Цербер - Николай Полунин

Подполковник неприятно удивился нелепице, что полезла вдруг. У него хватает забот помимо. Особенно сейчас.

— Как она прет…

— Боишься промокнуть, майор?

Последствия захвата и пропущенных сообщений о нем тоже проявились со всей возможной быстротой.

Над Старохолмским аэродромом появился спортивный — как потом выяснилось — «Як-18П», старенькая двухместная стрекоза. Ниоткуда кроме как с крохотного, с единственной грунтовой полосой, аэродромчика в Звиево он прилететь не мог.

Готовясь к операции, на что ему был отпущен ровно час, подполковник выяснил, что именно там находится военный городок, где проживает основная часть летного и наземного состава офицеров и гражданских специалистов с семьями. Аэродромчик был бывший досаафовский, с незапамятных времен, почти заброшенный, откуда уж там взялся одинокий спортивный самолет, почему — там, а не на самом Старохолмском, где всегда можно было бы найти уголок для любой частной, даже «левой», что нынче не редкость, машины, — теперь не узнать. И почему он сюда явился, не узнать, как и то, кто и зачем, сорвавшись на стопроцентный риск, пилотировал «Як».

Самолетик был сбит одной-единственной виртуозной очередью с «БМП», когда вздумал пролететь низко над самым полем. Детали — марку и что в кабине был всего один пилот — подполковнику доложили, как только подобрались к догорающим на земле останкам.

«Кретин, — подумал подполковник, дернув плечом. — Сучонка какая-нибудь, медичка, не нашла ничего лучше, как до дома дозвониться, развизжаться. А он, значит, на коня — и сюда. Кретин». Подполковник перебросил тонкую папироску в другой угол рта.

Кроме придурка на «Яке», захваченный аэродром принял еще одного гостя: возвратившийся из планового полета «МиГ» с сухими баками летчик посадил без наведения, визуально, предпочтя риск посадки в неизвестную ситуацию катапультированию и всем непременным вытекающим последствиям за угробленную не по своей воле машину.

Впрочем, как почти сразу выяснилось, он имел задание передать ультиматум. Подполковник усмехнулся, слушая этого капитана, чуть моложе себя. Пока еще в штабе дивизии и округа не знали ничего, кроме самого факта, но грозились многим.

— Сел хорошо, — сказал подполковник, выслушав, — молодец. Спасибо скажи, что позволили.

— Спасибо, — серьезно сказал капитан. Он был весь мокрый от пота, шальные зрачки во весь глаз, свежерассеченная бровь — уже на земле постарались. — Вы ничего не ответите?

— Без тебя разберемся. — Подполковник усмехнулся еще раз. — Дайте ему там глотнуть, зажевать, пусть в разум придет человек.

«Смелый парень. Не всякий бы так отважился». Подполковника отвлек доклад от командира разведвзвода, высланного в охранение на три километра по главному шоссе. Командир слышит шум техники, предположительно колонна «БТРов», до двух рот, двадцати машин.

Не успев отдать распоряжение, подполковник получил еще один доклад — от дежурных на РЛС. Замечена одинокая низколетящая цель, удаление двенадцать километров, движется по направлению к аэродрому, но пытается обойти стороной. Размеры цели минимальные, на пределе захвата, поэтому взяли только сейчас. По всей видимости, вертолет. Через пять минут войдет в зону поражения.

Подполковник досадливо отмахнулся. Еще один самоубийца, несет их. Иногда все остальные люди, кроме него и его натренированных до состояния наточенной стали солдат, представлялись подполковнику огромным тупым мягкотелым стадом, в котором внимания стоили лишь такие же, как у него, тренированные, отточенные солдаты противника. Противником же в любой момент мог стать, кто угодно. Сегодня друг, завтра враг. Не размышляй, выполняй приказ. Вот и все.

Он имеет приказ — захватить Старохолмский аэродром, обеспечить уход отдельной группы на задание, удерживать позицию до их возвращения, обеспечить отправление доставленного объекта, далее по обстановке. Он этот приказ выполнит.

Туча доползла, накрыла аэродромное здание с башней, в помещениях сразу сделалось очень темно. Зажгли освещение, но подполковник этого почти не заметил.

Но почему он не помнит, при каких обстоятельствах ему отдавался этот приказ? Лично командир бригады, как всегда бывало в подобных случаях? Приказ чрезвычайный. Что это? Опять попытка переворота? Еще одна война? Провокация?

А зачем понадобилось оставлять телефонную связь? Захватываемый объект отрезается от коммуникаций прежде всего. Что заставило его поступить так, ведь никаких специальных указаний на этот счет ему дано не было, это точно. Он допустил такую непростительную оплошность? И отчего все сильнее и сильнее мутится в голове?..

И вдруг исчезли сомнения, пропали тревоги, все ненужные вопросы разом улетучились.

Он поступает правильно. Он солдат. Он будет выполнять свою задачу. Он сделал все именно так, как следовало. Бой — пусть, чем жарче получится заварушка, тем лучше…

…Человек на высоком троне в обширном полутемном помещении утирал обильный пот с бугристого лба. Сияние двойного «бублика» переливалось над белыми линиями, которые образовывали неровный пятиугольник.

Шумно выдохнув, как принимая непосильный груз, человек опять сконцентрировался. Он слал импульсы своей воли еще и еще, но по назначению дошел только единственный, самый первый, а остальные начали вдруг словно проваливаться в разверзшуюся ненасытную бездну.

Человек перестал что-либо понимать, кроме одного: в его планы властно вмешались. Задуманное не удастся. Ему уже не выиграть поединка.

Никакие хитросплетения, интриги, покушения, операции, «заварушки», придуманные и исполненные людьми, не уберегут от того, чье имя нельзя произносить вслух. Он придет, и предначертанное будет совершаться. И рано или поздно — скорее рано, чем поздно — спрос будет и с них, с прикоснувшихся и пользующихся. А значит, и с него, который сейчас опоздал.

Дрожащей рукой человек уничтожил «бублик». Его силы, запас энергии, кончились. Пусть каждый спасается, как может. Он больше ни за что не отвечает.

Человек, как это свойственно людям вообще, заблуждался: он и раньше ни за что не отвечал.

Отвечал другой.

… - Время? — спросил подполковник рубленым голосом.

— Одиннадцать-одиннадцать, — был ответ. Он показался подполковнику произнесенным неуверенно.

— Год назад было! Часы проверь!

Сердце подполковника билось ровно и мощно. Бой так бой! Чем жарче, тем лучше! Каждый появившийся здесь должен быть уничтожен.

Заключительный принятый импульс был очень силен.

— Все… на всех часах одиннадцать часов одиннадцать минут. У всех.

Подполковник взглянул на свои. То же самое.

— Что за чертовня…

Брюхо тучи спустилось еще ниже, обволакивая всю землю и живущих на ней. Темнота приобрела густоту, в ней, как в сиропе, застыли дома и деревья, и каждый листик и травинка вдруг начали наливаться пока слабым, неразличимым, но постепенно набирающим яркость мерцающим светом, которому нет и не будет названия ни на одном из человеческих языков.

Глава 45

Она проснулась.

Тот, кто жил в ней, пробудился. Пусть он еще не весь был здесь, ему еще предстояло вобрать недостающие части самого себя, но он впервые смог взглянуть на этот Мир, принявший его, хотя и чужими глазами.

Неприятный, отталкивающий Мир. Пройдет совсем немного времени, и он получит возможность покинуть его. Это должно случиться. Слишком уж тяжело ему находиться здесь, и если у него все-таки не окажется такой возможности, он примется за его уничтожение.

Где же тот, кто призван помочь? Кто должен собрать их, не дать затеряться, сломиться под натиском чужого, погибнуть? Где тот, кто должен успеть?

Опасность. Со всех сторон грозят опасности в этом Мире. Но с некоторыми из них он вполне способен справиться.

Вот так, например.

…Елена Евгеньевна перешагнула труп Гуся. Инъектор с новой порцией наркотика вывалился из вздутых задымившихся пальцев. Гусь был превращен в горячий бифштекс с розовой корочкой в тысячу раз быстрее, чем то же самое, но гораздо грубей производится одними людьми над другими с помощью электрического стула.

А вот оглянуться на лежащего ничком мертвого мужа она не смогла себя заставить.

Второй налетел на нее за поворотом коридора. Елена Евгеньевна получила удар тыльной стороной ладони по глазам. На несколько секунд ослепла и задохнулась, а когда пришла в себя, нашла и это тело рядом, в том же, что и Гусь, виде. Ковбойка была в крови из перебитого носа, но боли она не чувствовала.

Удар. Грохот. Страшный звон обрушившегося витража. Выстрелы. Рев двигателя. Четвертая «БМП» с отдельной группой, посланная на захват объекта «Антарес», пробила витражную стену и въехала прямо в нижний холл. Бронированный зверь ворочался под горой обломков, окутанный сизым смрадом собственного дыхания.