Мир Трех Лун - Гай Юлий Орловский

— Нарыв? — переспросил он.

— Что-то созрело, — пояснил я. — Будто сами не видите!.. То ли война на самом пороге, то ли наступление мятежного принца, то ли дворцовый переворот… Это и я могу предсказать!..

Он жестоко усмехнулся:

— Ты-то можешь.

— Любой, — поправил я себя, — может предсказать. Ничего нового! Рутина. Балы, интриги, перевороты, война и охота… что он предсказал?

Он кивнул:

— В общем, да. Правда, замок с тремя башнями есть только у одного из знатных глердов… Посмотрим, будет ли там пожар. Заметный пожар. Ты прав, существо. Ничего особенного в предсказании, я то же самое вижу и без ясновидения… Одно непонятно…

Он вперил в меня злой взгляд. Мне показалось, что придавливает меня к стене, ноги онемели вовсе, главнокомандующий пользуется какой-то древней чертовщиной, уже вижу только его глаза, зрачки расширились, стали как вся комната…

Я с усилием вернул себе контроль, я хозяин тела, очень редко оно берет надо мной верх, да и то когда много вина и баб, а вот так грубо еще не удавалось…

На лице Дейнджерфилда отразилось разочарование, а я переспросил:

— Что непонятно?

— Да, — ответил он жестко. — Непонятно. Почему именно тебя считает ответственным?

Я пожал плечами:

— Простите, глерд, невежественному человеку все новое зрится злым и опасным. Невежда всегда уверен, что новое несет беды. Я здесь человек новый, к тому же что-то изменил… надеюсь, к лучшему. Вот он по неразумению и…

Дейнджерфилд кивнул, все еще не сводя с меня взгляда.

— Думаешь?

— Самый правильный вариант, — ответил я.

Он усмехнулся, но улыбка была жестокой.

— Ты даже не скрываешься, — сообщил он.

— В чем?

— Говоришь свободно, — объяснил он. — Ты не раб и никогда не был рабом. Ты даже не был простолюдином! И речь твоя вольна и несет в себе зачатки глердовой спеси. Как ни скрывай, но это как рост или ширина плеч, все равно заметно. Ладно, сейчас другое важно… Гм, в общем, иди в свою людскую. А я подумаю над предсказанием.

Круллос ждал меня в коридоре, взглянул без интереса, явно и не ожидал, что убьют или даже зарежут.

— Готов?

— К чему? — спросил я.

Он взял горячий факел, жестко усмехнулся:

— Идти обратно. А то если надо штаны сменить…

— Свои отдашь? — поинтересовался я. — Ладно, пойдем. А чего надо было вот так, если можно бы поверху?

— Эта часть дворца, — сообщил он, — защищена от любой магии. Нельзя ни подслушать, ни помешать. Ты не думай, глерд Дейнджерфилд не один пользуется. Хотя, конечно, высокий ранг необходим…

— Еще бы, — буркнул я. — Привилегии…

Он усмехнулся:

— Не одобряешь? А ты точно из армии принца? Или из сочувствующих. Ладно-ладно, не вскидывайся! Мне все равно. Я просто служу. Сядет на трон принц, буду служить принцу.

— А как же воинская присяга? — спросил он.

Он хмыкнул:

— Я присягал трону. Трону и буду служить. Власти!.. А ты что думал?

Я промолчал, голова раскалилась от жарких мыслей, словно булыжник в костре. Если Дейнджерфилд признал меня опасным, почему так легко отпускает?.. Что задумал?

Обратный путь показался вдвое короче, ну это не магия, так всегда, я с облегчением увидел знакомую дверь, а когда Круллос отодвинул засов, я поспешно вышел на родной двор, где суетятся дворовые люди, носят воду, дрова, снимают мешки с телег и перетаскивают в подвалы.

Глава 17

В лабораторию вернулся, ломая голову, что же такое задумал Дейнджерфилд, сам двигаюсь, как кукла, хорошо еще, ничего не сломал и не опрокинул, но чародей сам выглядит подавленным и растерянным, за весь день не обронил ни слова, в который раз все перепроверял, сверялся с записями в толстых манускриптах, постанывал сквозь зубы, наконец измученный и с черными мешками под глазами, подошел ко мне, волоча ноги.

Я насторожился, обычно сам подзывает, если надо, а сейчас что-то в лесу сдохло просто огромное…

Он все еще молчит, я вскочил, поклонился самым почтительнейшим образом, словно Рундельштотт не меньше, чем король.

— Делаю, тороплюсь! Пар из… ушей. Да, из ушей.

Он тяжело опустился на лавку, суставы громко хрустнули. Я почтительно ждал в молчании, а он проговорил хриплым голосом:

— Юджин… ты как?

Вопрос просто дикий, чародей никогда нами не интересовался, я спросил встревоженно:

— Что-то стряслось?

— Да, — ответил он мертвым голосом. — От королевы передали, ее величество изволит явиться завтра. На окончательный запуск.

— Так это же здорово, — сказал я с испуганным восторгом, — у вас же все на мази! Вы на коне!

— Не все, — ответил он. — Не хватило синюшника.

Я спросил осторожно:

— А он важен?

— Без него никак, — ответил он упавшим голосом. — Раствором надо смачивать… Ладно, это неважно. Объяснение неважно.

Я ощутил нехороший озноб, моя трусливая натура раньше меня сообразила, чем грозит нехватка синюшника лично мне, раз уж Рундельштотт подошел и смотрит погасшими глазами.

Я спросил тихонько:

— И совсем-совсем нет в запасе?

Он покачал головой:

— Знаю, запасать нужно вдвое, чем рассчитываешь, но синюшник тратился быстрее втрое.

Я спросил жалко:

— И другого выхода нет?

— Если бы был, — проговорил он совсем тихо. — Даже тот, о котором ты уже догадался, он не совсем… Скорее всего, так потеряю и синюшник, и тебя. С другой стороны, если вернешься, у нас все получится и королева осыплет тебя золотом!

Я посмотрел в сторону единственного окна. Западная часть неба стала торжественно золотистой, вот-вот добавятся багровые краски, и начнется величественный закат.

— Это значит, — произнес я, — надо бежать прямо сейчас?

Он промолчал, но вид его был красноречивее некуда. Я кивнул, сказал подрагивающим голосом:

— Если вернусь… да еще с той травкой… то буду не одним из ваших слуг…

Он все понял моментально, ожил, глаза вспыхнули, даже голос окреп:

— Только принеси синюшник!.. И ты не будешь больше слугой. Ты станешь помощником и единственным учеником!

— И партнером, — добавил я. — Младшим партнером. От которого ничто не скрывается, хорошо?..

Он замялся на мгновение, быстро соображая, чем ему лично грозит, наконец взглянул мне в глаза очень серьезно.

— Обещаю, — ответил он. — Клянусь великой клятвой магов. Ты спасешь мою шкуру. Что я могу сделать что-то больше, чем взять тебя партнером? Обучу всему, что знаю…

— Ого, — сказал я.

— Точнее, — спохватился он, — всему, что сумеешь понять и усвоить.