Мастера секса. Настоящая история Уильяма Мастерса и Вирджинии Джонсон, пары, научившей Америку любить - Томас Майер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Сексуальная революция неслась на всех парах, а они потихонечку нажимали на тормоза. В главе под названием «Что супружеская верность означает в браке» они хвалили религиозных лидеров за то, что те сбросили старые оковы моральной догмы, осуждающей человеческую сексуальность. За каких-то десять лет противозачаточные пилюли и другие медицинские достижения позволили женщинам в значительно большей степени контролировать свое тело, пересмотрев законы и социальные нормы, некогда управлявшие их сексуальной жизнью. Правда, Мастерс и Джонсон побаивались, что эта свобода может завести слишком далеко, создавая этическую неопределенность, сводящую на нет смысл верности. Книга «Узы наслаждения» – изначально озаглавленная «Зеркало секса» – предлагала читателям всмотреться в себя как в зеркало всей нации, стоящей на пороге огромных социальных перемен. «За девять лет, которые прошли с момента выхода нашей первой книги, маятник качнулся довольно далеко, – писал Мастерс. – И теперь нам кажется, что он начал двигаться в обратную сторону». Впервые выступая как супружеская пара, они снова и снова повторяли свои рецепты любви и секса – в каждом зале, в газетных интервью, при каждом появлении на телевидении. И пока одни критиковали их деревянный язык и склонность к трюизмам, The New York Times восхищался их новой книгой как «призывом к здравомыслию во время сексуальной революции, которая сделала многих из нас бесприютными, изголодавшимися по эмоциональному насыщению, что наполнило бы наш рацион новой радостью секса, и из-за которой мы еле сводим концы с концами на границах нашего воображения». Упоминание «таких деликатных слов, как “верность” и “любовь”», сообщал Times, казалось столь же «смелым и новаторским» решением, как их первые книги о сексуальных функциях.
Америке казалось, что Мастерс и Джонсон извлекли важный урок из собственной совместной жизни. Их безмятежный тон и воодушевляющий посыл создавали о них впечатление как о паре, нашедшей свое счастье в браке и готовой учить собственным примером.
Билл и Джини отдыхали с четой Шепли. Они встречались по вечерам, и это были те редкие случаи, когда слава и известность не имели значения. Они часто приезжали в дом Пегги и Итана Шепли в Кингсбери, неподалеку от Университета Вашингтона, либо Шепли навещали Мастерсов на Уорсон-Роуд в Ладью. «Они часто бывали у нас, – вспоминала Пегги Шепли. – Благодаря нам они иногда могли провести вечер без посторонних, с теми, кто им нравился. И мы часто собирались».
Пегги Шепли впервые увидела их как пару вскоре после свадьбы, когда они сидели рядом у нее в гостиной. Оба, казалось, стремились заручиться одобрением Итана, председателя их фонда, чье мнение они ценили и уважали. При этом Билл сидел возле Джини неподвижно, и смотрелись они довольно неуклюже. «Они уселись друг к другу вплотную, но не интимно, а будто им мало места, – рассказывала Пегги. – Билл Мастерс был лишен романтичности. Я не видела в нем романтика. Я видела в нем клинициста».
При всем своем очаровании Джини Джонсон казалась одинокой, ей будто не хватало близкого друга. Странное сочетание известности и секретности, окружавшее клинику, создавало трудности для любого социального взаимодействия, подталкивало к подозрительности. «Она была очень острожной, вынужденно осторожной, – объясняла Пегги. – Она не знала, кто именно пытается что-то разнюхать». Джини на пятом десятке все еще была привлекательной для мужчин, и женщины по-прежнему видели в ней угрозу. В узких кругах Сент-Луиса среди женщин ходили слухи о разводе Билла, некоторые даже знали Либби Мастерс лично, так что было заранее решено не водить дружбу с Джини. Джонсон была одной из самых известных личностей Сент-Луиса, хоть и не походила на остальных женщин. Мало кто из ее послевоенного поколения работал всю свою взрослую жизнь, и уж точно никто в открытую не разбирался со щекотливыми вопросами секса.
Чрезвычайное признание, которое она получила за работу с Мастерсом, заставило ее чувствовать себя звездой, но ей неизменно казалось, что она этого не достойна. Спустя почти 20 лет Джонсон должна была наконец закончить то, ради чего вообще подалась в Университет Вашингтона, – получить диплом. «Когда мне аплодировали или просили автограф за все время работы в этой сфере [сексуальной терапии], я каждый раз смущалась», – признавалась она. Много лет она хотела получить докторскую степень, говорила с Эмили Мадд, одной из самых преданных своих союзниц, начавшей семейное консультирование в Филадельфии еще в 1930-х и тоже без ученой степени. Мадд, которая наконец защитилась в Пенсильванском университете, предложила Джонсон помощь в зачислении именно туда, с учетом всех ее профессиональных достижений. Но Мастерс сразу отмел эту идею. Она так часто говорила об учебе, что коллеги стали сомневаться в ее преданности делу. Некоторые понимали, что за ее сияющим публичным обликом стоит чувство неполноценности, и догадывались, насколько сильно муж ограничивает ее. «Джини очень переживала, что у нее нет диплома об образовании – это было ее больное место, – вспоминала Джун Доббс Баттс. – Билл был тем еще шовинистом. Если бы он помог Джини вернуться к учебе, он принес бы ей гораздо больше пользы, потому что ей этого действительно не хватало».
Несмотря на публичные выказывания о важности профессиональной подготовки для сексуальных терапевтов, Мастерс игнорировал любые указания на отсутствие образования у его напарницы и лишь подчеркивал ее достижения. «В данном случае профильная подготовка не принципиальна, – настаивал он. – Нет такой дисциплины, которая была бы жизненно важна для работы над программой». Даже те, кто поначалу выражали
