Приговоренный - Леонид Влодавец

— Догадываюсь.

— Именно, догадываешься! И слава Богу, что только догадываешься, но ничего не знаешь. Короче, сейчас диспозиция будет такая. Я позвоню кое-кому, договорюсь, о чем нужно. Сделаем тебе отпуск за свой счет по семейным обстоятельствам. Это затем, чтоб тебя особо не искали из родной области и в Генпрокуратуру не трезвонили без толку. Поселим тебя на даче у моих знакомых — место тихое и безопасное. Там будешь в тиши и на свежем воздухе писать обстоятельную, совершенно секретную докладную. Как на духу будешь исповедоваться, понял? На тот случай, если чемоданчик попадет не к «нашим», а к «ихним». Упаси тебя Господь, как говорится, хоть на один ноготок соврать! По всем фактам л событиям должна быть чистая информация. Потом, конечно, умные люди над ней поработают, поколдуют немножко и смогут, если что, все выстроить так, что сидеть будешь ты, а не более приличные люди.

— Сидеть?! — У Иванцова кольнуло в левый бок.

— Если чемоданчик попадет к нам, то обойдешься переводом в Москву. Найдем местечко Конечно, возможностей жить по-человечески будет поменьше, но сидеть не будешь. А если они успеют раньше — извини, но большего, чем скостить срок и определить в приличную тюрягу, сделать для тебя никто не сможет. Да и то, конечно, если будешь на следствии точно придерживаться того сценария, который для тебя напишут. Это, между прочим, не так-то просто будет. Там тоже ребята с образованием, постараются запутать, вывести на ненужные подробности. Если им это удастся — это я тебе говорю вполне серьезно, — тогда помощь может быть одна… Соображаешь?

— Естественно.

— Нет, брат, это — не естественно. Лет десять назад все было бы не так остро, а теперь… Теперь все круто. Рынок, понимаешь. На хрен он только нам сдался! Семьдесят лет обходились как-то. Конечно, загибы были, уклоны, оппозиции. Сажали, даже стреляли. Но не по-бандитски. А теперь приходится… Но ты не тушуйся раньше времени. Запугал я тебя?

— Да уж не развеселил…

— Ничего, полезно. Будешь знать, как за халява-ми гоняться. Думаю, что наши этих твоих придурков найдут раньше, чем те успеют найти покупателей на свой товар.

— Надо надеяться, — неуверенно пробормотал Иванцов, ощущая, что поездка в Москву значительно приблизила его к могиле, как бы ни закончилась вся эта история.

«РУССКАЯ ВОДКА, ЧТО ТЫ НАТВОРИЛА…»

В ванну Клык полез не без опаски. Не то чтобы утонуть боялся, а беспокоился, как бы, пока он будет смывать всю грязюку, бабы невзначай милицию не вызвали. Так уж его жизнь приучила — никому не верить и надеяться только на себя. Бывали случаи, когда его обманывали и подставляли те, кого он по нескольку лет знал и считал нормальными корешками.

А тут — бабы. Все на одном страхе. Сам больше недели их обманывал, капитаном называясь. Конечно, знают вроде бы, что замазались рядом с ним и деваться им некуда, но это для мужика привязка, а не для них. Может все в одну секунду решиться. В истерическом порыве, в момент попадания шлеи под хвост и так далее. Потом, конечно, сам и выть будут от своей дури, когда защелкнут их под замок и начнут таскать на допросы, где какая-нибудь девочка с лейтенантскими погонами будет выворачивать их души и ворошить все прошлое. А в камере какая-нибудь тетя Мотя, поперек себя шире, начнет им понятия доводить, коблиха… Как еще примут. Возьмут да искорябают их, а то и вовсе придавят. Бабы на зонах злее мужиков. Но Верка-то с Надькой обо всем, что там есть, еще не знают…

Волновался он, конечно, зря. Не было у них желания в тюрьму садиться. Правда, уверенности в завтрашнем дне тоже не было. Оставалось жить, пока живется.

На счастье Веры и Нади, хозяйка Инна оказалась очень болтливой, но не любопытной. Уж больно ей хотелось рассказать подруге о своей несчастной жизни, поплакаться в жилетку. Вера как-то не помнила, чтоб Инна была такой откровенной в годы их совместной учебы. Правда, говорила она сбивчиво, часто перескакивала с одного на другое, потом — с другого на третье, затем, зацепившись за какое-нибудь имя, начинала говорить об этом человеке, напрочь забывая то, о чем рассказывала в самом начале. Хорошо еще, что у нее попалась такая слушательница, как Надя, которая сама страстно любила перемывать кости кому угодно и охотно слушать рассказы в этом стиле. Вера поэтому избрала обычную тактику, которую наработала в общении с Надеждой. То есть делать вид, что внимательно слушаешь, а. на самом деле пропускать все мимо памяти — из одного уха в другое. Правда, время от времени надо было произносить выражения заинтересованного содержания, типа «Боже мой!», «Вот это да!», «Ну и ну!»

Что задержалось в голове из потоков слов, извергнутых Инной за то время, что они втроем сидели на сукне и дымили, как три трубы крейсера «Аврора»? Немного. В основном сведения о бывших однокурсниках, которые, в принципе, были не из разряда сенсационных, но все же не оставляли безразличной. О том, допустим, что Аня родила, Лиза вышла замуж,

Катя развелась в третий раз. Или известия о том, что Веня уехал в Израиль, Дима стал посткором в Вене. а Вася совсем спился. Все эти имена вызывали в Вериной памяти довольно расплывчатые и смутные образы. Она уже и фамилии не совсем четко помнила.

О самой себе Инна рассказывала много, но из сотен или тысяч единиц информации Вере удалось усвоить совсем мизер. Инна вышла замуж через год после окончания вуза, причем за такого ловкого комсомольского работника, который сумел вовремя поддержать то, что следовало поддержать в августе-91, и поэтому нашел свое новое место в аппарате Верховного Совета. К следующему путчу он уже ездил на «БМВ»! имел коттедж, достроенный до первого этажа. Посте октября-93 места в аппарате нового парламента ему не хватило, зато хватило в какой-то коммерческой структуре. После этого коттедж уже в прошлом году был достроен. Но тут-то и подвернулась какая-то гадина, которая увела подлеца вместе «БМВ» и коттеджем, взамен которых Инне досталась эта трехкомнатная и горькое одиночество. Сама она работала литсотрудником в небольшом издательстве, выпускавшем все, на что силенок хватало: от гороскопов до пособий для уклоняющихся от налогов. Все было тошно и скучно. Мужики, по словам Инны, к ней так и липли, но она, естественно, всех их прогоняла, потому что все они почему-то были подлецами, сволочами и негодяями. Вера, про себя, конечно, усомнилась, что количество мужиков было столь велико. И в то, что ее подруга не выходила замуж от большой разборчивости, как-то не верилось. Скорее всего не получалось семейное счастье по той же причине, что и у Веры — по недостатку времени и денег.

В общем, треп получился довольно плодотворный, Надежда рассказала несколько своих сидоровско-марфуткинских приключений в том же духе, что и хозяйка. Естественно, что Надежда говорила менее интеллигентно, чем москвичка, но куда более эмоционально и доходчиво, чем привела Инну в восторг. Короче говоря, когда Клык вернулся из ватной, переодетый в шмотье, приобретенное для него Надеждой, Инна посмотрела на него с большим интересом. Наверно, искала, где ж у него рога произрастают. И неудивительно. Большая часть историй, рассказанных Надеждой, относилась, разумеется, к ее натуральному, законному супругу, но она, конечно, не объясняла, что это не о Клыке. Да и вообще, он прибыл на кухню уже с репутацией алкаша и дурака.

Именно поэтому, очевидно, Вера с Надей вызвались сходить в магазин, чтоб купить что-нибудь к обеду. Клык немного беспокоился: а вдруг удерут или приведут с собой ментуру? Но подумал, что уж лучше отпустить их, оставив при себе оружие и чемодан, чем идти самому. Так, при оружии, нычке и хозяйке Инне, которую можно было на случай прикупить в заложницы, было поспокойнее.

Поскольку Клык был «дураком», то Надя реквизировала у него аж двести тысяч. А поскольку он еще и «алкашом» был записан, то пообещала что бутылочку купит.

Едва Надя с Верой выскочили за дверь, как Инна попросила Клыка помочь ей почистить картошку.

— У вас супруга такая бойкая, — сказала хозяюшка, — такая энергичная!

— Да, — сказал Клык неопределенно, соскребая кожуру с картофелины до неприличия тупым ножом.

— Наверно, вам с ней очень весело, верно?

— Куда там, — проворчал Клык, соображая, что же могла Надежда наврать об их семейной жизни, хотя она еще и не начиналась. — А ножи у вас, Инна Батьковна, наверно, еще в том веке точили? Брусок есть?

— Не помню, был где-то. Мужчина в доме отсутствует…

Инна нашла брусок, и Клык принялся приводить инструмент в рабочее состояние. При этом ему на глаза то и дело попадались гладкие белые коленки Инны, которая стояла над душой, наблюдая за производственным процессом. А Клык, между прочим, если не считать позавчерашнего вагона, был человеком очень целомудренным, и его эти коленки очень отвлекали. Вдобавок весь этот халатик, который был на Инне, по-летнему слишком легкий, застегнутый всего на три пуговицы, как-то непроизвольно вводил во всякие искушения. Например, Клыка вдруг заинтересовал такой чисто научный, теоретический вопрос: а есть ли под ним что-нибудь вообще? Хотя бы, например, трусики?