Дорогие коллеги. Как любимая работа портит нам жизнь - Сара Джаффе

нескольких учебных заведениях – нормальная ситуация для внештатного преподавателя, особенно в Нью-Йорке, где много университетов и есть из чего выбрать. Однако, как отмечает Уилсон, ее случай не совсем обычный: «Я веду три не связанных между собой курса на трех разных факультетах. Такое встречается не так уж часто». Основной заработок ей приносят курсы по академическому письму, ставшие обязательной частью учебных программ практически во всех университетах. Но в этом семестре она ведет курс по арабскому кинематографу и курс по антропологии моды, который разработала самостоятельно. Самый тяжелый день для Уилсон – это пятница. В 8:30 утра у нее занятие в Фордемском университете, а потом еще одно – в середине дня. Кроме того, на следующий день нужно вести сдвоенную пару. «Так и живут внештатники – берутся за все, что попадется», – говорит Уилсон.

Моя собеседница все делает дома: проверяет студенческие работы, готовится к занятиям и так далее. Если зарплата штатных преподавателей, как предполагается, должна покрывать преподавание, подготовку к занятиям, научное руководство, проведение собственных исследований и написание научных работ, то внештатникам платят только за преподавание. Поэтому Уилсон получает меньше, чем зарабатывал бы преподаватель, работающий на полную ставку в трех университетах. Кроме того, ей приходится оплачивать значительную часть рабочих расходов из своего кармана. «Можно подумать, что все необходимые материалы волшебным образом появляются из воздуха, когда мы приходим на занятие», – говорит моя собеседница.

Уилсон выросла с отцом-одиночкой, который был преподавателем английского в Городском университете Нью-Йорка. Он всегда говорил Уилсон и ее сестре-близнецу, что в жизни необходимо следовать за своей мечтой. «Это был не самый практичный совет, учитывая, что мы росли в пострейгановскую эпоху», – говорит Уилсон. В бакалавриате она изучала философию. Как многие другие выпускники гуманитарных факультетов, после окончания университета Уилсон не сразу нашла свое место в жизни. Ситуация дополнительно осложнялась тем, что девушка страдала от хронического заболевания. «Меня тянуло к искусству», – говорит моя собеседница. Поселившись в Бостоне, она «совершенно случайно оказалась в театре. Я никогда не посещала театральную студию и ни о чем подобном не думала». Она ставила радикальные и экспериментальные, но в то же время не лишенные юмора спектакли. Сама Уилсон называет себя «феминисткой – внучкой Брехта».

Разумеется, такие постановки не приносили ей стабильного дохода. Уилсон отмечает, что режиссеры-экспериментаторы редко получают признание публики при жизни, зато после смерти многих из них объявляют классиками. Проработав десять лет в театре, Уилсон решила получить степень магистра изящных искусств. Она надеялась, что с таким образованием ей удастся найти относительно стабильную работу и больше не перебиваться случайными заработками. Моя собеседница поступила в магистратуру в 2003 году и тогда же начала преподавать. Получив магистерскую степень по изящным искусствам, Уилсон не захотела на этом останавливаться.

«Учась в магистратуре, я поняла, что мое призвание – это быть интеллектуалкой, а театр был для меня средством выразить себя», – говорит она. Но Уилсон больше не чувствовала себя своей в театральном мире. «Мне казалось, что самое подходящее место для меня – университет», – отмечает она. Большинство ее родных и знакомых были так или иначе связаны с университетом: отец работал преподавателем, а сестра защитила докторскую диссертацию и дважды получала позицию штатного преподавателя.

Надеясь сделать академическую карьеру, Уилсон поступила в аспирантуру Городского университета Нью-Йорка. Но, по словам моей собеседницы, университет не подготовил ее к тому, что ждало выпускницу на академическом рынке труда. В каком-то смысле Уилсон просто не повезло – пока она писала диссертацию, случился экономический кризис 2007 года. Но дело было не только в этом: к тому моменту академический мир уже в течение продолжительного времени претерпевал серьезные изменения. «Нам начали приходить мейлы, рассказывающие об „альтернативных вариантах академической карьеры“. Там были такие предложения: „Попробуйте устроиться в некоммерческие организации“, „Продвигайте себя, создайте личный бренд и постройте альтернативную академическую карьеру!“ – и так далее. Мне было очень больно это читать. Я уже перепробовала все те варианты, что они предлагали, – рассказывает Уилсон. – Когда я пришла в университет, то подумала, что во всей стране сейчас нет для меня места лучше. Столкнувшись со всеми этими советами в духе „создайте личный бренд“, „сделайте свой сайт“, я испытала сильное разочарование, потому что в аспирантуре нас учили совершенно иным вещам».

По словам Уилсон, несмотря на все неприятности, ей «нравилось находиться в аудитории. Это был вызов для меня, но я обожала преподавать». При этом она никогда не вела курсы, связанные с темой ее диссертации (посвященной тому, как сценарий драматического произведения переходит из одной культуры в другую), и всего два раза преподавала на театральном факультете. Ее основной специализацией была арабская драма. «Я подумала, что после 11 сентября театральные факультеты станут уделять больше внимания пьесам на арабском языке. Так и вышло», – смеется Уилсон. Благодаря своему богатому опыту она могла работать на разных факультетах, однако из-за этого ей приходилось переключаться между сильно отличающимися друг от друга курсами. Студенты, которым она преподавала, тоже различались в зависимости от университета. Если в Городском университете Нью-Йорка Уилсон, по ее собственным словам, учила студентов «самым базовым вещам», то фордемские студенты требовали совершенно иного подхода: «[В Фордемском университете] часто происходят судебные разбирательства. Студенты, если их что-то не устраивает, могут пожаловаться на преподавателя. Внештатники с ужасом ждут результатов студенческой оценки». Если преподаватель получит плохие отзывы от студентов, с ним могут не продлить контракт. По словам Уилсон, это один из факторов, приводящих к инфляции оценок: многие внештатники завышают их, чтобы не вызвать недовольство студентов. Впрочем, моя собеседница отмечает: «Я стараюсь ставить отметки справедливо, но мне приходится расплачиваться за это».

Дополнительные неудобства Уилсон доставляет тот факт, что в университетах, где она преподает, по-разному организован учебный процесс. «Сейчас все отдано в частные руки, – говорит моя собеседница. – Мы не выставляем оценки студентам во внутренней университетской системе, а используем для этого стороннюю программу, даже много разных программ, у каждой из которых свое название. Нам приходится все их осваивать». Кроме того, у моей собеседницы несколько адресов электронной почты: по одному на каждый университет, где она преподает. Каждый семестр она одновременно пользуется двумя-тремя почтовыми адресами. «Психологически это очень тяжело. Большинство из нас, столкнувшись с какой-то проблемой, сразу начинают винить себя. Предположим, я преподаю в университете А и мне нужно войти в какую-нибудь систему. Я начинаю вводить пароль для университета Б, понимаю это и говорю себе: „Боже, Кейт, ты такая тупая…“» Университеты продолжают перекладывать расходы на преподавателей и студентов, заставляя их платить даже за ксерокопии и другие мелочи. «Из-за