Сорок пять - Александр Дюма
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мы не будем описывать пиршество, которому он предался, мы не будем пытаться рисовать лошадь, которую он купил в конюшне хозяина гостиницы; это значило бы задать себе слишком трудную задачу; мы скажем только, что обед был достаточно длинным, а лошадь достаточно плохой, чтобы дать нам, если бы у нас хватило совести, материала почти на целый том.
Глава 3
Четыре ветра
Шико на своей маленькой лошади, настолько, впрочем, сильной, чтобы нести на себе такого большого человека, Шико, переночевав в Фонтенебло, сделал на следующий день крюк вправо и достиг маленькой деревушки Оржеваль. Он хотел в этот день сделать еще несколько лье, потому что ему, видимо, не терпелось подальше отъехать от Парижа. Но его лошадь начала спотыкаться так часто и так сильно, что он счел необходимым остановиться.
В течение всего пути его обычно очень проницательный взгляд не смог обнаружить ничего подозрительного.
Люди, тележки, заставы казались в одинаковой мере безобидными.
Несмотря, однако же, на то, что внешне все было как будто спокойно, Шико не чувствовал себя в безопасности; наши читатели знают, что в действительности он меньше кого бы то ни было доверялся внешнему спокойствию.
Прежде чем лечь спать и поставить на ночь лошадь, он очень внимательно осмотрел весь дом.
Шико показали великолепные комнаты с тремя или четырьмя выходами; однако, по мнению Шико, в них не только было слишком много дверей, но эти двери недостаточно хорошо закрывались.
Хозяин только что отремонтировал большой чулан, имевший только один выход на лестницу; эта дверь была снабжена изнутри солидными задвижками.
Шико приказал поставить кровать в этом чулане, сразу понравившемся ему больше, чем великолепные, но ничем не защищенные комнаты, которые ему показали сначала.
Он несколько раз попробовал задвижки и, удовлетворенный тем, что они двигаются легко, хотя достаточно крепки, поужинал, приказал не убирать со стола, под предлогом, что у него по ночам бывают приступы голода, разделся, положил одежду на стул и лег.
Но прежде чем лечь, он для большей безопасности вытащил из кармана кошелек или, вернее, мешок с деньгами и положил вместе со шпагой под подушку.
Потом он мысленно три раза повторил письмо.
Стол был для него второй линией обороны, и все же это двойное укрепление казалось ему недостаточным; он встал, поднял обеими руками шкаф и, поставив его перед дверью, герметически закрыл ее.
Итак, между ним и возможным нападением были дверь, шкаф и стол.
Гостиница показалась Шико почти необитаемой. У хозяина было невинное лицо; вечером был такой ветер, что мог вырвать рога у быков, а деревья по соседству ужасно скрипели, но этот скрип, по словам Лукреция, мог показаться ласковым и приветливым хорошо укрытому и закутанному путешественнику, лежащему в теплой постели.
Завершив подготовку к возможной обороне, Шико с наслаждением растянулся на своем ложе. Нужно сказать, что постель была мягкой и приспособленной для того, чтобы защитить лежащего в ней от всяческого беспокойства как со стороны людей, так и со стороны предметов неодушевленных.
Действительно, ее закрывали широкие занавеси из зеленой саржи, а одеяло, толстое, как перина, обволакивало приятной теплотой все члены заснувшего путешественника.
Шико поужинал по рецепту Гиппократа, то есть очень скромно, он выпил только одну бутылку вина; его желудок, расширившийся должным образом, распространял по всему организму то блаженное ощущение, которое безошибочно дает этот услужливый орган, заменяющий сердце многим так называемым честным людям.
Шико был освещен лампой, которую он поставил на край стола рядом с кроватью; он читал перед сном, и отчасти для того, чтобы скорее уснуть, очень любопытную, совсем новую книгу, сочинение некого мэра города Бордо, которого звали не то Монтань, не то Монтень.[43]
Эта книга была напечатана в Бордо как раз в 1581 году; в ней заключались две первые части впоследствии довольно известного сочинения, названного «Опыты». Эта книга была достаточно занятной для того, чтобы ее читать и перечитывать днем. Но в то же время она была достаточно скучна, чтобы не помешать заснуть человеку, сделавшему пятнадцать лье на лошади и выпившему за ужином бутылку доброго вина.
Шико очень высоко ценил эту книгу, которую он положил в карман своей куртки, уезжая из Парижа; он был лично знаком с ее автором. Кардинал дю Перрон назвал ее молитвенником честных людей; и Шико, способный во всех смыслах оценить вкус и ум кардинала, Шико – мы можем это утверждать – охотно употреблял «Опыты» мэра Бордо вместо молитвенника.
И все же, читая восьмую главу, он крепко заснул.
Лампа горела по-прежнему, дверь, укрепленная шкафом и столом, была по-прежнему закрыта; шпага и деньги по-прежнему лежали под подушкой. Сам архангел Михаил спал бы, как Шико, не думая о Сатане, даже если бы лев рычал за дверью, запертой на все задвижки.
Мы уже говорили, что на дворе дул сильный ветер, свист этого гигантского дракона устрашающей мелодией скользил за дверью и как-то странно сотрясал воздух; ветер умеет самым совершенным образом подражать человеческому голосу или, вернее, великолепно пародировать его; то он хнычет, как плачущий ребенок, то рычит, как разгневанный муж, ссорящийся с женой.
Шико хорошо знал, что такое буря: через час от этого шума ему становилось даже как-то спокойнее; он успешно боролся со всеми проявлениями осенней непогоды.
С холодом – при помощи одеяла.
С ветром – заглушая его храпом.
И все же, хотя Шико продолжал спать, ему казалось, что буря все усиливается и все приближается самым странным образом.
Внезапно порыв ветра непобедимой силы расшатал дверь, сорвал задвижки, толкнул шкаф, который, потеряв равновесие, упал, потушил лампу и разбил стол.
Шико имел способность, как бы крепко он ни спал, просыпаться быстро и сразу обретать присутствие духа; это присутствие духа побудило его скользнуть за кровать, а не встать перед ней. И, скользя за кровать, Шико успел быстро схватить левой рукой мешочек с деньгами, а правой рукоятку шпаги.
Он широко открыл глаза: непроглядная тьма. Тогда Шико насторожил уши, и ему показалось, что тьма буквально раздиралась дракой четырех ветров, боровшихся во всей комнате, начиная от шкафа, все более давившего на стол, и кончая стульями, которые катались, сталкивались и задевали другую мебель.
Среди всего этого грохота Шико казалось, что четыре ветра ворвались к нему, так сказать, во плоти, что он имеет дело с Эвром, Нотом, Аквилоном и Бореем, с их толстыми щеками и в особенности с их огромными ногами.