Серпомъ по недостаткамъ - Луиза-Франсуаза

Глава 24

 Борис Борисович ещё раз, уже более внимательно, перечитал написанное:   "За три года скупил земли для сельского хозяйства и иных нужд более восьмидесяти тысяч десятин, большей частью в Астраханской губернии (Царевский уезд), Саратовской губернии (Царицынский и Камышинский уезды), Области Войска Донского. Имеет так же земли в губерниях: Калужской Могилевской, Ярославской и Владимирской, а так же и в иных местах.   Для обработки земель использует машины, выделываемые на выстроенном им же заводе в собственном имении у Царицына, изрядное количество машин продает во Францию и Германию, в России продаж таких машин не ведет. Так же выделывает мотоциклы, в России продаваемые, но так же большей частью вывозимые в иные страны.   В своем же имении наладил выпуск малых речных судов, дающих до пятой части перевозок по Волге, особенно в верхней части выше Нижнего Новгорода. Судов этих выстроено более трехсот, в эту навигацию до пятидесяти подобных судов выпущены им и в Донские воды. Все суда, равно как и сельскохозяйственные машины, принадлежат лично ему и в никаких обществах не участвуют.   В обеспечение новых строительств им учреждены, так же в личных усадебных землях, два завода по выработке цемента, наибольшие в России и дающие ныне до пятой части всего выпуска. Так же, для собственных нужд, выстроен завод по выработке серной кислоты, ныне вырабатывающий более половины таковой в Империи, и заводы по выработке кислоты соляной, производящие четверть таковой в государстве. Подобным образом, выстроенный содовый завод так же вырабатывает более половины Российского производства, а силами завода оконных стекол не только закрыт ввоз оного их иных стран в суммах более пяти миллионов рублей за год, но и силами многих отечественных и иностранных купцов обеспечивается изрядный их вывоз. Однако в случае стекол количество произведенного точно учесть нет возможности.   Выстроил у Саратова металлический завод, с выпуском вполовину от Царицынского, Общества "Урал-Волга", но имеются сведения, что нынче он работает менее чем вполсилы.   Всего же в губернии заводов выстроил общим числом шестнадцать, в иных губерниях заводов до десяти и более. Строит новые, но непонятного назначения, инженеры его зачастую сами не знают для чего иные заводы строятся, до из запуска.   Упорен в установлении народного здравоохранения: его усилиями в Царицынском, Саратовской и Камышинском уездах искоренена чесотка, сифилис значительно уменьшен, равно как и ряд других болезней. В Казани наладил выпуск новейших лекарств, врачами высоко ценимых. Так же в указанных уездах младенческая смертность снизилась более чем в три раза в православных деревнях и вдвое в магометанских. Матерям из семей бедняков и детям выдает продуктовое и вещевое пособие.   Зимой и весной нынешнего года из своих средств оказывал помощь продовольствием свыше миллиону крестьян губернии, с так же в иных губерниях неизвестному числу. Результатом по губернии смертей от голода учтено не было.   Изрядные успехи и в сельском хозяйстве, урожай пшеницы на личных землях превысил двести пудов с десятины тогда как в среднем по губернии был не выше сорока. Сходно и с другим зерном, равно как и с овощами.   Имеет, по слухам, до восьмидесяти тысяч десятин в Восточной Республике Уругвай, с целью растить хлеб когда у нас зима (а там лето).   Отстроил военный городок для 226-го Бобруйского резервного батальона, так же большей частью из своих средств.   Известен щедрыми подарками, своим друзьям денег нимало не жалеет. Дарит дома и машины, но только те, что делает сам.   Заботлив к рабочим, равно как и к солдатам, лично следит за прокормом на заводах и в казарме Бобруйского батальона..."   Борис Борисович закончил чтение первой страницы, пересчитал оставшиеся.   - Это все один человек? И он проживает в моей губернии?   - Так точно, Ваше Превосходительство! - начальник Саратовской жандармерии позволил себе слегка улыбнуться. - Тут еще и перечислено только самое важное.   - И сколько же ему лет?   - Официально - двадцать шесть. Но в кругу друзей он как-то говорил, что приписал себе три года... чтобы в университет раньше поступить?   - Ну что же, хорошо... Однако все это мы пока Государю посылать не будем. Он придвинул к себе лист бумаги, взял перо и размашистым почерком написал:   "Благонадежен, в делах успешен, в благотворительности щедр."   Немножко подумал, но добавлять ничего не стал, лишь привычно подписался:    "Губернатор Саратовский князь Мещерский".      Отсутствовал я в Царицыне целых три недели, и первое, что сделал по возвращении - пришел в ужас. И было от чего. Поезд в город пришел около десяти утра, но выспаться мне совершенно не удалось: вряд ли за всю ночь температура снижалась ниже градусов двадцати восьми, а перед заходом солнца наверняка было под сорок. Их вагона я вышел в ожидании хоть какой-то прохлады, но мне показалось, что в лицо мне дунуло из какого-нибудь промышленного фена.   На вокзале меня ждал, в соответствии с посланной телеграммой, Миронов, часто исполняющий роль чьего-нибудь шофера.   - Что за погода такая? И давно тут дышать нечем?   - Да третий день, Александр Владимирович. Суховей...   Слово мне было знакомо, по каким-то книжкам из далекого детства. Но в реальности за ним скрывалось что-то действительно страшное. Выйдя из вокзала, я обратил внимание что деревья в небольшом парке напротив выглядели довольно свежими, а вокруг двух "железнодорожных" домов мало отличались от гербария.   - Так Емельянов велел парк поливать все время - ответил на невысказанный вопрос молодой рабочий. - Сейчас-то ребята, видать, на перекур пошли, скоро снова поливать будут...   Когда мы дошли до машины, стоящей метрах в тридцати в негустой тени от деревьев, я увидел, что несколько человек в спецовках завода действительно стали поливать деревья. Не корни, а кроны.   - И что они тут поливают?   - Так господин Портнов велел листья поливать. Суховей ведь, лист высушивает за четверть часа. Хорошо еще что Осип Борисович трубу от Волги протянул, есть чем поливать. А на станционные дома трубы-то нет, вечером ставить будут. Только, думаю, поздно уже...   - Так, вези к Портнову, надо узнать что с полями.   - Дык нету господина Портнова, он как раз за рекой, в полях где-то и есть. Да и я вам расскажу что там деется - машина очень неспешно, поднимая огромный шлейф пыли, двигалась по Волжской улицы в сторону моего городка. - Нынче же это уже второй суховей, первый дней как десять был, только на один день. Поля вроде как побило, но не сказать что сильно - я видал, сам Василия Павловича возил туда, на машине госпожи Камиллы. Ну Василь Палыч и велел днем быстро все поливать, чтобы, значит, траву намочить. Сейчас все и поливают, а на канал новые насосы поставили, чтобы, значит, больше воды с реки качать. Только Василь Палыч давеча говорил, что ежели суховей еще дня два простоит, то вода все равно кончится...   Подумав с минуту, я велел отвезти меня в модельный цех - там было все, что могло помочь в такой ситуации. Отдав нужные распоряжения, отправился домой - все равно работать в такую жару невозможно, так хоть в ванне отлежусь.   Дома я застал практически голую Камиллу, валяющуюся в гостиной на диване и какой-то книжкой. При моем появлении она лишь вяло сделала некое движение, изображающее попытку прикрыться полой халатика, и продолжила чтение.   - Тебе не стыдно?   - Не стыдно. Мне хочется не только одежду, но и кожу снять... и вообще, мне плохо, душно и скучно. В лаборатории никого нет, работать все рано невозможно. Так что если это облегчит твои моральные терзания - просто отвернись и не мешай мне страдать.   - Мешать не буду, страдай. Только все равно пойди надень что-то поприличнее, сейчас рабочие придут, принесут средство спасения. А у меня к тебе простой вопрос: бутана у нас много получается?   - Где получается? На газовом заводе - немного, а на крекинг-реакторах - много. То есть на новых реакторах, каталитических. А тебе зачем?   - Нужно. Только мне нужен не нормальный бутан, а изобутан.   - Этот тоже есть, процентов двадцать, а то и больше.   - Ты разделить из сможешь?   - Я - нет, а вот Сергей Васильевич, думаю, сможет. Там все просто, надо ректификационную колонну сделать, а он по этой части мастак. А для чего он тебе?   - Это просто: если изобутан сжать атмосфер до трех-четырех, то он сжижается. А при испарении - охлаждается, до минус двадцати наверное, или даже больше.   - Ну так он при сжатии нагревается...   - Нагретый жидкий газ можно охладить в любом прочном радиаторе... - договорить мне не удалось, Камилла вскочила с дивана и убежала в свою комнату. Через минуту выскочила уже одетая и пулей умчалась - видимо в лабораторию.   Через полчаса двое рабочих притащили из модельного цеха заказанную мною машину. Машина была проста: обычный вентилятор, такой же, какой ставился перед радиатором автомобиля, только насаженный на ось небольшого электромотора. Перед вентилятором - две решетки из никелированных трубок, одна сверху и одна снизу. И все это дело закреплено в жестяном тазике.   Я варварски располосовал простыню на полосы шириной с трубку в решетке (чистый лен, между прочим), сострочил на Дарьиной машинке в одну кольцевую ленту (пришлось тащить весь механизм к машинке), закрепил верхнюю решетку так, чтобы лента натянулась, налил в тазик воды, протянул полотно так чтобы оно намокло целиком и включил вентилятор. И из-за мокрого полотна подула мощная струя холодного воздуха.   Рабочие, которым было велено подождать, с интересом следили за моими действиями.   - Значит так, следующий вариант сделать чуть посложнее. Трубки на решетках должны свободно крутиться на подшипниках, в этом углу валик сделать толстый, с прижимом и ручкой - чтобы не руками полотно протаскивать. А если получится - вообще через редуктор к мотору присоединить, или через ременную передачу. Сделать до завтра, заодно - подготовить чертежи и отдать в цех Теохарову. Себе, в модельный, тоже пару штук сделайте - вам много работы намечается, а вареные вы наработаете...   Рабочие, обрадованные явной перспективой обрести прохладу, ушли, а я, нежась в струях холодного (всего двадцать два градуса!) , стал обдумывать сложившуюся ситуацию. С погодой что-либо сделать мне было явно не под силу, так что обдумывать нужно результаты поездки и дальнейшие перспективы. И то, и другое - в отличие от погоды - выглядело неплохо.   В Харькове меня, как и предполагалось, встретил Сергей Игнатьевич, и поделился невероятной (или, наоборот, до слез ожидаемой) историей появления "завода-призрака". Правда в изложении Славы Павлищева она была более, что ли, драматической.   Некий богатый купец, торговец тканями и владелец парочки кирпичных заводов, неожиданно решил построить в Харькове паровозный завод. Несколько лет он строил огромные цеха, но потом деньги закончились: ведь кирпичи шли не на продажу, а исключительно на собственное строительство. Затем, когда рядом стал строиться ныне действующий завод, купец стал судиться в директором нового завода, доказывая, что у того нет прав на такое строительство, ну а когда завод был выстроен, попытался помешать его пуску напоив всех его рабочих. А еще через год этот несостоявшийся паровозостроитель тихо помер, и теперь его призрак на завод никого не пускает: любой, кто собирался наладить там какое-то производство, быстренько отправлялся вслед за бывшим хозяином...   В изложении же Водянинова история выглядела более реалистично. И более жестоко.   Через год после отмены крепостного права в Харькове поселился молодой крестьянин. Молодой да шустрый, он наладил поначалу торговлишку ситцем по окрестным и не очень деревням, а спустя всего лет пять в Харькове у бывшего крестьянина работало уже два магазина, в которых продавалось все от дешевого ситца до китайского шелка и персидской парчи. Город быстро строился, и забогатевший купчишка вложил часть средств в кирпичные заводы, а немного погодя - и завод по производству разнообразной керамики. Доходы его быстро росли, и в тысяча восемьсот восемьдесят первом первый зарубежный магазин купца Горюнова открылся уже в Париже, а еще спустя два года а Харькове заработала его фабрика по производству сельскохозяйственных орудий.   В тысяча восемьсот восемьдесят восьмом году Горюнов затеял построить в городе паровозный завод. Купцом он был очень не бедным, поэтому купил сразу тридцать десятин земли сразу за границей города, в конце Петинской и Корсиковской улиц, и приступил к строительству. Один приступил: все, кого он пытался привлечь к соучастию, отказывали на том основании, что паровозов-де никто нынче не покупает и выгоды от строительства завода не будет. Действительно, в том году в стране всего было куплено меньше ста двадцати паровозов. Но Горюнов оказался упрямым, и, приговаривая "нынче не покупают, потом вдвое больше покупать будут", строительства не прекращал. Тратя на него все свободные средства.   В девяносто третьем Горюнов построил четыре больших заводских корпуса и деньги у него закончились полностью: на станки и оборудование почти ничего не осталось. Попытки получить кредит в отечественных банках большим успехом не увенчались - Земской банк выдал лишь сто тысяч под залог дома и полтораста - под залог всех харьковских заводов и магазинов, но Горюнов не сдался. Деловой хватки ему было не занимать (иначе бывший крестьянин не смог бы за неполных двадцать лет с нуля заработать более двух миллионов рублей), и он, предоставив очень качественное обоснование, получил недостающий кредит уже в Societe Generale, благо в Париже у него было уже два магазина и с французским капиталом купец дело имел давно.   Вот правда условием предоставления кредита было размещение заказов на станки исключительно во Франции, и Горюнов заказал оборудования на миллион франков на парижском заводе, принадлежащем некоему Стефану Буэ.   Случилось это знаковое событие в октябре одна тысяча восемьсот девяносто четвертого года.   А декабре того же года некий Филипп Буэ приехал в Петербург с обоснованием Горюнова и приступил к поиску российских "партнеров" по строительству собственного паровозного завода. Партнеры нашлись быстро: директор Петербургского Частного коммерческого банка и директор Петербургского биржевого комитета.   Небывалыми темпами было получено не только разрешение на учреждение акционерного общества, но и правительственная гарантия на закупку почти пятисот паровозов - эта гарантия для еще даже не спроектированного завода была выдана не министерством путей сообщения, а лично министром финансов Витте. Еще через месяц было учреждено соответствующее акционерное общество, где должность директора занял Филипп Буэ.   На поставку оборудования это акционерное общество заключило контракт с уже упомянутым Стефаном Буэ, причем контракт был заключен на следующий день после того, как Societe Generale отозвал так и не использованный кредит у Горюнова, с формулировкой "за невостребованностью", а Стефан Буэ отказал русскому купцу в поставке "за неуплату суммы контракта". Отказавшись при этом возвращать "аванс". Горюнов подал на Стефана в суд (французский, естественно), а тем временем в Харькове, буквально через дорогу от его неукомплектованного завода, началось строительство уже французского предприятия. Стефан, от лица поставщика нового завода, приобрел акций ровно на один миллион франков...   Дальше началась практически комедия - не будь она столь печальна как для Горюнова, так и для России. За свой миллион франков Стефан получил исключительное право на десять процентов прибыли завода. А если прибыль маленькая, то ему гарантировалось ежегодно минимум полмиллиона - причем с момента регистрации общества. Пятьдесят процентов годовых - это неплохо, да. Правда за это "Общество Буэ" гарантировало передачу всех своих разработок новому заводу "безвоздмезддно, то есть даром" в течение последующих двенадцати лет. Вот только "Общество Буэ" никогда и ничего не разрабатывало. Братья Буэ выпускали лицензионные станки, и "передавать" в Харьков ничего не могло в принципе...   В конце лета тысяча восемьсот девяносто седьмого года Парижский суд постановил, что "авансом" Стефан Буэ может считать сумму не более половины полной стоимости заказа, а остальное постановил вернуть Горюнову. Вот только изготовленные для Горюнова станки Стефан продал брату уже за четыреста двадцать тысяч рублей - и в октябре харьковский купец получил на счет чуть больше двенадцати тысяч: из сумм к возврату суд не забыл удержать "судебные издержки". Осознав, наконец, что русского паровозостроения в Харькове не будет, эту "выручку" Горюнов потратил на выпивку для всех рабочих нового завода. А еще через несколько месяцев, потеряв, видимо, интерес к жизни, он тихо и незаметно скончался.   Так и получился "мертвый завод": наследники купца пытались продать ненужные корпуса, но из-за кризиса никто так и не рискнул выложить запрашиваемые или поначалу полмиллиона рублей. Сейчас за завод просили уже триста тысяч, но и при такой цене желающих не находилось. Пока я не приехал.   Впрочем, и мне денег было жалко, так что я предложил "за все" четверть миллиона, но сразу и наличными - и уже через три дня стал владельцем тридцати с лишним десятин со всеми цехами и прочими постройками. Окончательным оформлением бумаг занялся Сергей Игнатьевич, а я отправился в Феодосию - куда Водянинов тоже собрался приехать через пару дней.   В Феодосии, не агент, а старый друг Водянинова - ротмистр в отставке и член городской управы Василий Васильевич Бояринов - подготовил разрешение и все документы на продажу мне, опять-таки "в усадьбу", ста двадцати десятин казенной земли на самом берегу. Землю я приобретал довольно дорого, по восемьдесят рублей за десятину, но зато получал "совершенную свободу пользования" всей купленной территорией. По счастливой случайности (или из-за причуд ландшафта) продаваемая мне "казенная" земля располагалась вокруг озера Ащиголь - вся прочая уже давно была чьей-то собственностью. Правда для "свободного пользования" этим участком мне предстояло построить две с половиной версты дороги от Феодосии до Керчи, так как нынешняя как раз отрезала озеро от моря, да и половину приобретения как раз это озеро и составляло - но меня это вполне устраивало. Бумаги все были оформлены в тот же день, и Березин тут же отправился "на местности" посмотреть расположение своего будущего завода. А я на следующее же утро отправился в Ковров.   В Коврове Слава Серов столкнулся с чисто бюрократическими трудностями. Сам завод был построен в версте от вокзала и почти в полутора верстах от городской управы, на отшибе. И от завода до нынешней границы города тоже было метров триста. На этом пустыре Серов и затеял строительство жилого городка для рабочих - но как только первые два дома поднялись до второго этажа и стали расти дальше, городские власти потребовали немедленно строительство прекратить. Вообще-то эта территория юридически тоже числилась моим поместьем, но городская управа потребовала согласования проекта домов и всего строительства в целом с местными властями. Попытка Серова как-то разрешить проблему (в пределах десяти тысяч рублей) успеха не имела, более того - лишь дворянской статус Святослава не дал местным властям посадить его в тюрьму.   Поначалу я в ситуации не разобрался, думал - творчество местных самодуров, и попытался наехать на городского главу (с тезисом "моя земля, что хочу - то и строю"). Но заместитель ("товарищ") городского главы Василий Мытарев и сын действующего главы Степана Мытарева в довольно хамском тоне сообщил, что "чужих здесь не любят" и посоветовал продать все уже построенное владельцу местной ткацкой фабрики Ивану Треумову, потому что "все равно мы вам дозволения на строительство не дадим".   Пришлось в проблему вникать по-настоящему. Вот почему-то с полицией у меня отношения быстро выстраиваются хорошие, и местный пристав посвятил меня в нынешние ковровские расклады. Власть в городе, как выяснилось, принадлежит двум купеческим семействам - Мытаревым, которые уже лет восемьдесят практически постоянно занимают должности городского главы, и Треумовым - на фабрике которого работает две трети местного пролетариата. Железнодорожные мастерские тут считаются "казенными", и на них внимания власть имущие не обращают, принимая их наличие как неизбежное, но не очень большое, зло. А вот иных источников подрыва абсолютной власти в городе эти купцы иметь не хотят - и не имеют. Пристав Зотов намекнул, что насчет более давних времен он не в курсе, но вице-губернатор Урусов подношениями не брезгует и как бы не полста тысяч в год из Коврова ему перепадает.   Стало понятно, почему на мою реплику "придется губернатору жаловаться" Василий Мытарев дерзко ответил "да хоть бы и царю!". Хама, конечно, приучить надо, а мысль он подал неплохую. В иных условиях я бы, наверное, что-то иное придумал, но у меня как раз за заводом было поле засажено моей "элитной" картошкой, пятнадцать десятин. И для полива Слава трубу протянул с Клязьми, в две версты - а эти подонки приказали ее сломать. И сломали - не Серов, понятно, а ковровцы, силами заключенных уездной тюрьмы.   Так что пришлось последовать совету ковровского купчишки. Тем более был и формальный повод - у царя родилась дочка. А у меня и подарочек соответствующий образовался. Жалко его было - для себя же делал, но я еще один сделаю - а из-за того, что завод запустить в Коврове не удается, у меня убытки по триста тысяч в месяц...    В Петербург я приехал четырнадцатого июня, в рано утром в четверг. А через час с небольшим был уже в Гатчине. Очевидно вид экипажа, на котором я приехал, так потряс охрану, что меня никто не остановил и я подъехал прямо к центральному входу. Как получать аудиенцию у царя я не знал, даже примерно не представлял - и потому решил спросить у вахтера. Почему я решил, что за этими огромными дверями обязательно сидит вахтер, даже мне совершенно непонятно.   За дверьми действительно сидел, только не вахтер, а офицер в каком-то "дембельском" мундире, с золотым аксельбантом. Когда я только приоткрыл дверь, он тут же вскочил и поспешил мне навстречу:   - Позвольте узнать ваше имя и цель визита? - поинтересовался он таким голосом, что стало понятно: лучшее, что я могу сделать - это незаметно раствориться в воздухе. Но растворяться, да еще незаметно, у меня не получается, поэтому я ответил на вербально озвученный вопрос:   - Александр Волков, дворянин, из второй части Родовой книги - и, протягивая визитку, добавил - хочу встретиться с государем по личному делу, а так же преподнести ему подарок к рождению дочери.   Визитка с гербом несколько смягчила взгляд офицера:   - Будьте любезны, присядьте тут, пожалуйста - он указал на стоящие у стены кресла, - я сейчас доложу по команде.   Но никуда докладывать он не стал, а снова уселся на стул за небольшим столиком. Все же у него была какая-то сигнализация: меньше чем через минуту в холле появился, судя по виду, гораздо более высокопоставленный офицер. Судил я именно по виду: тот, которого я счел дежурным, даже не встал. Пришедший подошел к дежурному, они перекинулись шепотом буквально парой слов, затем старший офицер подошел ко мне:   - Императору будет доложено о вашей просьбе. Где вы остановились? Вам сообщат о дате аудиенции. А сейчас будьте любезны убрать ваш экипаж от входа.   - Я еще нигде не остановился, думал, что в соответствии с привилегиями моего рода могу не испрашивать аудиенции неизвестно когда. А это - я указал на дверь - не мой экипаж. Это - новейший автомобиль, принадлежащий отныне исключительно государю. Мой ему подарок.   На лице офицера явно проявилось состояние глубокой задумчивости:   - Извольте подождать... я полагаю, не более получаса. Если вам потребуется ретирадник, или покурить пожелаете, сообщите поручику, он сейчас выйдет к вам и при нужде проводит.   - Спасибо, я не курю, а вот первое - пожалуй...   Обещанный поручик просто возник из ниоткуда через несколько секунд после того, как за старшим офицером закрылась дверь. Ну что сказать, у меня туалет куда как комфортнее царского ретирадника. Хотя царь все же видимо в другой ходит...   Ждал я минут двадцать. Затем старший офицер вернулся и сообщил:   - Император вас примет после обеда. Позвольте, я вас проводу в комнату, где вы можете отдохнуть.   - Спасибо. Да, кстати, - мне вдруг пришла в голову очень простая мысль - а что делать с автомобилем? Куда его-то поставить? Я все же думаю, что вы правы - место перед входом для него не самое лучшее, а без меня вы его просто не передвинете.   Он снова задумался, но очень ненадолго:   - Давайте пока поставим его немного в сторону, я покажу куда.   После того, как я откатил машину от входа, меня проводили (уже двое офицеров, один - точно капитан, а звания второго я не понял) в небольшую комнату. Точнее, комнат было две, но в первой - из которой дверь выходила в длинный коридор - остался капитан. В комнате стоял диван, небольшой столик, два кресла. Выглянув в окно, я увидел стоящий напротив "подарок императору" - и только сейчас сообразил, сколь странно он выглядит здесь и сейчас.   Внешне эта шестиколесная машина была практически копией Мерседеса Спринтера-Сити, удлиненного, на четыре ряда кресел в пассажирском салоне. Точнее, на три ряда широко расставленных кресел - я же не маршрутку делал, а машину для себя, любимого. От "оригинала" машина отличалась все теми же восемнадцатидюймовыми "тракторными" колесами и "УАЗовской" эмблемой вместо импортной звезды.   Внутри, конечно, все было сильно иначе: кузов из трехмиллиметрового стального листа (пришлось делать такой, иначе кузов просто вело - не умею я кузова рассчитывать!), приборная панель, напоминающая о трудной судьбе "горбатого" Запорожца. Зато в машине был кондиционер! Водяной: мощный пропеллер охлаждал мокрое полотно, натянутое на никелированную медную пластину, а с другой стороны пластины другой пропеллер прогонял охлаждаемый воздух. Всего таких пластин была дюжина, и воздух конструкция охлаждала прилично. Конечно не так, как предложенный Теохаровым аммиачный холодильник, да и тратил аппарат ведро воды в час, но рисковать утечкой аммиака мне не хотелось.   И уж тем более делать гадости царю. Не то, чтобы я к нему как-то особо уважительно относился, зная о результатах его правления. Но вот если ОН ко мне отнесется без уважения...   Где-то в районе полудня принесли обед. Я пригласил было капитана присоединиться к трапезе (принесенного и на четверых бы хватило), но от отказался:   - Не положено.   - Извините, но я исключительно из соображений этикета. Видите ли, образование я получил вдали от Родины, и просто не в курсе, как донести до царя мою просьбу. Ну, хотя бы как к нему обращаться? Я был бы очень благодарен, если вы уделите мне некоторое время разъяснив хотя бы основы дворцового этикета. А за совместным обедом это не выглядит как нравоучение...   - Разве что так... только я разве что немного, для удобства разговора возьму...   В два-пятнадцать в комнате появился какой-то лакей, в расшитой ливрее - и попросил следовать за ним:   - На аудиенцию вам отведено пятнадцать минут. Изложите свою просьбу кратко, если Император встанет - значит вам пора откланиваться. Прошу - и он остановился у двери, которая, как показалось, открылась сама собой.   Честно говоря, царя я представлял несколько иначе, но тут виноваты фотографии, на которых Николай запечатлен в более зрелом возрасте. А сейчас-то ему только тридцать три! Причем в белом мундире без знаков отличия он выглядел еще моложе. Старше меня, конечно, но ненамного. И этот довольно молодой еще самодержец сидел в очень просторной комнате за письменным столом, украшенном инкрустациями. Комната действительно была большая, и когда я прошел лишь половину пути от двери до стола, Николай встал.   - Извините, Ваше Величество, мне лакей сообщил что если вы встали, то мне пора откланяться...   - Ну может же император просто размять ноги - улыбнулся Николай, - будем считать, что аудиенция еще не началась. - Он подошел к окну, из которого была видна стоящая во дворе машина. - Мне сказали, что вы желаете подарить нам автомобиль, но это просто вагон какой-то! И что мне с ним делать?   - Я вам его уже подарил, а делать... Вам стоит пару офицеров из свиты отдать мне на обучение управлению этой машиной, и когда они его освоят, использовать по прямому назначению - ездить на нем. Езда в автомобиле много комфортнее, чем в карете - трясет гораздо меньше, вдобавок там есть устройства, охлаждающие или нагревающие воздух и в машине всегда приятная температура. Вдобавок в этой машине гораздо безопаснее передвигаться: кузов не пробивается пулей из пистолета, и самодельную бомбу выдержит. А еще - быстрее: по хорошей дороге эта машина может ездить более ста верст в час.   - Интересно... мне уже сказали, что по дороге в Гатчину вы значительно обгоняли поезд. Я благодарю вас за этот дар. Но мне сообщили, что у вас есть и какая-то просьба. В чем она заключается?   - Я делаю много различных машин. Но какие-то купцы в Коврове смеют запрещать мне, дворянину, на своей земле выстроить новый завод. Более того, они посмели насмехаться над представителем дворянского сословия Империи! Посему я прошу подтвердить мое право на моей земле строить все, что мне угодно строить во славу России.   - Во славу России?   - Безусловно. Мои машины очень охотно покупают во Франции и Германии, и просят продавать из больше и больше.   - Так мы что, продаем МАШИНЫ французам? И много?   - И французам, и немцам. И англичанам - эти приобретают их во Франции. Примерно на три с четвертью миллиона рублей в месяц. Продавали бы и больше, но я просто не успеваю их выделывать. Из-за задержки строительства завода в Коврове я уже потерял шестьсот тысяч, которые собирался потратить на помощь голодающим...   - А если я указом подтвержу ваше право строить все что вы пожелаете, насколько вырастут ваши продажи за рубеж? Скажем, через год?   - Извините, Ваше Величество, на этот вопрос ответить довольно трудно. Через месяц - увеличу на триста тысяч в месяц, а через год... если все пойдет нормально, то миллионов десять-пятнадцать.   - В месяц?   - Да, Ваше Величество.   - Очень интересно. То есть Вы, на своих землях, сами, не требуя никаких денег с казны, через год дадите четверть от хлебного экспорта?   - Если мешать не будут, то скорее всего обеспечу.   Николай на меня посмотрел с какой-то усмешкой:   - Скажите, а на заводе в Коврове Вы такие же машины выделывать собираетесь? И сколько она стоит?   - Нет, в Коврове я собираюсь делать мотоциклы. А такие машины я делаю для собственного удовольствия. И сколько она стоит - я просто не знаю, не считал. Мне это, честно говоря, не интересно. Знаю, что машина вчетверо меньшая, что я подарил княжне Белосельской, обошлась чуть больше шестидесяти тысяч...   - Мотоциклы я видел, так это вы их выделываете? И продаете их французам?   - Да. И не только французам. Но продаю больше сельскохозяйственные машины.   - А где вы выделываете эти машины и ещё строите свои заводы?   - В Саратовской губернии, В Ярославле, в Калуге, Феодосии... много где.   - Интересно... - Николай отошел от окна, вернулся за стол, сел и повторил: - Очень интересно.   Затем встал и снова с улыбкой посмотрел на меня. Словно что-то ждал. Ах, да...   - Разрешите откланяться, Ваше Величество?   - Идите. Можете в Коврове строить что вам угодно, им сообщат. И - спасибо за подарок.   После аудиенции (а длилась она минут пять, не больше) я послал телеграмму Серову и поехал домой. Через Ярославль и Ковров.    Шестнадцатого в Ярославле я - неожиданно для себя - встретил Сашу Антоневича. Встретил его на "Ярославском моторном", где он на великом и могучем языке русских прорабов общался с широкими народными массами.   - Привет, вот уж не ожидал! Что ты тут делаешь?   - И я рад тебя видеть, дорогой друг! Степан Андреевич попросил помочь подготовить производство. И Евгений Иванович решил этот монструозный станок до ума довести, так что помогаю стразу обоим. Подожди, сейчас закончу, покажу тебе сметы на наладку завода. Очень недорого получается, думаю, тысяч в тридцать пять уложиться можно. А ты надолго сюда? Кочетков, между прочим, уже тутошний инженерный дом отстроил, так что остановиться есть где.   - Я в основном Чугунова проведать - как он?   - У Володи я уже был. Там работы месяца на два: цеха в приличном состоянии, но инженерное оборудование - никакое. Он сам справится, моя помощь ему не потребуется. Сегодня в Москву поехал, с кем-то договариваться насчет работы на новом заводе, но если до завтра останешься - поговоришь.   - Нет, я собираюсь еще в Ковров заехать, а дома, небось, дел накопилось по горло...   - Тогда могу предложить свой мотоцикл. В Иваново я отсюда часа за два доехал, а оттуда до Коврова - еще ближе. Ты небось и за три часа доедешь.   - А зачем тебя в Иваново носило?   - Так там родители Ольги, жены моей. Навестил, подарки передал. А больше мне мотоцикл пока и не нужен - тут пешком быстрее будет.   - Ну тогда давай ключи... кстати, письмо я твое прочитал. Но пока - думаю. Насчет письма думаю - а за то что ты его написал, отдам тебе твое родовое поместье, в качестве премии. Если хочешь, конечно.   - Спасибо, понял. Тоже думаю. Ладно, через неделю в Царицыне снова встретимся, думаю надумаем - и он снова превратился в обычную ехидину. - Только еще одной души у меня нет, так что сам решай что еще тебе от меня нужно. До свидания! - и, повернувшись к стоящим несколько в сторонке рабочим, выдал ещё одну великорусскую фразу.   Оказалось, что от Ярославля до Коврова действительно четыре часа пути, а вовсе не полтора суток. И, оказалось, царская бюрократия умеет работать быстро - когда около пяти я добрался до города, стройка на заводе гудела. Слава сообщил, что первых рабочих из Царицына он начнет перевозить уже через неделю, а в середине июля выпустит первое изделие. Выяснив, что в ближайшее время тут вроде бы проблем не предвидится, я ночным поездом отправился в Нижний, и оттуда - в Царицын. Где и сидел, наслаждаясь потоками прохладного воздуха.   Примерно через час в дверь позвонили. И это была не Камилла, привычно забывшая ключ, а моя секретарша:   - Александр Владимирович, - проговорила она с видом мышки под веником - к вам военные приехали. Трое. Из свиты.   Вот так, называется - отдохнул с дороги. Еще раз подставив лицо под струю прохладного воздуха, я отправился в контору.