Они не люди. Книга вторая - Виктор Фламмер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Его пронзил жуткий мертвящий холод. Аверин почувствовал, что не может пошевелить ни рукой, ни ногой. Он съежился, сполз на землю и, с трудом подняв руки, сжал плечи. И услышал грохот. Он понял, что стучат его зубы. А сердце колотится так, будто сейчас выпрыгнет из груди.
— Что с тобой? Гера!
Перед ним возникло перепуганное лицо брата.
— Кузя… — прошептал он и почувствовал привкус соли на губах. Провел по ним рукой и увидел на пальцах кровь.
— Гера! — Василь принялся его трясти и, оттащив от стены, уложил на траву.
По небу плыли огромные белые облака. Холод начал понемногу отступать.
— Анонимус! — закричал брат.
— Не надо звать… — тихо проговорил Аверин, — я сам. Мне уже лучше.
Он сел и вытер губы, они продолжали кровоточить. Кончики пальцев саднило, как будто он скреб ими камень. А внутри будто разрасталась огромная дыра. Казалось, она вот-вот поглотит его.
А потом пришла боль. Сердце сжалось, он закашлялся и схватился за грудь. Холод сменился жаром, горело всё: глаза, лицо, щеки. Он сжимал голову руками, раскачивался и хрипел, чувствуя, как его рот всё больше наполняется кровью. Когда он понял, что сейчас захлебнется, выплюнул соленый колючий ком боли на траву. Поднял голову, на него смотрели две пары глаз. Человек и див. И ни один из них не решался притронуться к нему.
— Я же сказал — всё в порядке, — он попытался растянуть губы в улыбке, но вышло что-то другое. Потому что на лице брата отразился ужас, а в глазах фамильяра мелькнуло нечто, похожее на жалость.
— А теперь, прошу. Я хочу остаться один. Не волнуйтесь, я погуляю.
Василь вопросительно посмотрел на Анонимуса. Тот кивнул.
— Я пойду на аллею, — сказал Аверин диву. — А ты принеси мне туда бутылку коньяка или водки. Мне очень холодно.
— Сию минуту, хозяин, — ответил див и исчез. Василь протянул руку, помогая подняться.
— Я провожу тебя. И уйду домой, честно.
Теперь он гулял один, вспоминая прошлое, отца, Академию. Пил прямо из горла, губы жгло, но это было даже приятно: он хоть что-то начал чувствовать.
Не чувствовать было лучше. Но нельзя бесконечно прятаться от боли.
Он подошел к фонтану, намочил в нем голову. И увидел в кустах горящие глаза Сары. Приблизился и опустился перед ней на корточки.
— Тоже скучаешь по ним, да? Я знаю, скучаешь.
Лиса ткнулась ему в ладонь мокрым носом.
Он поднялся, снова отхлебнул. И ноги сами понесли его к склепу. Оказавшись возле него, он осторожно потянул дверь. Часто ли кто-то входит сюда? Сам он в последний раз был внутри еще в детстве. Но никой затхлости в склепе не ощущалось, пахло травами и ладаном. Значит, Анонимус убирает здесь, проветривает и зажигает лампадки. А может, и Василь.
Аверин нашел на полке спички и зажег одну из лампад. Мерцающий огонек осветил каменные своды.
Как вышло, что он всю жизнь прожил один? Почему ему никогда никто не был нужен? Или он боялся привязаться к кому-то?
Он подошел к двум урнам, стоящим в нишах. В одной из них — прах матери. А вторая? Она пуста? Или прах матери разделили пополам?
Он коснулся рукой стены. И снова его пронзил холод. Или это боль одиночества? Страшная, разрушающая всё пустота?
Он прислонился лбом к ледяной стене.
— Кузя, — проговорил он, — не знаю, слышишь ли ты меня. Но если вдруг слышишь, спасибо тебе. За всё.
Он вышел на улицу, закрыл дверь и сел на траву, прижавшись спиной к ледяной стене. И начал вспоминать самый счастливый, свой последний год.
Так его и застал Анонимус. Уже стемнело.
— Пора возвращаться, хозяин, — див протянул одеяло, — уже холодает.
— Я… согрелся… — улыбнулся Аверин. Витать в воспоминаниях было так хорошо.
— Это обманчивое тепло, — Анонимус всё же накинул одеяло ему на плечи.
— Спасибо… Скажи, ты тоже думаешь, что у меня просто ломка колдуна?
— Я не могу знать про человека, — задумчиво сказал див, — у меня было много хозяев, но когда умер Аркадий Филиппович…
— Знаешь… теперь я понимаю, почему ты ходишь сюда. Мне кажется, я даже немного чувствую его… как будто он просто где-то очень, очень далеко.
Анонимус молчал, словно к чему-то прислушиваясь. А потом спросил:
— Скажите, вы уверены, что Кузя погиб? Когда див уходит в Пустошь, связь тоже рвется.
— Анонимус… — Аверин посмотрел укоризненно, — не нужно тешить меня ложными надеждами. Они вышли в один коридор. Перед этим Императорский див собирался его сожрать. Шансов убежать не было никаких.
— Я понял. Простите, я был бестактен.
— Понимаешь, если я поселю в своем сердце ложную надежду, я не найду покоя. А так… возможно, когда-нибудь я смогу это пережить. И… у меня всё закончилось, — он потряс пустой бутылкой, — принесешь еще?
— Позвольте, я отведу вас в комнату и подам крепкий грог. А завтра вы снова вернетесь сюда? — предложил Анонимус.
— Хорошо, — он протянул диву руку, — помоги мне встать. И грог. Сделай его побольше, я не хочу спать сегодня.
Эпилог
Трещин было много. Но ни одна из них и не думала становиться шире. Кузя поковырял когтем самую многообещающую — бесполезно. Ему приходилось бывать под обвалами в ледяных горах, но в прошлые разы он хотя бы знал, в какую сторону копать.
Теперь же масса льда оказалась настолько огромной, что невозможно было определить, где верх, а где низ.
Еще один мощный удар сотряс ледяной панцирь, облепивший Кузю со всех сторон. Трещины расширились, но ледяная корка сильнее сжалась вокруг тела.
Ладно. Это мы тоже умеем. Див в два раза уменьшил свой размер и оказался в тесной ледяной пещере. Его материальное тело уже исчезло, осталась только истинная форма демонического кота. Но, по крайней мере, он больше не соприкасался всей поверхностью тела со льдом, высасывающим из него силу. Теперь можно подумать, что делать дальше.
Еще один удар. Пол и потолок его пещеры затрещали одновременно. Кузя знал, что это Императорский див, тоже попавший в ледяную ловушку, отчаянно пытается освободиться. Но понять, с какой стороны он бьет, было невозможно. А жаль. Императорский див намного сильнее, а значит, провалился глубже.
Кузя прислушался.
И ощутил, что поблизости появился кто-то еще. И этот кто-то двигался.
Кузя чуть не подпрыгнул от радости. Двигается — значит, находится на поверхности. И по движению можно определить, где она, эта поверхность. Кузя
