Новый Мир ( № 9 2009) - Новый Мир Новый Мир

В России имеется некоторое количество поэтов, которые выступают на поле и на уровне Жадана и Андруховича, но поезд социальной активности, который мог бы сделать из них русских героев, уже ушел”.

Шиш, филолог и дед Пихто. Беседу вела Елена Костылева. — “Русский репортер”, 2009, № 23, 18 июня <http://www.rusrep.ru>.

Говорит поэт Шиш Брянский (он же журналист Кирилл Решетников ): “Есть люди, которые пишут слово „свобода” с большой буквы. Они думают, что завтра их всех повяжут — а этого не происходит. Им бы хотелось, чтобы ими заинтересовалась власть, но она ими не интересуется. У них фрустрация, но вместо того, чтобы ее осознать, они говорят, что власть их задолбала”.

Умберто Эко: во всемирном кризисе виноват кокаин и виртуальный мир. Беседу вела Ребекка Лотман. — “ Postimees ”, 2009, 11 мая <http://rus.postimees.ee>.

Побывавший в Эстонии всемирно известный итальянский семиотик, ученый и писатель Умберто Эко дал единственное интервью газете Postimees .

“Немалую роль в возникновении экономического кризиса сыграл кокаин — таково мое личное мнение. — Кокаин? — Да. Все связанные с рынком люди, те, кто находится на самом верху и принимает решения, слишком много нюхают кокаина. Когда человек нюхает кокаин, он в известном смысле становится импотентом — берется за многие дела, не продумывая их и не в состоянии их осуществить. Отношение человека и его восприятие мира меняется радикальным образом”.

“Когда я был маленький, мне нравилось крутить настройку радио, читать странные слова — Таллинн, Рига — и слушать странные языки. Это очаровывало меня, я словно попадал в сказку. Для меня Таллинн и Эстония вообще звучало как волшебный мир. — И когда вы попали в Эстонию, волшебство исчезло? — Оно пропало, когда изобрели радиоприемники нового типа, на которых не писали названия городов, а только цифры”.

Михаил Эпштейн. Совестливые циники и бессовестные идеалисты. — “Слово/ Word ”, Нью-Йорк, 2009, № 62.

“Есть два противоположных человеческих типа: бессовестный циник и совестливый идеалист. Суть их вполне уясняется из этих названий, к которым и прибавить-то нечего. Но есть гораздо более интересные, промежуточные типы: совестливый циник и бессовестный идеалист, и о них стоит сказать подробнее”.

“Я не понимаю, из чего сотворен его мир…” Владимир Набоков в переписке и дневниках современников. Составление, перевод, вступление и примечания

Н. Мельникова. — “Иностранная литература”, 2009, № 4.

“ Иван Шмелев — Ивану Ильину, 5 августа 1935 <…> Отравился Сириным (58 кн. „С<овременных> З<аписок>”) „Приглашение на казнь”! Что этт-о?!! Что этт-о?! Наелся тухлятины. А это… „мальчик (с бородой) ножки кривит”. Ребусит, „устрашает буржуа”, с<укин> с<ын>, ибо ни гроша за душой. Все надумывает. Это — словесн<ое> рукоблудие. (Оно и не словесное там дано) и до — простите — изображения „до ветру”. И — кучки. Какое-то — испражнение, простите. Семилеткой был я в Москве на Новинском — в паноптикуме и видел (случайно): сидит нечто гнусно-восковое и завинчивает штопор себе в…! — доныне отвращение живет. Вот и С<ирин> только не Ефрем и не вещая птица. Хоть и надумал себе хвамилию. Лучше был бы просто свой — Набоков. Весь — ломака, весь без души, весь — сноб вонький. Это позор для нас, по-зор и — похабнейший. И вот „критики”… — „самое све-же-е”! Уж на что свежей: далеко слышно. Эх, бедняжка Эммочка… не уйтить ей от… Сирина. <…>”.

“ Ивлин Во — Нэнси Митфорд, 19 мая 1959 <…> Турецкий посол сказал о „Лолите” (непристойной книге, пользующейся популярностью в Америке): „Я не люблю читать про такие вещи. Предпочитаю смотреть на них”. <…>”.

Малек Яфаров. Анекдоты. Философы. — “Топос”, 2009, 15 мая и 1 июня < http://topos.ru > .

“В постоянном соперничестве двух философов — Пятигорского и Мамардашвили — обычно побеждал Пятигорский, поскольку его свитер всегда смотрелся более мешковатым, чем свитер Мамардашвили”.

“Яфаров был самым младшим ребенком, поэтому все донашивал за старшими братьями. Он так привык к этому, что терпеть не мог ходить по магазинам. Дошло до того, что даже на лекции он бродил по аудитории, прикидывая, что из гардероба студентов ему бы подошло”.

Составитель Андрей Василевский

“Арион”, “Виноград”, “Вопросы истории”, “Вышгород”, “Другой город”, “Знамя”,

“Интервью”, “Новая Польша”, “Подъем”, “Русская жизнь”, “Фома”

Севак Арамазд. Разбитое зеркало. Вступительная статья и перевод Георгия Кубатьяна. — “Арион”, 2009, № 3 <http://www. arion.ru>.

В глазах еще темно. И — страх.

Нет духа матери родного.

Мордашкой тык и тык. В ноздрях —

чужая горечь листьев. Снова.

Он обмер в ужасе. Вокруг

все было шумно, страшно, голо.

Мать не звала. И что-то вдруг

его, погладив, укололо.

Он заскулил. Но та же тьма

глаза слепила и с ума

сводила. На него катился

ее кромешный жуткий вал.

И — вспышка вдруг... Он пробудился

в конурке. Свет торжествовал.

(“Щенок”)

“Все персонажи цикла показаны разом изнутри и снаружи. При этом они вовсе не очеловечены, в них не вкладывается людская психология. Никаких аллюзий, параллелей. Но само собой, невесть откуда в стихах о злоключениях ягненка либо щенка возникает измерение не сенсуальное (простите за ученое словцо), не физическое, но сугубо метафизическое. Не стану напоминать образцов русской и мировой литературной анималистики, скажу только, что и в армянской прозе существуют изумительные изображения животных, их если не души, то внутреннего мира. Таковы повести Гранта Матевосяна „Алхо”, про старого конягу-доходягу, и „Буйволица”; тому лет еще двадцать русская критика много восхищалась ими. Так что у Севака есть из чего исходить, от чего отталкиваться. Но — в прозе. Напротив, армянская (да, на мой взгляд, и русская тоже) поэзия не знает изучающего и вместе любовного, сочувственного и притом отстраненного взгляда на эту „гармонию, не знающую изъяна”. Природа, животные в частности, — зеркало человеческого сообщества, мы свое зеркало разбили. Такова приблизительно натурфилософия Севака Арамазда. Но стихи на то и стихи — они красивей и богаче вывода, из них извлекаемого” (Г. Кубатьян).

В гостях у Мандельштама. Беседа Юлии Мещерской с поэтом Юрием Кублановским. — “Подъём”, Воронеж, 2009, № 3.

“Мандельштама я впервые прочитал в середине 60-х в Московском университете: тогда это был еще самиздат. На всю жизнь запомнил листочки бледной машинописи. Это были как раз „Воронежские тетради”, и эти стихи с тех пор и по сегодня стали спутниками моей жизни. Их тайну исчерпать невозможно, в них заложена энергия, явственно свидетельствующая о надматериалистической природе лирического вдохновения. Самые радикальные сюрреалистические сдвиги в этих стихах зиждутся на твердой подкладке реальности и высокого смысла. Мандельштам вылечился в Воронеже от, условно говоря, эстетизма, в его текстах неожиданно зазвучали кольцовские и даже есенинские нотки. Редчайшее сочетание интеллектуализма и простоты обезоруживает”.

Вспоминая Александра Агеева. — “Знамя”, 2009, № 7 <http://magazines. russ.ru/znamia>.

Анатолий Королев, Анна Кузнецова, Анатолий Курчаткин и Сергей Чупринин.

“Не знаю, сколько он выпивал в эту пору. Но, надо думать, равновесие, чувство цельности себя и мира могла ему дать все та же норма, что и прежде. Смертельная, по сути, норма.

И вот еще что тут нужно сказать. Может быть, будь он верующим человеком, ужасающая работа этих ножниц, что кромсали его, могла бы, скорее всего, быть безвредной, эти ножницы просто-напросто исчезли бы из его жизни, опора в Духе — самая надежная, какая есть в человеческой жизни. Но он, судя по всему, никак не мог утвердиться на этой опоре. Он, видимо, был человеком XIX века не только по отношению к своему жизненному занятию, но и в своих отношениях с Богом. Являя каждым днем своей жизни, каждым своим написанным эссе пример напряженной духовной работы, духовного действия, он не сумел прийти к питающей его Силе, не сумел растворить свой бунт в ее примиряющем могуществе. Бог — „Он... и сам трояк”, сформулировал Саша в последнем стихотворении, написанном незадолго до того, как „скорая” повезет его в больницу, из которой ему уже не выйти. Почему не „Троица”? Это ведь большая разница. Сущностная разница. И что тут удивляться, что „един в трех лицах”? Ведь верим же мы, и наука это обосновала, что свет — это и волна, и частица одновременно. Как так может быть? Но мы верим. Почему же не верить в триединую сущность Творца? Саша вот, однако, не верил. Притом что Дух осенял все его действия и руководил им, что для меня несомненно. А иначе откуда такая твердость в следовании исповедуемым ценностям? Возможно, ему просто не хватило времени осознать, какая сила руководила им во всей его жизни, понуждая делать выбор, вектор которого неизменно имел одно направление. Каждый день, когда в завершение своего утреннего молитвенного правила я прошу Господа упокоить души близких и дорогих мне людей, в числе других имен я поминаю теперь и его имя: „…и прости им вся согрешения вольная и невольная, и даруй им Царствие Небесное”.