Незримый фронт. Сага о разведчиках - Андрей Юрьевич Ведяев

двух месяцев, с 10 июля по 10 сентября 1941 года, на огромной территории (600–650 км по фронту) развернулось грандиозное Смоленское сражение. В результате прорыва немецких танковых групп 16 июля немцы ворвались в Смоленск, начались уличные бои. 19-я, 20-я и 16-я армии оказались в окружении. 17 июля в штаб Западного фронта прибыл генерал-майор Рокоссовский, которому было поручено нанести контрудар в районе Ярцево. И хотя наступление группы Рокоссовского 18–20 июля было отражено, 23–24 июля начались встречные боевые действия оперативных сил Западного фронта в направлении Смоленска.

28 июля Смоленск был оставлен. Однако группе Рокоссовского удалось возобновить контроль над переправами через Днепр, по которым переправились остатки 16-й и 20-й армий. Немцы в свою очередь вынуждены были перейти к обороне. Лишь 16 сентября, когда близилось к концу сражение за Киев, немецкое командование группы армий «Центр» издало директиву о подготовке операции по захвату Москвы под кодовым названием «Тайфун». В результате, как передал из Токио Рихард Зорге, Япония отказалась от своих планов — ее условием для вступления в войну на стороне Германии был разгром советских войск под Смоленском до конца августа. Но этого не случилось. Поэтому, несмотря на большие потери, Смоленская оборонительная операция сыграла огромную роль в срыве планов немецкого командования по взятию Москвы.

4 октября 1941 года Зорге отправляет еще одну радиограмму, которая оказалась для него последней:

«НАЧАЛЬНИКУ РАЗВЕДУПРАВЛЕНИЯ

ГЕНШТАБА КРАСНОЙ АРМИИ

ТОКИО, 4 октября 1941 года

Радио-телеграф

Только 3000 различных грузовиков и других машин были направлены (речь идет о переброске из Северного Китая в Маньчжурию). 1000 грузовиков перед этим были переброшены из Маньчжурии в Северный Китай. В течение первых недель подготовки выступления против СССР командование Квантунской армии распорядилось призвать 3000 опытных железнодорожников для установления военного сообщения по сибирской магистрали, но теперь это уже отменено. Все это означает, что войны в текущем году не будет».

Это сообщение позволило Сталину снять 17 свежих сибирских дивизий с Дальнего Востока и оперативно перебросить их под Москву, где ситуация становилась критической. В ночь на 28 ноября боевая группа под командованием полковника Хассо фон Мантойфеля захватила неповреждённый мост через канал Москва — Волга и стремительным ударом ворвалась в Яхрому. Между правым флангом 16-й армии Рокоссовского и левым флангом 30-й армии Лелюшенко образовался большой разрыв. 30 ноября немцы захватили Красную Поляну (Лобню) и были уже в 17 км от границы Москвы и в 27 км от Кремля. Ожесточенные бои в районе Ленинградского шоссе и у деревни Крюково вели 8-я гвардейская панфиловская дивизия, 2-й гвардейский кавалерийский корпус генерала Доватора и 1-я гвардейская танковая бригада генерала Катукова, станция Крюково восемь раз переходила из рук в руки. Создалась угроза окружения 16-й армии.

И вот в этот критический момент сказал свое слово начальник штаба фронта Василий Данилович Соколовский. Он почувствовал, что немцы выдыхаются — ведь они катились на восток по «белоснежным полям», не имея понятия, что их ждет впереди. А там непрерывно выгружались сибирские части. Соколовский следил за соотношением сил и докладывал об этом Жукову. 29 ноября Жуков позвонил Верховному Главнокомандующему и предложил нанести контрудар. Напомним, что Сталин знал по информации Зорге, что для Гитлера удар на Москву скорее всего носит отвлекающий характер. Поэтому поздно вечером 29 ноября Ставка приняла решение о начале контрнаступления и потребовала от Военного совета Западного фронта план операции. Этот план был разработан Соколовским в течение ночи и представлен к утру 30 ноября в виде карты с пояснительной запиской. Эта записка, написанная рукой Соколовского, на которой стоят подписи его, Жукова и члена Военного совета Булганина, была рассекречена только в этом году. На ней размашисто написано: «СОГЛАСЕН» — и подпись: «СТАЛИН».

Для нанесения контрудара 30 ноября на базе оперативной группы полковника А.И. Лизюкова в районе Лобня — Сходня — Химки была сформирована 20-я армия под командованием генерал-лейтенанта А.А. Власова. Между ней и 30-й армией наступала 1-я ударная армия генерал-лейтенанта В.И. Кузнецова, сформированная в Загорске (Сергиевом Посаде) из прибывающих сибирских стрелковых бригад и лыжных батальонов.

1 декабря части 1-й ударной армии выбили боевую группу Мантойфеля с восточного берега канала и продвинулись на 5–7 км. Утром 2 декабря в наступление перешли части 20-й армии с задачей окружить и уничтожить противника в районе Красной Поляны. К 5 декабря немецкие войска были вынуждены перейти к обороне по всему фронту. Но Зорге к тому времени уже находился в токийской тюрьме.

Еще в октябре 1941 года по подозрению в принадлежности к компартии агентами японской тайной полиции был арестован один из помощников Хоцуми Одзаки. На допросах он среди прочих назвал имя Мияги, обыск у которого позволил обнаружить целый ряд разведывательных материалов. Арест самого Одзаки не заставил себя ждать. За ним последовали аресты всей группы «Рамзая»: сначала Макса Клаузена и Бранко Вукелича, затем и самого Рихарда Зорге. Это произошло 18 октября 1941 года. Однако все обстоятельства провала группы «Рамзая» остаются невыясненными до сих пор.

В полутемной камере, то налитой зноем, то превращавшейся в ледяной склеп, Рихард Зорге долгие часы проводил над листами бумаги. Прислушиваясь к тому, что жило в нем самом, в его сердце, что запечатлелось в его памяти и отложилось в мозгу, он писал. Это были строки, обращенные в будущее. Это были его «Тюремные записки», это было его Слово перед казнью. «Знания Японии, которые я получил в результате самообразования, ничуть не уступали тому, что мог дать немецкий университет, — писал он. — Мне были хорошо знакомы европейская экономика, история, политика; я провел три полных года в Китае, изучал его древнюю и современную историю, его экономику и культуру и занимался обширными исследованиями в области его политики. Кроме того, еще будучи в Китае, я написал несколько работ о Японии, стараясь получить общие представления об этой стране. <…> Я с большим усердием занимался японской древней историей, древней политической историей, а также древней социальной и экономической историей. Я скрупулезно изучал эпохи императрицы Дзингу, Вако и Хидэёси, довольно многое написанное мной основано на материалах истории экспансии Японии с древних времен. <…> Используя всё это как отправную точку для исследований, мне было легче взяться за проблемы современной японской экономики и политики. <…> Вскоре после моего прибытия в Японию для меня были сделаны переводы различных работ по истории Японии. У меня дома было очень много таких рукописей. Кроме того, для меня регулярно готовились выдержки из ряда японских журналов. <…> Если бы я жил в мирных общественных и политических условиях, я, вероятно,