Незримый фронт. Сага о разведчиках - Андрей Юрьевич Ведяев

Тетя Нина (жена расстрелянного фашистами Сергея Солодовникова) с детьми жива и здорова. Они съели 11 собак, 4 кошки, 1/2 лошади и много всякой несъедобной гадости. Ужас такой претерпели они там, бедные. А про дядю Сережу и вспоминать ужасно. Наши все старики погибли. Мне они часто снятся. Какая ужасная судьба постигла их. Какая была чудная, культурная семья. А бедный, чудный дедушка Владимир Александрович. Он так любил меня. Он все мечтал дожить до моей свадьбы и выпить чарочку… Как-то в голове не вмещается, что в течение нескольких лет такая большая семья исчезла совершенно, и остался только отпрыск этого огромного семейства, Леночка, которой суждено жить одной среди чужих людей.

— Леонид Леонидович был уже за линией фронта?

— 26 января 1944 года Галина записала в своем дневнике: «25/I уехал папочка в 5 утра. Как-то неожиданно произошло это… Тяжело было расставаться. Папа говорил, что на случай, если он не вернется, то чтобы мама Боре часы отдала его, когда ему исполнится 20 лет, и чтобы Горданочке напоминать о папе и петь ей папины песенки, которые он сочинял». Уже позднее семья узнала, что он был заброшен с парашютом к партизанам Народно-освободительной армии Югославии, которыми командовал Иосип Броз Тито. Во время приземления ночью в лесу он сломал ногу. Со сломанной ногой он полз практически наугад, не зная попадет ли он в лапы к немцам, базирующимся в этом же лесу, или к партизанам. Но ему повезло, он попал в расположение партизанского отряда. В отряде Тито дед выступал в качестве партизанского врача, но, помимо этого, активно участвовал в разработке разведывательно-диверсионных операций, сам ходил на задания. Кроме этого, в его задачи входили анализ политической ситуации внутри Югославии и оценка личности Тито как будущего кандидата на управление страной. По обрывкам детских воспоминаний могу сказать, что в семье, видимо со слов деда, отмечали деспотичный и крутой нрав Тито, его завышенную самооценку и снобизм. В перерывах между боями дед выпускал партизанскую стенгазету, сам ее раскрашивал и публиковал в ней свои стихи и песни. Вот одно из стихотворений, написанное им в Хорватии 17 апреля 1945 года, полное любви и тоски по России и озаглавленное «Родина»:

Золотые горы,

Красные поля,

Дивные просторы:

Родина моя!

Ты благоухаешь

Вешнею порой.

Горя Ты не знаешь

В роскоши такой.

По тебе тоскуя

Здесь, в чужом краю,

О тебе пою я

Песенку свою.

О твоих левадах,

О твоих полях —

Умирать не надо!

Там в Твоих краях.

Все это время семья не знала, где он находится. На последней страничке своего дневника Галина написала (уже без даты): «От папы получили письмо с его партизанскими фотографиями. Уж год, как папы с нами нет. Сколько мы без него намучились и пережили, но он еще больше. Он оглох совершенно на одно ухо, у него было растяжение жил и сломана была нога. Хоть бы скорее возвращался».

Вернулся Леонид Леонидович в конце мая 1945 года. И только тогда семья узнала, где он все это время находился, что он был контужен, но не оставил поля боя, был награжден югославским боевым орденом Партизанская звезда 3-й степени.

— Наверное, имея за плечами такую сложную жизнь, любой на его месте захотел бы уйти на заслуженный отдых…

— Но только не наш дед. От лечения он категорически отказался и продолжил работу в нелегальной разведке. Более того, он стал наставником своей старшей дочери Галины. Заместитель начальника ПГУ КГБ при СМ СССР генерал-лейтенант Виталий Григорьевич Павлов возглавлял в те годы американский отдел нелегальной разведки. Я помню его, хотя мне было лет шесть. Он иногда бывал у нас дома — ведь он курировал мою маму. Для меня он был олицетворением самого мужественного и благородного мужчины из всех, кто бывал в нашей семье. До него с дедушкой работал Александр Михайлович Коротков, которого в нашей семье тоже очень уважали. Это была выдающаяся личность. Деда начали готовить к новому заданию практически уже в 1945 году. Громушкин писал, что он с ним познакомился в 1946 году, когда деда готовили в очередную командировку. Вначале он и бабушка поехали с маленькой Горданой на четыре года в одну из европейских стран, где они работали с нелегальных позиций. Когда они вернулись, Гордана не говорила по-русски — русский она изучала, как и старшие дети, на Родине. Галина — моя мама — в то время училась в Военном институте иностранных языков. После его окончания она год преподавала немецкий язык в Академии имени Фрунзе, а затем на офицерских курсах советских оккупационных войск в Вене. В сентябре 1950 года родилась я, дедушка к тому времени вернулся и еще успел съездить в Индию. Сохранилась интересная фотография, на которой в первом ряду сидят Джавахарлал Неру, Индира Ганди, Раджив Ганди, а через ряд прямо за Индирой Ганди мой дедушка. И вот после этого они поехали уже вместе с моей мамой в Харбин, который оказался как началом, так и концом его жизненного пути. Работали они там с нелегальных позиций, под чужими именами, как граждане одной из западноевропейских стран. По легенде они были бизнесменами. Мама постигала премудрости нелегальной разведки под руководством отца и в свободное время танцевала в народном театре в Харбине, где исполняла китайские, индийские и другие танцы.

— Здесь уже просматривается сходство с Мата Хари…

— В этом отношении, да. Так же, как и дедушка, мама обладала очень общительным веселым нравом, яркой внешностью, легко заводила знакомства. Видимо, ее хобби тоже было рассчитано на то, чтобы не просто удовлетворять свою любовь к танцам, но и расширять контакты в эмигрантских и деловых кругах. С Леонидом Леонидовичем они там очень сблизились духовно. Он ей немало рассказывал из своей биографии, о родственниках, о семье — это все она узнала, когда они были вдвоем в Харбине и проводили вечера за такими доверительными беседами. Но прежде всего он обучал ее премудростям профессии нелегала, которые он постигал сам в своих жизненных университетах. У них получился очень хороший тандем. Индия и Китай были для них промежуточными странами пребывания — далее планировалось послать их в длительную командировку в одну из ведущих стран Запада. Причем легендировали их не как славян — в отличие, например, от «чехов» Филоненко — а как представителей совсем другой языковой группы.