Короли абордажа - Владимир Шигин

В 1690 году Юэль серьезно заболел. Однако не прекратил работать. Король приказал ему аттестовать офицерский состав флота. До нас дошли списки офицеров с пометами старого флотоводца. Даже беглого взгляда на них достаточно, чтобы понять, насколько доброжелательно и в то же время требовательно относился к воспитанию молодых моряков «старый добрый рыцарь Нильс».

Умер Нильс Юэль утром 8 апреля 1697 года в возрасте 68 лет. Похороны национального героя превратились в небывалое шествие, в котором участвовали десятки тысяч людей. Ныне тело самого выдающегося флотоводца датской истории покоится в церкви датского флота в Копенгагене, именуемой Хальменс-кирка. На саркофаге выбиты строки, ставшие классикой датской поэзии:

Остановись, прохожий, и посмотри на морского героя из камня,И если ты сам не высечен из камня,Воздай почести его праху.Потому что ты смотришь на Нильса Юэля,Чьи плоть, кости и кровьВместе с пламенным сердцем служили королю.Его мужество было испытано во многих морских битвахИ прославилось на море, на суше и в небесах.Человек старых добродетелей, добрый и честный датчанин.С друзьями и с врагами человек чести.Его душа ныне пребывает у Бога, а кости лежат в этой могиле,И доколе в морях не высохнет вода,Имя его сохранится в памяти людской.

Память о Нильсе Юэле всегда была свята в Дании. По незыблемой традиции вот уже более трехсот лет в военно-морском флоте всегда имеется корабль, носящий имя прославленного моряка Датского адмирала глубоко почитал и основатель нашего флота Петр Великий. Будучи в Дании, он посетил музей Юэля, встречался с теми, кто еще помнил старого доброго рыцаря, изучал его победы. При этом во всем остальном мире о Юэле знают ныне немногие. Странно, но его имя весьма редко можно встретить в солидных томах, повествующих об истории военного искусства. Нильса Юэля просто предпочитают не замечать, полагая, что в маленькой провинциальной стране не может быть великого флотоводца. Как глубоко они заблуждаются…

Гроза над Па-де-Кале

Весна 1702 года в Версале выдалась на редкость теплой и солнечной. Было лишь начало апреля, но над стрижеными газонами уже вовсю порхали бабочки, а лебеди в прудах радовали глаз своей утонченной грацией. В один из дней король Людовик, отзавтракав, как обычно, удалился в кабинет, где намеревался выслушать министра финансов. Однако едва король уселся в кресло, как перед ним положили засургученный пакет.

— Читайте! — вяло кивнул монарх.

Секретарь ловко вскрыл пакет и, пробежав глазами бумагу, вздохнул:

— Сведения грустные, сир. В Дюнкерке умер Жан Барт!

— Как это умер? — даже привстал с кресла потрясенный известием Людовик.

— От простуды!

— Эго потеря не моя, это потеря государственная! — немного помолчав, произнес король. — На сегодня более никаких дел! Я скорблю!

Летописец писал: «Король Людовик XIV, узнав о смерти Жана Барта, поражен был горестью. Скоро известие распространилось по всей Европе, произведя всеобщую печаль во Франции. Сами неприятели воздали его достоинствам дань, заслуженной им похвалы. Все жители Дюнкерка орошали слезами гроб его… Преждевременная смерть похитила его у славы, им же ожидавшей, но слава за него отомстила, наградив его бессмертием».

Так на шестьдесят втором году ушел из жизни Жан Барт, шеф эскадры королевского флота, кавалер ордена Святого Людовика, великий корсар и флотоводец.

Наверное, во все времена не было во Франции лучших моряков, чем жители Па-де-Кале. В этих местах вместо сказок детям всегда рассказывали истории о морских разбоях, а лазить по вантам начинали раньше, чем ходить. Едва начиналась какая-нибудь война, как вчерашние рыбаки все, как один, становились корсарами, а наступал мир, и они с тем же воодушевлением доставали из сараев свои свернутые сети. Поэтому неудивительно, что морским разбоем занимались и все предки героя нашего рассказа. Дедушка Барта Хромой Пьер долгое время держал в страхе весь Пролив, пока не был зарублен во время одного из неудачных абордажей. Отец, Корнелий Барт, также долгое время бороздил Пролив, пока опять же не пал в одном из набегов, оставив вдову с двумя малолетними сыновьями-близнецами Жаном и Николаем. Награбленного дедом и отцом, впрочем, вполне хватало семье на сколько-нибудь сносное существование. Похожие как две капли воды внешне, братья были совершенно различны по характеру. И если в Жане уже с малых лет вовсю бурлила пиратская кровь его буйных предков, а запах смолы и моря будоражил воображение и мечты, то Николай, наоборот, был тих и задумчив.

Когда ж пришла пора в двенадцать лет выбирать свою стезю, у Жана сомнений не было.

— Я буду великим корсаром! — заявил он без обиняков.

— Что ж, это похвально, — закивали головами многочисленные дядья, шкиперы да разбойники. — Но для начала ты отправишься юнгой на голландский флот. Там уму-разуму учат быстро!

— Ну а кем собираешься стать ты? — поворотились затем дядюшки к смирному Николаю.

— Хочу служить Господу, — подумав, ответил мальчик. — Хочу всю жизнь замаливать ваши прежние и будущие грехи!

Дядья почесали задубленные затылки, набили табаком трубки, хмуро помолчали.

— Попов в нашем роду еще не бывало! — сказали одни огорченно.

— Зато теперь будет кому замолвить за нас словечко перед всевышним! — возразили им иные.

Затем все вместе, посовещавшись, объявили:

— Становись кем хочешь, но уж о наших душах не вздумай забыть!

— Что вы, дядюшки, — заплакал мальчик. — Буду молиться денно и нощно!

На том и порешили.

Вскоре юного Жана Барта уже вовсю качало на штормовых бискайских волнах. Наверное, в жизни каждого человека бывает очень важно сразу же вытащить счастливую карту. Юнга из Дюнкерка вытащил козырного туза! Ведь капитаном судна, на которое он попал, был не кто иной, как Михаил де Рюйтер, будущий национальный герой Голландии и один из величайших флотоводцев в истории человечества. Надо ли говорить, какую школу прошел юный француз под его началом! Впрочем, Рюйтеру мальчишка тоже пришелся по душе. Смышленый Жан поспевал всюду, а моряцкие премудрости схватывал, как говорится, на лету. Трудолюбие, недюжая сила, помноженная на отчаянную храбрость, сделали его любимцем не только капитана, но и всей команды. Вскоре Жан был уже допущен к штурвалу, а в свободное время Рюйтер самолично учил его навигацкой науке.

Кто знает, как сложилась бы судьба дюнкеркского юнги дальше, если бы не превратности большой политики. В апреле 1671 года французский король Людовик XIV объявил войну голландским штатам. К Версалю примкнул и Лондон. Противники спешно готовили свои флоты к предстоящей битве за моря. Жан Барт оказался сразу же перед нелегкой дилеммой: оставаться на голландской службе или возвращаться домой? Де Рюйтер, уже к этому времени адмирал, звал Барта под свои знамена.

— Будешь сначала при мне лейтенантом, ну а как отличишься, дам под начало хороший корабль! — уговаривал он своего воспитанника.

— А как же Отечество? — переминался с ноги на ногу Барт. — Неужели мне придется поднимать руку на своих сородичей?

— Выбор и вправду труден, — согласился Рюйтер. — Но делать его все же надо! Решай!

— Тогда я возвращаюсь домой! Будет что будет! — решительно мотнул головой Жан. — Не осуждайте меня строго!

— Что ты, мой мальчик, — обнял его расчувствовавшийся голландец. — Ты поступил так, как подсказало тебе твое сердце. Не дай бог нам лишь встретиться в бою друг против друга! Прощай!

Так провидение разлучило двух великих мореходов, учителя и ученика, ставших отныне врагами. Больше они уже никогда не встретятся, однако смилостивившаяся над ними судьба ни разу не даст им случая скрестить меж собой оружие…

О последующем этапе жизни Барта один из его многочисленных биографов напишет так: «Гениальные люди сами себе умеют помогать. Он определился на корабль, шедший в крейсерство, и храбростью обратил на себя внимание. Этот корабль не возвращался никогда в Дюнкерк без значительных грузов. Офицеры и матросы сознавались, что они были обязаны за то, некоторым образом, Жану Барту, который всех их возбуждал примером». Была, впрочем, и еще одна причина «везения» Барта. Прекрасно зная маршруты переходов голландских судов, организацию тамошней службы, молодой моряк безошибочно выводил на них свой корабль.

Так в плаваниях и боях прошло без малого два года. Наконец, немножко разбогатев, Жан покупает патент на личное каперство и вооружает на собственные деньги небольшое суденышко с двумя пушками. На большее денег уже не хватило. Зато отныне он сам был себе и капитаном и хозяином! Опытные мореходы, глядя в гавани на его приготовления, недоумевали: выходить с таким вооружением на серьезное дело было чистым безумием В те годы последнее купеческое судно имело куда больше пушек, чем капер Барта. Но молодой и честолюбивый капитан был настроен решительно. Заодно с ним была и команда — тридцать шесть старых приятелей еще по мальчишеским играм, таких же сорвиголов, как и их предводитель.