Война роз. Буревестник - Конн Иггульден

Когда они достигли наружных стен Тауэра, он испытывал чувство тревоги и смертельную усталость. Вид вскрытых сундуков, полных серебряных и золотых монет, поднял ему настроение, но оно у него мгновенно испортилось, когда он увидел, как некоторые из его людей бросились к сундукам за своей долей, роняя и швыряя оружие. Большинство же слишком устали и вряд ли могли бы сейчас справиться с маленькими мальчиками, не говоря уже о королевских солдатах. Окинув их взглядом, Джек понял, что несколько сотен свежих солдат перережут их без труда. Он посмотрел на Вудчерча и увидел на его лице озабоченное выражение.

– Я считаю, нам следует уходить обратно за реку, Джек, – сказал Томас.

Он стоял, слегка пошатываясь, в то время как Рован вместе с другими рассовывал по карманам монеты.

Джек устремил взор на белую башню. Ее построили сотни лет назад, но она непоколебимо высилась перед ними, едва державшимися на ногах. Он вздохнул, потирая пальцами щетину на подбородке. Вокруг них постепенно просыпался Лондон. Половина людей, которых он привел сюда, либо погибли, либо валялись в пьяном ступоре.

– Мы заставили их поплясать, а? Это была лучшая ночь в моей жизни, Том Вудчерч. Я думаю завтра вернуться и устроить еще одну такую же.

Из охрипшего от крика горла Вудчерча вырвался сиплый смех. Он не успел ничего ответить, поскольку в этот момент к ним подбежал Пэдди. Он обнял Джека и приподнял, почти оторвав его ноги от земли. Услышав исходивший от него звон и увидев, насколько увеличились габариты ирландца, Вудчерч ухмыльнулся. При его комплекции он смог бы выдержать и не такой вес.

– Рад видеть тебя среди живых, Джек! – воскликнул Пэдди. – Здесь столько золота, что и во сне не приснится! Я собрал кое-что и для тебя, но нам нужно убираться отсюда, пока не вернулись люди короля, жаждущие крови.

Джек кивнул. Это была замечательная ночь, полная чудесных моментов, но он прекрасно понимал, что судьбу искушать нельзя.

– Ладно, ребята. Передайте приказ. Возвращаемся на мост.

Солнце уже поднялось, когда повстанцы наконец прекратили поиски денег, полностью опустошив монетный двор. Пэдди отыскал в нескольких улицах от Тауэра тележку для перевозки нечистот, от которой разило так, что на глаза наворачивались слезы. Ее накрыли куском изысканной ткани и нагрузили доверху мешками, сундуками и прочим богатством. Поскольку ни лошадей, ни быков у них не было, несколько человек взялись за оглобли и с шутками и прибаутками покатили тележку по улицам в сторону реки.

Сотни людей вновь наводнили центр города. Одни радовались трофеям, которые уносили с собой, другие испытывали угрызения совести, третьи были охвачены ужасом от увиденного и совершенного ими. Многие держали в руках кувшины с алкоголем и, идя нетвердой походкой по двое или трое, горланили песни, не заботясь о том, чтобы утереть с лица и рук высохшие брызги крови.

Жители Лондона, которым едва ли удалось сегодня поспать, отодвигали из-за дверей мебель и вытаскивали из ставней гвозди. Их взорам открылись страшные картины опустошения: множество разграбленных домов и бесчисленные груды мертвых тел по всему городу. Они больше не приветствовали Вольных людей Кента. Без всякого призыва или сигнала горожане выходили из домов с дубинами и мечами, собирались десятками, затем сотнями, и перекрывали улицы, ведущие в центр. Отставшие мятежники попадали под град ударов, и многие из них устлали своими телами обратный путь армии Кейда к Темзе. Лондонцы пережили ужасную ночь, и пощады погромщикам ждать не приходилось. Повстанцы бежали по улицам, словно кролики от стаи собак, спасаясь от ярости горожан, только возраставшей при виде все новых и новых разрушений, причиненных Лондону вторжением Кейда. Постепенно мятежники сбились в группы и стали обороняться от наседавших на них людей с помощью мечей и топоров. Некоторые из этих групп были смяты толпами горожан. Повстанцев разоружали и связывали, чтобы потом повесить, или забивали насмерть на месте, чему люди уже успели научиться за последние несколько часов.

Праведный гнев горожан настиг и тех, кто уже переходил по мосту. Джек ловил на себе полные ненависти взгляды лондонцев, осыпавших его проклятиями. Некоторые даже предлагали ему жестами вернуться назад, где за арьергардом его армии собралась огромная толпа жаждавших мести людей. Он старался не смотреть на Томаса, помня о его предостережении в отношении грабежей и насилия. Лондон пришел в себя довольно поздно, но идея задержаться здесь еще на одну ночь казалась ему все менее привлекательной. Джек шел с высоко поднятой головой. Когда он достиг примерно средины моста, его нога задела забрызганный грязью шест с головой на конце и гербом, на котором была изображена белая лошадь. Воспоминание о вчерашнем безумном марше под проливным дождем и градом арбалетных стрел вызвало у него дрожь. Тем не менее он остановился и наклонился, передав свой топор Эклстону. Рядом лежало тело Джонаса. Джек печально покачал головой, чувствуя изнеможение во всем теле, и рывком поднял шест-знамя. Увидев его, повстанцы огласили воздух радостными криками. Они уходили, оставляя за собой опустошенный и униженный ими город.

Глава 29

Ричард Невилл чувствовал, как при каждом шаге в его бронированном башмаке хлюпает кровь. Он был почти уверен, что рана под бедренной пластиной не очень серьезна, но поскольку ему приходилось идти, кровь продолжала сочиться, пропитывая чулки и оставляя на маслянистой поверхности металла черные и красные пятна.

У него было ощущение, будто он сражается в темноте и под дождем уже целую вечность, и, когда взошло солнце, ему хотелось только одного: найти где-нибудь сухое место и вздремнуть. Его люди шатались от изнеможения, и ему пришло в голову, что за всю свою молодую жизнь он еще никогда так не уставал. Он даже не смог угнаться за людьми Кейда, когда они в серых предутренних сумерках двинулись через город обратно, в сторону моста.

Выйдя на очередную пустынную улицу, Уорвик вполголоса выругался. После дождя та часть Лондона, которая примыкала к Темзе, утопала в густом тумане. Вынужденный полагаться исключительно на слух, он определил, что на улице никого нет. Однако, если здесь была устроена засада, он знал, что идет прямо в нее.

Под его командой находился самый крупный отряд королевских войск в Лондоне. Доспехи и кольчуги спасли жизнь многим из них. И все равно Уорвик содрогался при воспоминании о том, как безумцы из Кента наступали на них одновременно с трех или четырех направлений. Он потерял сто восемьдесят человек убитыми и дюжину раненными так тяжело, что они уже не могли идти дальше. Он разрешил раненым стучаться в дома, называть себя и именем короля требовать, чтобы их впустили, а при отсутствии ответа выламывать двери.

Уорвик ощущал ужас, охвативший Лондон, словно туман, проникавший под доспехи и мешавшийся с потом и кровью на ноге. Молодой граф настолько привык к виду мертвых тел, что ему уже казалось странным, когда он не видел их, переходя улицу. Многие из них принадлежали солдатам в окровавленных туниках, надетых поверх кольчуг. Рядом с ними лежали щиты с гербами того или иного лорда. Ночная роса замерзла на их лицах, и они искрились и блестели, словно покрытые ледяными масками.

С трудом двигаясь вперед, Уорвик чувствовал, как его переполняет холодная ярость. Он был зол и на себя, и на короля – за то, что тот не остался в Лондоне, чтобы организовать оборону. Похоже, что Йорк был прав. Отец короля, истинный воин, не стал бы ждать подобного развития событий. Генрих Азенкурский вздернул бы Кейда еще на рассвете, если бы мятежникам вообще удалось войти в город. Старый король превратил бы Лондон в крепость.

Уорвик застыл посреди улицы мясников. Грязь под ногами была красной и густой из-за щетины, кусков разлагавшейся плоти и обломков костей. За эту ночь он привык ко всяким ароматам, но резкий запах, стоявший на этой улице, неожиданно прочистил его сознание.

Люди Кейда стремились на юго-восток. В самом деле, Темза и мост находились в этом направлении, но в этом же направлении находился и Тауэр, за стенами которого укрылась молодая королева. Уорвик на мгновение закрыл глаза. Ему очень захотелось где-нибудь присесть. Он отчетливо представил, как сладостное облегчение разольется по его ногам. При этой мысли его колени подогнулись.

Сумерки постепенно рассеивались. Его люди, шедшие впереди – с перевязанными грязными тряпками ранами и опухшими от усталости глазами, – все чаще оборачивались и бросали на него вопросительные взгляды. У многих из них были сломаны мелкие кости запястья и пальцы. Они выглядели жалкими и оборванными, но сохраняли верность ему и его роду. Призвав на помощь всю свою волю и приложив огромное усилие, он выпрямился.

– Королева сейчас в Тауэре, джентльмены. Я хочу убедиться в том, что ей ничто не угрожает, и только после этого мы сможем отдохнуть.