Сочинения в четырех томах. Том 4 - Владимир Гиляровский

«Я — эоловой арфы струна…»

Я — эоловой арфы струна,Я — событий предвестник и эхо,Плачу я, когда плачет страна,Повторяю я отзвуки смеха.Слышу шепот нейдущей толпы,Взрыв вулкана грядущего чую…По стремнинам вершин без тропыС облаками в тумане кочую…

ВЛАДИМИРКА — БОЛЬШАЯ ДОРОГА

(Посвящаю И. И. Левитану)

Меж чернеющих под паромПлугом поднятых полейЛентой тянется дорогаИзумруда зеленей…То Владимирка…Когда-тоОглашал ее и стонБесконечного страданьяИ цепей железных звон.По бокам ее тянулисьСтройно линии берез,А трава, что зеленеет,Рождена потоком слез…Незабудки голубые —Это слезы матерей,В лютом горе провожавшихВ даль безвестную детей…Вот фиалки… Здесь невеста,Разбивая чары грез,Попрощавшись с другом милым,Пролила потоки слез…Все цветы, где прежде слезыПрибивали пыль порой,Где гремели колымагиПо дороге столбовой.Помню ясно дни былые,И картин мелькает ряд:Стройной линией березыНад канавами стоят…Вижу торную дорогуСажень в тридцать ширины,Травки нет на той дорогеНескончаемой длины…Телеграф гудит высоко,Полосатая верста,Да часовенка в сторонкеУ ракитова куста.Пыль клубится предо мноюБлиже… ближе. Стук шагов,Мерный звон цепей железныхДа тревожный лязг штыков…«Помогите нам, несчастным,Помогите, бедным, нам!..»Так поют под звон железа,Что приковано к ногам.Но сквозь пыль штыки сверкают,Блещут ружья на плечах,Дальше серые шеренги —Все закованы в цепях.Враг и друг соединились,Всех связал железный прут,И под строгим карауломЛюди в каторгу бредут!Но настал конец.Дорога,Что за мной и предо мной,Не услышит звон кандальныйНад зеленой пеленой…Я спокоен — не увижуЗдесь картин забытых дней,Не услышу песен стоны,Лязг штыков и звон цепей…Я иду вперед спокойный…Чу!.. свисток. На всех парахВдаль к востоку мчится поезд,Часовые на постах,На площадках возле двери,Где один, где двое в ряд…А в оконца, сквозь решетки,Шапки серые глядят!

ПАМЯТИ А. Н. ПЛЕЩЕЕВА

Пред нами свежая могила…Иль так природой суждено,Чтоб все — талант, надежда, сила,Все было в ней погребено?..Нет, нет… Не все!Лишь только тело,Лишь тленный прах от нас уйдет,Но мы, друзья, мы верим смело,Душа в твореньях не умрет!..Ты нас учил вперед стремиться,Мрак ненавидеть, верить в свет,Учил страдать и с тьмою биться,Учил весь мир любить, поэт!И не умрут твои творенья,Живая заповедь твоя:«Вперед! без страха и сомненьяНа подвиг доблестный, друзья!»

ЗАПОРОЖЦЫ

У Карла пир. Как моря волны,Как в бурю грозная река,Шумят кругом, отваги полны,Непобедимые войска.Обносят чаши круговые,Горит смоленых бочек ряд,И грозно песни боевыеВ туманном воздухе звучат.Герой войны, любимец славы,Пирует Карл меж русских нив,Непобедимы скандинавы,Пока их вождь бессмертный жив,И за здоровье дорогоеТого, кто им и друг, и брат,Пьет лихо войско удалое,И слышны клики: «Карл, виват!»И Карл встает. Движенья просты,Величья полн спокойный вид.И отвечает он на тостыИ снова пить и петь велит.А рядом с Карлом, с чашей пенной,Сидит весь в бархате старик:Усы седые, взгляд надменный,То ласков, то суров и дик,Глаза полны огня и тайны(Была, знать, доля не легка)…И снова тосты:«За Украину, и за Мазепу-старика!»Пир для него. Привычной лестьюСумел он Карлу обещатьСвою Украину. Клялся честью,Что запорожцев грозных ратьОтдастся Карлу. А с такоюУдалой ратью, как они,Победы нет, где нет лишь бою.«Да вот идут они: взгляни!» —Вскричал Мазепа…Темной тучейВилася пыль в степной дали,Вот рати, грозной и могучей,Уж видны люди… Все в пыли…В поту, измучены их кони,Покрыл их степи прах густой,Как будто мчались от погониИль завершили жаркий бой.Остановились. В изумленьиКарл смотрит на своих гостей.Пройдя полсвета без сомненья,Таких не видел он людей,Кто в чем одет. На том папаха,Из черна соболя окол,На том парчовая рубаха,На этом бархат, этот гол,И лишь полгруди закрываютУсы, почти в аршин длины.Зато оружьем щеголяютУдалой Хортицы сыныПред войском, как из бронзы слитый,Гарцует стройный исполин,То атаман их знаменитый,То — Гордиенко Константин.Он в кунтуше и черной бурке,Ничуть не скрывшей тонкий стан;В Царьграде отнятый у турки,Блестит в алмазах ятаган.Из-под папахи чуб курчавыйЧерез плечо на грудь упал…Такой фигуры величавойНикто из шведов не видал.Ведет Мазепа к Карлу гостя,И грозный атаман пред ним.— Вот. Гордиенко славный, Костя,Пред кем дрожат поляк и Крым.Вот войска нашего отрада,Опора запорожских сил,Не раз твердыни ЦареградаУдалый рыцарь наш громил.Вот он, надежда Запорожья,Косматых рыцарей кумир!Коль Костя твой да воля божья,Так покоришь ты целый мир.И подал руку Карл героюИ с атаманом рядом сел,И снова с чашей круговоюПир прекращенный закипел.Несут два шведа чашу гостю,С почетом Карл пред ним встает.— Будь здрав, король!И залпом КостяДо дна всю эту чашу пьет.— Вино не то, что у поляков,Король умеет угощать,Да есть обычай у казаков:Налей еще, чтоб не хромать!Удивлены и Карл и шведы,Но чашу новую несут,Над этой чашею победыОт гостя страшного не ждут.— Казак готов и пить и к бою,Нам пир иль схватка — все одно.Но чашу взял одной рукоюИ показал сухое дно!— Здоровы будьте, братцы шведы,Еще за вас я буду пить,Желаю над врагом победыИ помогу вам победить.— Не так ли молвил я, громада,Что в пир, что в бой — цена одна?..Король, и хлопцам выпить надо!И крикнул Карл:— Подать вина!Пируют шведы с казаками,Гуляют об руку рука.И обнимаются друзьямиСоединенные войска.Потом потехи ради, игрыПошли, потешились борьбой;В пустыне так играют тигры,Так львы играют меж собой.Выходит швед, высок и строен,Толпой собратьев окружен,На вид он весел и спокоен,И ждет борца с улыбкой он.То Гинтерфельд, что прозван «Пушка»,Телохранитель короля.Коня поднять ему — игрушка,Едва несет его земля.В телохранители недавноСовсем случайно он попал,Теперь же имя это славно,И редкий швед его не знал.Раз ночью Карл, один, сурово,Весь лагерь свой обозревалИ у орудья часовогоСлучайно сонного застал.То Гинтерфельд был. Зная это, —Что часовой не может сесть, —В испуге пушку сняв с лафета,Он быстро ею отдал честь.Остановился, озадачен,Карл изумленный перед ним,И Гинтерфельд был им назначенТелохранителем своимИ «Пушкой» прозван. И с поры тойНе знал соперников себеНи в славной «Речи Посполитой»,Ни между шведами в борьбе.И вот он встал пред казакамиИ вызов войску предложил,Чтобы померить с удальцами:Избыток исполинских сил.— А где Бугай! Послать Бугая! —Раздались крики.Пред толпой,Борьбой потешиться желая,Встал запорожец. Рост большой,На плечах жилы, как канаты,Кривые ноги, — страшен вид, —И чуб огромный и косматыйПочти на поясе лежит.Взбесился как-то бык в станицеИ начал всех рогами бить,Из казаков никто решитьсяНе мог быка остановить.А он — тогда-то казакамиЗа то Бугаем прозван был —Взял за рога быка рукамиДа и на землю уложил!И вот сошлись герои этиИ крупно, крепко обнялись.Их руки, как стальные сети,Как корни дерева, сплелись.То шаг назад, то вбок нагнутся,То вдруг подвинутся вперед,Устали оба, страшно бьются,Никто победы не берет.И смотрит Карл, он верит в шведа,Улыбка на его устах.И прав король: теперь победаУ Гинтерфельда уж в руках.Бугай случайно поскользнулся,Его глаза покрыл туман,Момент… другой… перевернулся,Упал казачий великан!— Виват! — тут шведы закричали.Кричат казаки:— Ложный бой! И ятаганы засверкалиНад возмутившейся толпой.И вынул саблю швед суровый…Единый миг — и кровь прольет.Но голос прозвучал громовый,И Гордиенко сам идет.— Прочь ятаганы! Аль не бились,Аль мало крови и войны!И руки мигом опустились,И сабли спрятаны в ножны.— Здесь не война была, потеха, —Шутя играли меж собой,А вы, ребята, вместо смеха,Всегда затеять рады бой.Ну, швед, давай со мною биться,Сам поборюсь на этот раз,И должен кто-нибудь свалитьсяИ побежденным быть из нас!Швед согласился. Крепко разомДруг друга руки оплели,И не моргнули шведы глазом,Как Гинтерфельд лежит в пыли…Спокойно, тихими шагами,В свою палатку Карл пошел,Поняв, с какими удальцамиЕго старик Мазепа свел.

КУЗЬМА ОРЕЛ