленску был передвинут один из последних резервов Великой армии – корпус Виктора. У Наполеона вызывало большие опасения наличие у русских неиспользованных резервов, и в первую очередь Дунайской армии адмирала П.В. Чичагова. Поэтому Виктору предписывалось поставить свои возможные действия в зависимость от направлений движения Дунайской армии.

После занятия Москвы Наполеон не имел практически никакой информации о политическом положении дел в России. «Император, – вспоминал Коленкур, – все время жаловался, что он не может раздобыть сведения о том, что происходит в России... Единственные сведения о России, которые получал император, это были сведения, приходившие из Вены, Варшавы и Берлина через Вильно» (379) . Наполеон продолжал находиться в плену довоенных иллюзий, что после взятия столицы царь и дворянство, стараясь избежать внутриполитических осложнений, пойдут на заключение мира. Он не смог принять в расчет ростки народного подъема и решимость армии продолжить войну до полного изгнания врага. Отсюда проистекали его попытки договориться о так необходимом мире, когда французы были морально расслаблены, уверовав, что главная цель достигнута, а Россия уже утратила способность к сопротивлению. С другой стороны, у французского императора в этой ситуации неопределенности появилось чувство растерянности, как у человека, не знающего, что же ему делать и как поступать. «Если у Вашего Величества все еще сохраняются хотя бы остатки Ваших прежних чувств ко мне, Вы благосклонно отнесетесь к моему письму», – писал из Москвы Наполеон Александру I 8(20) сентября. Нетрудно заметить, что это не интонация победителя, а скорее человека, вымаливающего прощение. В этом очередном оставшемся без ответа послании он сообщал о московском пожаре, инкриминируя его возникновение московскому главнокомандующему Ростопчину («Ростопчин ее сжег»), заранее отметая возможные обвинения в свой адрес, поскольку это могло помешать ведению переговоров о мире. Одновременно, апеллируя к голосу разума и гуманизму русского монарха, французский император давал понять, что готов ради мира пойти на многое, и поместил в письмо следующую фразу: «Я веду войну с Вашим Величеством без воодушевления; письмо от Вас, перед или после последнего сражения, остановило бы мой марш, и я был бы в состоянии пожертвовать выгодой вступления в Москву» (380) . Он все еще тешил себя мыслью заключить столь необходимый мир!

В дальнейшем в поисках мирного выхода из сложившейся ситуации Наполеон цеплялся за любой повод вступить в переписку с российским императором или установить контакт с русским командованием. Но русские никак не шли на переговоры, поэтому уже через некоторое время перед ним все чаще вставал вопрос «что делать?». В выборе решения он проявлял известные колебания и, судя по переписке этого периода, рассматривал три возможных варианта.

1. Зимовать в районе Москвы.

2. Найти удобную позицию (в районе Смоленска) и вести переговоры.

3. Продолжить наступательные действия, догнать Кутузова и дать новое сражение.