Папийон - Анри Шарьер

Я пялился по сторонам с таким усердием, что постепенно мной целиком овладела мысль о необходимости увидеть своего приятеля во что бы то ни стало. Высушив пальцы на ветру, я свистнул как можно громче. Прислушался. Нет ответа... А умеет ли Сильвен свистеть сквозь пальцы? Я не знал. Надо прежде было спрашивать. И потом вполне можно было смастерить пару свистков. Я проклинал себя, что не подумал об этом. Затем, приложив ладони ко рту рупором, закричал: «О-го-го!» Единственный ответ — свист ветра и шлепанье волн о плот.

Я не мог больше выносить этого и встал во весь рост; балансируя на мешках и придерживая цепь левой рукой, простоял так, пока волны не подбросили меня раз пять подряд, не меньше. Справа никого, слева тоже, впереди такая же картина. Может, он сзади? Но встать снова и обернуться я не рискнул. Единственное, что я различил, — это сплошная линия по левую руку, густо-черная в лунном свете. Наверняка лес...

Значит, днем я увижу деревья, и мысль об этом сразу меня развеселила. «На рассвете ты увидишь лес, Папийон. Даст Бог, и твой друг тоже».

Я растер ступни и вытянул ноги. Затем закурил. Выкурил две сигареты подряд. Интересно все же, который час. Луна стояла уже очень низко. Я судорожно пытался вспомнить, в какое время зашла луна накануне. Крепко зажмурил глаза, перебирая в памяти события первой ночи в море, и никак не мог вспомнить. Бесполезно. И вдруг перед глазами возникла четкая картина: на востоке восходит солнце, а луна еле виднеется на горизонте в западной части неба. Итак, сейчас должно быть пять часов. Луне еще понадобится время нырнуть в воду. Южный Крест исчез уже давно, Большая и Малая Медведицы тоже. Лишь Полярная звезда сияла ярче остальных. Еще бы, теперь у нее не было главного соперника — Южного Креста. Ветер, похоже, усиливался. Во всяком случае, он стал более плотным, если так можно выразиться. Это означало, что волны станут выше, а на их гребнях будет больше пены, чем предыдущей ночью.

Вот уже тридцать часов я в море. Нельзя отрицать, до сих пор все складывалось вполне благополучно, но самый трудный и ответственный момент начнется вскоре с восходом солнца.

Ведь вчера весь день с шести утра до шести вечера меня сжигало солнце. Это вам не шуточки, ведь оно взойдет снова и предпримет очередную атаку. Глаза и губы жгло как огнем. Так же обстояло дело и с руками. Пожалуй, не стоило днем снимать свитер.

И все же, братец, пусть изнуренный, усталый и обожженный солнцем, но ты своего добился. У тебя девяносто шансов из ста достичь материка живым и здоровым, а это уже нечто, черт побери! Даже если я пристану к берегу облысевший и с содранной от ожогов кожей, все равно это не слишком высокая цена за результат путешествия. И еще за все это время я не видел ни одной акулы. Можете себе вообразить? Они что, все уплыли на каникулы, что ли? Нет, если и есть на свете везунчики, то ты из их числа, этого отрицать нельзя. Это самый настоящий удавшийся побег — вот что это такое. Все остальные были слишком тщательно подготовлены, слишком хорошо организованы, но те, которые удаются, — совсем иного рода. В них есть доля безумия и отчаянная наглость. Всего два мешка орехов и вперед, куда понесут тебя ветер и волны. Если и сегодня ветер и волны сделают свое дело, то к полудню мы достигнем земли.

И вот за моей спиной поднялся великан-людоед тропиков. Похоже, он твердо и неуклонно вознамерился спалить все и вся. Одним проблеском своего огненного глаза он погасил луну и, не успев полностью выйти из-за горизонта, сразу дал понять, кто здесь хозяин, непререкаемый властитель, король тропиков. За считанные секунды ветер потеплел. Я сразу почувствовал, как в тело мое возвращает я бодрость. Еще через час станет по-настоящему жарко. Я снял с головы тюрбан из полотенца и подставил щеки солнцу. Ощущение было такое, словно я подсел к костру. Перед тем как спалить меня заживо, людоед хотел показать, что является дарителем жизни... Кровь быстрее побежала по жилам, даже промерзшие насквозь ноги начали отходить.

Джунгли были видны уже совершенно отчетливо — я имею в виду, конечно, вершины деревьев. Казалось, они совсем недалеко. Подожду еще немного, пока солнце не поднимется повыше, и встану на мешки посмотреть, где же Сильвен.

Меньше чем через полчаса солнце было уже высоко Господи, ну и жара же будет! Левый глаз мой совсем слипся. Я набрал воды и промыл его — жутко щиплет! Снял свитер. Можно пока посидеть и без него, а когда начнет жарить уже вовсю, снова надеть.

Подошла волна, более высокая, чем предыдущие, и подбросила мои мешки. В какую-то долю секунды я успел заметить моего товарища — он сидел на плоту раздетый до пояса. Меня Сильвен не видел. Находился он метрах в двухстах левее и немного ближе к берегу. Ветер дул по-прежнему сильно, и я решил вдеть руки в рукава свитера, поднять их, а зубами придерживать край, образуя нечто вроде паруса — может, он позволит мне догнать Сильвена.

Так я проплыл, наверное, с полчаса. Но от свитера противно шерстило во рту, да и сидеть с поднятыми и растопыренными руками оказалось утомительно. И все же, когда я наконец опустил руки, впечатление было такое, что двигался я быстрее, чем просто по ходу течения.

Ура! Я увидел Сильвена. На этот раз он был метрах в ста. Но что это он там делает? Волны подбросили меня один, два, три раза подряд, и я разглядел, что он сидит, приложив ладонь козырьком к глазам — должно быть, высматривает меня в море. Обернись, ну же, болван! Наверняка оборачивался, и не раз, но не заметил. Тогда я встал и свистнул. И, в очередной раз подброшенный волной, вдруг увидел: Сильвен стоит и смотрит прямо на меня. Мы раз двадцать прокричали друг другу: «С добрым утром!» И махали руками всякий раз, когда взлетали на гребень волны. На последних двух волнах он указал рукой на джунгли, теперь они были видны совсем хорошо и находились километрах в восьми. Тут я потерял равновесие и шлепнулся, к счастью, на плот. Меня захлестнула такая дикая радость — оттого, что я вновь увидел своего друга и берег совсем рядом, — что я зарыдал как дитя. Слезы промыли слипшиеся глаза, сквозь ресницы расплывались радужные пятна, и я вдруг подумал: «Ну прямо как витражи в церкви... Господь сегодня с тобой, Папи!»

Солнце поднималось быстро. Было десять утра. Я уже совершенно обсох. Намочил полотенце, обвязал им голову и надел свитер — руки, плечи и спину страшно жгло. Да и ноги, хотя их и окатывало все время водой, были красны, как клешни омаров.

Теперь я видел лес уже в деталях — значит, еще часа четыре-пять. Первый побег научил меня правильно оценивать расстояние. Когда начинаешь видеть берег в деталях, это значит, до него километров пять с половиной. Я уже различал стволы деревьев — одни тонкие, другие более толстые, и. даже подброшенный на гребень одной очень высокой водны, увидел ствол огромнейшего дерева, настоящего гиганта, оно лежало на боку, а ветви и листья полоскались в воде.

Дельфины и птицы! Господи, сделай так, чтоб дельфины не лезли играть с моим плотом, иначе перевернут. Я знал, что они имеют привычку подталкивать людей и плавучие средства к берегу с самыми наилучшими намерениями, часто топя их при этом.

Нет... Их было всего трое или четверо, и они безостановочно описывали круги возле моего плота, а затем вдруг ушли, даже не прикоснувшись к нему. Слава тебе, Господи!

Полдень. Солнце прямо над головой. Эта сволочь, похоже, твердо вознамерилась спалить меня заживо. Из глаз текло, кожа с носа и губ сошла полностью. Волны стали мельче и бежали к берегу с оглушительным шумом.

Сильвена я видел теперь все время. Волны, стремящиеся к берегу, разбивались о какую-то невидимую мне преграду с неистовым грохотом, а затем, преодолев пенный барьер, устремлялись в атаку на лес.

Мы находились всего в километре от берега, и я видел розовых и белых птиц с аристократическим плюмажем, расхаживающих вдоль него и время от времени окунающих головы в грязь. Их были тысячи. Изредка одна из них взлетала, но не высоко — метра на два. Эти короткие и низкие полеты помогали им спастись от грязных брызг. Грязь была повсюду — вода приобрела желтовато-бурый оттенок. Даже на стволах деревьев различались полосы грязи, оставленные приливом.

Шум волн был не в состоянии заглушить пронзительные крики мириадов этих многоцветных существ. Бум-бум... Затем, еще через два-три метра снова... Отмель — плот задевал о дно. Слишком мелко, чтобы вода могла нести меня вперед. Судя по солнцу, было около двух. Значит, я нахожусь в отливе. Прилив начнется где-то через час. К ночи я должен быть в джунглях. Хорошо, что есть цепь — она будет удерживать меня в самый опасный момент, когда валы начнут перекатываться через плот, а он будет торчать на мели. Да, на плаву я смогу оказаться не раньше, чем часа через два-три, в разгар прилива.

Сильвен находился метрах в ста справа и по-прежнему немного впереди. Он взглянул на меня и махнул рукой. Кажется, он пытался что-то кричать, но голос его, видно, сел, иначе бы я услышал. Теперь, когда шум прибоя остался позади, не было слышно никаких звуков, кроме гомона птиц.