Бархатные коготки - Сара Уотерс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Нэнс, помнишь тот день, когда мы разговорились на Грин-стрит? Помнишь, ты предложила встретиться и не пришла?..
— Конечно, — не без робости подтвердила я.
Ее губы тронула чудная улыбка — едва заметная, словно обращенная внутрь.
— Я ведь никогда тебе не рассказывала, — продолжала Флоренс, — что я делала в тот вечер?
Я помотала головой. Мне очень отчетливо помнилось, что тогда делала я: ужинала с Дианой, трахала ее в ее красивой спальне и потом, замерзшая и униженная, должна была убраться в свою. Но я ни разу не задумывалась о том, что было с Флоренс, а она в самом деле ничего мне не рассказывала.
— Что же? — спросила я. — Пошла одна на эту свою… лекцию?
— Да, — кивнула Флоренс. Она перевела дыхание. — Я… познакомилась там с девушкой.
— С девушкой?
— Да. Ее звали Лилиан. Я сразу обратила на нее внимание и не могла отвести глаз. Она… притягивала взгляд. Знаешь ведь, случается заглядеться на какую-нибудь девушку? Нет, с тобой, наверное, так не бывало… — Но ведь бывало, бывало! Меня бросило в жар, потом в холод. Флоренс кашлянула, прикрыла ладонью рот. И, все так же глядя на угли в камине, продолжила: — Когда лекция кончилась, Лилиан задала какой-то вопрос — очень умный, опрокинувший все построения лектора. И тут мне показалось, что я ее знаю. Я подошла, завязался разговор. Нэнс, мы болтали без остановки целый час! У нее были очень необычные взгляды. Она как будто прочла все на свете, и по каждому поводу у нее имелось мнение.
Рассказ продолжался. Девушки подружились, Лилиан стала захаживать к Флоренс…
— Ты в нее влюбилась! — решила я.
Флоренс, покраснев, кивнула.
— Кто бы мог, глядя на нее, не влюбиться хоть самую малость?
— Нет, Фло, ты именно влюбилась! Влюбилась — по-розовому!
Она мигнула, приложила палец к губам и покраснела еще гуще.
— Я думала, ты, может, догадывалась…
— Догадывалась? Ну… не знаю. Я никогда не думала, что… сама не знаю, что я думала…
Флоренс отвернула голову.
— Она тоже меня любила, — продолжила Флоренс чуть погодя. — От всей души любила! Но иначе, чем я. Я знала, что это невозможно, и терпела. У нее был поклонник, он хотел на ней жениться. Но она не хотела, она была сторонницей свободных союзов. Нэнс, я в жизни не встречала женщины с более твердыми убеждениями!
Голос Флоренс не дрогнул, но я заметила, что она взволнована. Я вздохнула, Флоренс покосилась на меня и вновь уставилась в камин.
— Через два-три месяца после нашего знакомства, — продолжала она, — я стала замечать, что… у Лилиан что-то не так. В один прекрасный день она явилась с саквояжем. Она ждала ребенка, по этой причине ей отказали в жилье, поклонник — как выяснилось, все же никчемный человек, — боясь позора, не взял ее к себе. Ей было некуда приткнуться… Конечно, мы приняли ее с распростертыми объятиями. Ральф не возражал: он привязался к Лилиан чуть ли не так же, как я. Мы собирались жить все вместе и растить ребенка, как своего. Я радовалась, — представь себе, радовалась! — что ее бросил поклонник и выгнала за порог квартирная хозяйка…
Она поморщилась и соскребла ногтем с платья севшую на него чешуйку золы из камина.
— Это были, пожалуй, самые счастливые месяцы моей жизни. Лилиан здесь, рядом, — даже не знаю, с чем это сравнить. Я была так счастлива, меня просто оглушило счастьем. Лилиан все поменяла в доме — я имею в виду не только атмосферу. Заставила нас содрать обои и расписать стены. Сделала этот коврик. — Она указала подбородком на кричаще яркий коврик у камина — тот самый, о котором я предположила, что его соткал в праздные часы какой-то подслеповатый шотландский пастух. Я поспешно убрала с коврика ноги. — Мы не были любовницами, но это не важно; мы были так близки — ближе, чем сестры. Спали мы вместе, наверху. Вместе читали. Лилиан меня учила. Этот портрет Элеоноры Маркс, — Флоренс указала на фотографию, — принадлежал ей. Элеонора Маркс была ее кумиром, покровительницей — говорила я. Фотографий Лили у меня не осталось. Книга Уитмена тоже принадлежала ей. Тот отрывок, который ты читала, всегда наводит меня на мысли о нас обеих. Она говорила, что мы товарищи… если женщины могут быть товарищами. — Флоренс облизнула пересохшие губы. — Если женщины могут быть товарищами, — повторила она, — я была ее товарищем…
Флоренс замолкла. Я глядела на нее и Сирила: его раскрасневшееся сонное личико, тоненькие ресницы, пухлые розовые губы. Мне стало страшно.
— И что потом?..
Флоренс заморгала.
— Потом… потом она умерла. Лилиан не отличалась крепким сложением, роды были тяжелые, и она умерла. Мы даже повивальную бабку не могли найти, потому что она была не замужем; в конце концов мы пригласили незнакомую акушерку из Излингтона; выдали Лилиан за жену Ральфа. Она называла Лилиан «миссис Баннер» — представляешь? Акушерка она, как я понимаю, была дельная, только очень строгая. Выгнала нас из комнаты; мы сидели здесь и слушали крики, Ральф не переставая ломал руки и плакал. Я думала: «Пусть уж, пусть умрет ребенок, только бы она была жива!..» Но, как видишь, Сирил не умер, да и Лилиан выглядела неплохо, только измучилась, и акушерка сказала, ей нужно поспать. Мы ушли, а чуть позже я вернулась и вижу: началось кровотечение. Акушерка, конечно, успела уйти. Ральф побежал за врачом, но сделать ничего не удалось. Милая, добрая, благородная Лилиан истекла кровью…
Речь Флоренс прервалась. Я придвинулась к ней, присела рядом на корточки и взяла ее за рукав; она ответила подобием доброй смущенной улыбки.
— Жаль, что я не знала.
Я проговорила это спокойным голосом, но втайне готова была схватить самое себя за горло и стукнуть головой об стену. Какая же я дура, что не догадалась сразу! Вот почему никто не отметил день рождения Сирила: он совпадает с днем смерти Лилиан. Этим и объяснялись угнетенное настроение Флоренс, ее усталость, раздражительность, терпеливая нежность брата, сочувствие друзей. И еще ее двойственное отношение к Сирилу — сыну Лилиан, с одной стороны, и ее убийце — с другой; ребенку, которому Флоренс желала смерти, чтобы выжила его мать…
Я глядела на Флоренс, желая хоть как-то ее утешить. Она была такая унылая и одновременно какая-то далекая. Мне никогда не случалось обнять ее, и даже сейчас я не решалась к ней прикоснуться. Я только сидела рядом на корточках и тихонько гладила ее рукав…
Наконец она поднялась на ноги и слабо улыбнулась, и я возвратилась на прежнее место.
— Что-то я разговорилась, — вздохнула Флоренс. — Не знаю, что сегодня на меня нашло.
— Вот и хорошо. Ты… ты, должно быть, ужасно по ней тоскуешь.
Флоренс ответила мне пустым взглядом, словно слово «тоскуешь» не отражало и малой части ее бесконечной печали, потом кивнула и отвела глаза в сторону.
— Мне было тяжело, я чудила, временами хотелось тоже умереть. Знаю, я нагоняла тоску на вас с Ральфом! И наверное, я не очень любезно с тобой обходилась, когда ты только пришла. Со времени смерти Лилиан не миновало и полугода, и тут является новая девушка на ее место, и не кто-нибудь, а ты — ведь с вами обеими я познакомилась на одной и той же неделе! И еще, странное повторение ее истории: ты жила с джентльменом, из-за него попала в беду, он тебя выкинул на улицу. Но тут я увидела, как ты взяла Сирила на руки — вряд ли ты запомнила этот случай, — и мне пришла мысль: Лилиан ведь так и не довелось его понянчить… Не знаю, что было больнее: видеть, как ты держишь его на руках, или ожидать, что ты его выпустишь. И ты заговорила — и сходство с Лили, конечно, испарилось. За всю жизнь я ничему так не радовалась!
Она засмеялась, я тоже попыталась изобразить смех и растянуть губы в гримасу, которая бы при слабом свете сошла за улыбку. Флоренс зевнула во весь рот, встала, приподняла Сирила и потерлась щекой о его головку. Улыбнувшись, она устало шагнула к двери.
Но прежде чем она вышла, я ее окликнула.
— Фло, не было никакого джентльмена, который выгнал меня за дверь. Я жила не с мужчиной, а с дамой; мне пришлось солгать, чтобы ты позволила мне остаться. Я… я розовая, как ты.
— Да что ты? — Флоренс вытаращила глаза. — Энни мне об этом твердила, но я даже не задумывалась, после того, первого, вечера. — Она нахмурилась. — Выходит, никакого мужчины не было и твоя история ничуть не похожа на историю Лилиан… — Я помотала головой. — И ты не попадала в беду…
— В такую беду — нет.
— И все это время ты жила здесь, и я считала тебя совсем не тем…
Было непонятно, как истолковать странное выражение ее лица: злилась она, печалилась, поражалась, считала меня предательницей — что?
— Прости, — сказала я.
Но она только качнула головой и провела ладонью по глазам; когда ладонь упала, я увидела ничем не омраченный, с оттенком веселого удивления взгляд.
— Энни твердила то же самое, — повторила Флоренс. — То-то она обрадуется! Ты не против, если я ей расскажу?