Невыносимая шестерка Тристы (ЛП) - Дуглас Пенелопа

— Заткнись.

Я бросаю свою сумку на пол, и она, быстро отступая, натыкается на стол.

— Значит, ты говоришь мне, что однажды мы будем воспитывать наших детей, живя по соседству друг с другом? Ты, ненавидящая мужчин лесбиянка с дерьмовой стрижкой и потомством от донора спермы, и я со своими детьми, спрашивающими, почему тетя Клэй лапает няню?

Я хватаю ее за воротник обеими руками и прижимаю к стене.

Эми хнычет и пытается оттолкнуть меня, но я хватаю ее за волосы на голове одной рукой, а другой впиваюсь пальцами ей в живот.

Она кричит.

— Клэй!

— Ш-ш-ш… — шепчу я ей в губы.

Моя так называемая «подруга» извивается, но ее волосы обвиваются вокруг моих пальцев, и она словно попадает в ловушку.

— Прекрати, — умоляет она.

Но я не останавливаюсь.

— Если ты еще хоть раз заговоришь так со мной, я выбью тебе зубы, — смотрю ей в глаза, новая энергия наполняет меня, и это пугает, но я, черт возьми, не прекращаю. Ничто не встанет между мной и Лив. — Ты поняла?

Слезы застилают голубые глаза Эми, и я сильнее сжимаю ее, когда она пытается вырваться из моей хватки.

— Ты поняла? — кричу я.

— Клэй…

Но сейчас моя очередь высказаться.

— Теперь, Эми, я понимаю, почему твоя сестра, помешанная на Иисусе, употребляет кокаин, чтобы вытерпеть своего мужа-священника, от которого забеременела другая женщина, — говорю я спокойно, но твердо. — Твой отец две недели каждого лета развлекается с мальчиками подростками в Таиланде, так что ты просто проецируешь своих демонов на легкую мишень, но, если ты больше не моя подруга… — Я выплевываю эти слова, мои пальцы сильнее сжимают ее. — Не знаю, как я выживу.

У нее вырывается стон.

— Все поверят тебе, а не мне, — добавляю я, и мы обе знаем, что это не так. — Потому что твое слово значит гораздо больше моего, верно?

Нет.

Я продолжаю и внезапный прилив силы придает мне смелости.

— Я потеряю всех друзей, — говорю ей. — Остаток учебного года будет отстойным. Никаких вечеринок. Никакого выпускного. Можешь представить тиктоки и твиты? Вообще-то, я думаю, что в моей ленте есть несколько твитов с нападками на геев. А еще чья-то фотография в черном костюме для хэллоуинской вечеринки несколько лет назад.

Угроза повисла в воздухе, ее глаза расширяются, когда до нее доходит, кто здесь на самом деле контролирует ситуацию.

— Клэй…

— Наверняка скриншоты уже сделаны. — Я изображаю беспокойство. — Будет выглядеть не очень хорошо, когда я подам заявление в Омега Чи или пойду на гребаное собеседование о приеме на работу через пять лет. Ненависть ко мне распространится по всему миру. — Я вздыхаю. — О, нет, Эми. Ты поймала меня.

— Я была Бейонсе… — хнычет она, пытаясь объяснить свой костюм на Хэллоуин, но я снова сильно прижимаю ее к стене и, наконец, отпускаю.

Подняв свою сумку с пола, вешаю ее на плечо, пока она стоит, застыв у стены. Если Эми начнет болтать, я прикончу ее.

— И не беспокойся, — успокаиваю ее, окидывая взглядом с ног до головы, будто оцениваю ее. Словно я когда-либо смотрела на нее с интересом, пока она ночевала у меня дома или стояла голая в раздевалке со мной. — Я никогда не испытывала к тебе влечения. У тебя нет того, что есть у Лив.

И выхожу из класса — и из школы — быстро захожу в «Твиттер» и делаю скриншоты всего того дерьма, прежде чем она удалит его.

***

Я смотрю на свое лицо в боковое зеркало и ощущаю себя немного странно, менее нарядно чем, когда в школе.

Но Лив не любит излишеств, и я не хочу выглядеть чересчур красивой или ухоженной, заставляя ее чувствовать себя не в своей тарелке.

Держа телефон в руке, я иду в «Мариетту» немного раньше, чтобы выбрать столик. Святые обычно не приходят сюда в середине недели, поэтому нет риска, что меня заметят. Я хочу ее для себя.

Теплый воздух ласкает мои обнаженные руки, живот и грудь — все, что не прикрыто майкой, когда я захожу внутрь в джинсах и шлепанцах. Я уложила волосы мягкими волнами с помощью плойки и нанесла совсем немного макияжа, надеясь, что буду выглядеть так привлекательно, что она не сможет устоять.

— Садитесь где угодно, — говорит мне официантка в черной бандане, когда я вхожу. — Принести что-нибудь выпить?

Она хватает поднос с раками и несет его к столу.

— Две диетические колы, — прошу я. — И десять устриц на половинке скорлупы для начала. С приправами, пожалуйста.

Она кивает один раз, и я пробираюсь через закусочную во внутренний дворик. Приятный аромат цветов окутывает меня, когда я прохожу мимо немногочисленных посетителей к столику, расположенному по другую сторону дерева.

Бросив сумку, сажусь за белый столик из кованого железа, мой стул скрипит, когда я двигаю его по кирпичному полу. Белые стены тента колышутся на ветру, пластиковые окна запотели от влажности. Я смотрю вверх, дерево достигает того места, где должна быть крыша, небо над головой заполнено звездами.

Официантка ставит два напитка, а затем возвращается с подносом устриц со льдом, и я достаю из сумки бутылку с водой, открываю ее и мгновенно чувствую запах текилы «Патрон» внутри.

— Не начинай без меня, — вдруг слышу я.

Я улыбаюсь, поднимаю голову и вижу, как Лив подходит к моему столику.

Но мое сердце на мгновение замирает, когда я замечаю ее короткую черную юбку, длинные загорелые ноги и черные туфли на каблуках с шипами с ремешком, закрепленным вокруг лодыжек: мне сразу представляется картина, где она лежит прикованная к кровати. Впервые я обращаю внимание на ее лодыжки, они просто невероятные, и как я раньше их не замечала. И икры. И бедра.

Каблуки. Я никогда не видела ее на каблуках. Выцветшая футболка с черной полосой туго обтянута вокруг тела и завязана сзади, обнажая живот, и я понятия не имею, кто такие Black Flag, но сейчас я их вроде как люблю.

Ее губы подкрашены красным тинтом, а распущенные волосы выпрямлены.

Оливия стоит там и через мгновение тихонько смеется. Я понимаю, что смотрю на нее с открытым ртом. Я закрываю его, и мой взгляд снова скользит вниз по ее ногам.

Я встаю и целую ее, задерживаясь рядом и вдыхая запах ее мыла, духов и лосьона, которые смешиваются между собой и дарят это чудесное чувство в моем животе.

— Нервничаешь? — спрашиваю я.

Лив улыбается.

— В хорошем смысле.

— Ты выглядишь потрясающе.

Она отстраняется и садится, румянец заливает мои щеки, когда я встречаюсь с ней взглядом. Все, о чем я мечтаю, это прикоснуться к ней, и она знает это. Теперь остается только действовать до тех пор, пока моя блестящая идея о свидании не надоест нам обеим и мы сможем убраться отсюда.

Я сажусь следом, и неловкость от вопроса «Что теперь делать», когда мы привыкли либо целоваться, либо заниматься сексом, либо драться, оставляет нас в недоумении.

— У меня есть одна не школьная юбка, — говорит она, нарушая тишину и распрямляя свою трубочку. — Вот эта.

Она нравится мне. Я обхватываю своими ногами ее. Лив опирается головой на руку, играя со своей трубочкой, когда ее взгляд падает на маленькие слезинки в моем белом топе, сквозь которые просвечивает кожа.

— Что? — спрашиваю я.

— Ты тоже выглядишь потрясающе.

Сейчас я чувствую себя недостаточно одетой, но… ее глаза не лгут.

Лив прочищает горло, когда официантка перемещается по дворику, музыка доносится через вход из закусочной.

— Честно говоря, я нечасто ходила на свидания, — говорит она мне. — Не знаю, как все должно происходить.

— Мы едим. — Я распрямляю свою трубочку. — Обычно это снимает напряжение.

Сделав глоток, вытягиваю руки над головой, несколько раз глубоко вдыхаю, чтобы выбросить из головы эти каблуки, но потом ее юбка напоминает мне кое о чем, и я улыбаюсь.

— Я уже видела тебя в этой юбке, — произношу я. — Ты надевала ее в мебельный магазин пару лет назад.

Она поднимает голову, вероятно, она не помнит этот момент.

— Я была там с мамой, — говорит она. Я поднимаю соус табаско и лимоны, предоставляя ей выбор. Она указывает на табаско.