Перекресток одиночества-4 - Руслан Алексеевич Михайлов

я понимаю, что можно заморозить и сберечь, благо вечная зима вокруг… но я не понимаю, как можно не поделиться с теми, кто даже крохотный кусочек сладкой тыквы воспринял бы как дар божий! Не понимаю! И все на этом! Любые твои слова будут просто… жалким оправданием…

Сделав несколько шумных вдохов и выдохов, я бросил окурок на пол, растер его подошвой сапога и, прихватив оружейный ранец, молча полез в темный лаз между шестерней, подсвечивая себе начавшим угасать фонариком. Я торопился – надо было успеть к обрыву до того, как угаснет порожденный рычагом свет. Надо было успеть до того, как весь зал погрузится в кромешную тьму, что с легкостью скроет возможных врагов. Да я помнил, что в груди любого из ледяных ходоков пульсирует негасимый синий электрический пульсар, но еще я не забывал себе напоминать каждый день о самом главном – этот мир уже не раз удивлял меня и вполне вероятно, что удивит еще не раз.

Поэтому – ползи вперед, Охотник! Ползи быстрее, чтобы успеть до того, как опустится тьма…

И чтобы успеть уйти до того, как там в коридоре начнет плакать несчастный пьяный старик со взваленной на него непосильной ношей…

Зря я открыл свой рот. Зря… надо было промолчать…

**

До дающего свет первого рычага добраться вовремя я не успел, опоздав буквально на пару минут. Но меня это не встревожило – в темноте я пробыл ровно те же пару минут, а до этого успел спуститься по жутко неудобной лестнице, предварительно осмотрев помещение и убедившись, что в нем нет никого и ничего опасного. Мимо лежащего у лестницы разорванного тела я прошел без задержек – еще успею.

Перезапустив систему, дождался, когда раздастся щелчком и дернув рычаг еще раз, добавил энергии. Поправив висящий за спиной ранец, туже затянул ремень и преспокойно зашагал к стальным воротам, заранее гася в себе любые ненужные сейчас эмоции – с ними у меня сегодня и так перебор. Надо будет поговорить с Митомиром и принести извинения. Прав я был или нет… в данном случае это никакой роли не играет. В этом мире, куда нас забрасывают без спроса, а после сорока лет тюрьмы избавляются как от мусора… в этом мире никто никому ничего не должен.

Мощные створки ворот сомкнулись полностью – некий крохотный зазор может и остался, но это не стоящая внимания мелочь. Здесь снова безопасно. Два страшных создания пытались помешать закрытию врат всем, что имелось в их арсенале – включая собственные тела и жизни – но не преуспели и превратились в месиво раздавленной темной плоти с торчащими обломками серых костей. Все это было частично зажато между створками, но основная масса осталась там в коридоре, судя по всему. Голова одного из бывших людей оказалась раздавлена, но вот лицо… замершее лицо каким-то образом уцелело и было буквально сорвано с черепа смыкающимся створками, наползло на металл, да так к нему и прилипло, накрыв собой место смыкание. Получилось нечто вроде жуткой мясной пломбы, что одним своим видом предупреждало о главном – не открывай! Лицо было женским и старым. Рваные глазницы пусты – что меня только порадовало. Вторая голова уцелела и лицом вниз лежала на полу, показывая измочаленный кусок шеи. Отведя взгляд, я покосился на открывающие ворота рычаг, с облегчением вспомнил про его обломанного близнеца с той стороны, сделал несколько фотографий, записал короткое видео и двинулся дальше по периметру квадратного помещения.

На ум пришел вопрос о том, как быстро начнут разлагаться мертвые тела при условии, что здесь внизу будет поддерживаться плюсовая температура и как избавляться от зажатых в давилке кусков плоти, но потом я решил, что это наименьшая наша проблема. А может и вовсе не наша проблема, ведь, говоря откровенно хотя бы самому себе, у нас практически нет шансов отстоять Пальмиру от посягательств луковианцев.

Мы… мы никто по сравнению с ними, если оценивать не с позиции человеческих ценностей, а исключительно по сплоченности, подготовленности, решительности и мотивированности.

Мы – попавшие сюда люди с планеты Земля – мы живем чтобы жить и не больше.

А луковианцы… эти куда-то стремятся. И уже давно они ведут свою хитрую многоходовую игру, тщательно и успешно скрывая свои намерения уже долгие десятилетия.

Закончив осмотр подземного ангара, я не обнаружил ничего опасного или интересного. Сплошные голые бетонные стены. Решетки вентиляции имелись, но начинались на высоте четырех метров. Я дошел до еще одного рычага, дернул и убедился, что это дублирующий элемент подпитки энергосистемы. Вернувшись к лестнице, я неспешно поднялся, глянул с края плиты на сомкнутые стальные врата и вполз в темный лаз, приведший меня обратно в коридор. Там было пусто… и поэтому никто не помешал мне закрыть стальные панели, а затем неспешно собрать вещи и двинуться к радиорубке.

На то, чтобы с помощью одного из здешних чуток не от мира сего старичков связаться с Бункером ушло лишь пару минут – там явно с нетерпением ждали новостей и ответили считай мгновенно. Когда на том конце зазвучал сдержанный голос Михаила Даниловича, я принялся говорить, подробно описывая все находки и события минувших часов. Времени на это потребовалось совсем немного – что даже удивительно, учитывая тот накал сожженных эмоций… Внимательно выслушавший меня лидер Замка задал несколько уточняющих вопросов и поинтересовался нашим самочувствием, после чего в свою очередь сообщил, что мой вездеход благополучно прибыл в Убежище и то, что сейчас творится во всех его частях словами просто не описать. Люди в безумном восторге. Троим пришлось чуть ли не откачивать, а одна из самых старых жительниц Центра погладила бок спелой тыквы, тихонько отошла, села в ближайшее кресло и мирно отошла в мир иной. Не сразу и заметили… Ну что уж тут поделать… Вездеход выдвигается обратно к нам через пару часов – в том же составе. А пока будем на связи… Насчет же нашего открытия… тут надо думать… и ни в коем случае не надо туда соваться. Помолчав, Михаил Данилович добавил, что сейчас же свяжется с ближайшим луковианским бункером. А заодно расскажет эту историю вообще всем, кто бывает в эфире. Включая рассказ о устроившем саботаж луковианце Вудро. Никто не обвиняет всех луковианцев, но… Такое скрывать нельзя.

На этом мы попрощались. И я, спустившись в коридор и шагая к стоящей посреди огорода хижине, зная, что найду Милену где-то там, тихо одобряюще улыбался – очнувшийся от многолетней