Вокруг трона Ивана Грозного - Геннадий Ананьев

   — Мы возносили бы его, будь он законным наследником престола, теперь же любые его начинания, любые действия даже во благо отечества осуждаем. А таких дел он начал много, и не стоит мешать ему в их исполнении. Не зависть ли руководит нашими мыслями? Не родовая ли спесивость? Да, наш род должен править Россией. Шуйские — одни из крупнейших ветвей древа Владимирова. Это — истина. Но пока не судил Бог. Если у Фёдора не будет детей, и тут мы в стороне: наследник есть. Дмитрий.

   — Уберёт его Годунов. Как пить дать — уберёт.

   — Вот тогда мы сможем сказать своё слово. Самый достойный из нас, Шуйских, будет венчан на престол. Так должно быть. Так будет!

   — Верное слово. Но к тому дню стоит готовиться загодя. Начиная с нынешнего, — твёрдо высказал своё мнение хозяин дома. — Если отложим на завтра, даже к шапочному разбору не успеем.

С этим согласились все и тут же начали обсуждать, кого взять в союзники. (Даже не могли собравшиеся подумать, что каждое их слово станет завтра же известно Тайному дьяку, а через него — Борису Годунову).

   — Митрополит Дионисий не расположен к Годунову. С него и стоит начинать. Вместе с ним ударим челом царю Фёдору Ивановичу, пусть разводится с Ириной бесплодной, ибо Годунов силён сестрой своей.

   — Весьма разумный ход. Ещё на Думе станем перечить каждому слову Годунова. Нас, Шуйских, много в Думе. Присоединим к себе князей Татевых, Урусовых, Колычевых и ещё кого удастся настроить против властолюбца наглеца.

— Купечество тебе, князь Иван Петрович, вокруг себя плотить. Ты в чести у них, как и у всех москвичей.

Закрутился маховик заговора.

Копились письменные требования купцов, дьяков, подьячих, воевод, детей боярских и стрельцов от имени России многострадальной ударить челом царю Фёдору Ивановичу, просить его о разводе с супругой-государыней Ириной. Обобщённое письмо, с приложением всех остальных, было вскоре подготовлено, и митрополит согласился идти к царю вместе с князьями Андреем Ивановичем и Иваном Петровичем Шуйскими с так называемыми всенародными требованиями. Выбрали для Фёдора и невесту — княжну Мстиславскую, сестру князя Фёдора Ивановича Мстиславского, отец которых, низверженный Годуновым, отдал Богу душу в Белоозёрском монастыре.

Годунов знал через Тайного дьяка о готовившемся по нему ударе и в самый критический момент принял довольно разумные меры: он не поспешил к царю с сообщением о заговоре и с просьбой дать разрешение расправиться с заговорщиками, что ему обязательно было бы дозволено, ибо Фёдор Иванович очень любил Ирину — Годунов пошёл к митрополиту с покаянием. Вроде бы на исповедь.

Долгим получилось покаяние. Ни о какой исповеди не зашло и речи, Годунов начёт говорить с митрополитом о заговорщиках так умело, словно не обвинял Геронтия в потакательстве им, а предупреждал его, что они могут обратиться к нему с просьбой о поддержке, убеждал святителя, что развод венчанных в храме Божьем, есть великий грех. Особенно если муж и жена, как голубки воркующие.

   — Не смертельный ли грех разорять такое тёплое гнездо?

   — Но у них нет наследника. Пресечётся род царский. Род Даниловичей.

   — Как нет? Дмитрий в Угличе. В завещании, в святая святых, чёрным по белому записано: при отсутствии детей у Фёдора Ивановича трон наследует царевич Дмитрий. Опасения нет никакого. Дело в ином: Шуйские рвутся к трону. Не от них ли угроза роду Даниловичей на троне?

Сумел в конце концов Борис Годунов убедить митрополита не идти с князьями Шуйскими к государю, но митрополит потребовал от Годунова твёрдого слова, клятвы на Библии и на кресте животворящем, что не будет никакого гонения ни на Шуйских, ни на тех, кого они соблазнили.

   — Клянусь! — поцеловав крест и положив руку на Священное Писание, горячо заверил Борис Годунов, — не мстить главным виновникам кова, ни иным его участникам!

Дионисий пообещал от себя и от Шуйских не продолжать начатое, Борис же Годунов попросил:

   — Помири, владыка, меня с ними. Это посильно тебе. И государь Фёдор Иванович останется доволен. Я смогу замолвить нужное слово в нужное время.

Моментально разнёсся слух по Кремлю, а следом и по всей Москве, что Шуйские с митрополитом не пойдут бить челом государю о его разводе с неплодной Ириной и что митрополит обязался помирить Шуйских с Годуновым, великим боярином и конюшим. В Кремль на Соборную площадь начали собираться не только те, кто шагал в ногу с Шуйскими, но и просто любопытные. Их тоже волновало, кто на троне и кто наследует его.

(Тогда даже серые людишки не были так далеки от власти, как сегодняшняя интеллигенция).

Непримиримые враги с внешней пристойностью сошлись в палате митрополита — он долго и внушительно разъяснял, словно деткам малым, сколь важно согласие среди слуг царёвых (он и словом не обмолвился о слабоумии Фёдора Ивановича, но все поняли, о чём речь), говорил об необходимости бояр не тешить свою гордыню, а впрягаться в единый державный воз, ибо ослабление страны в распрях у трона ещё сильнее вдохновит алчных соседей с юга и запада напасть на неё — первым, как казалось, дрогнул Борис Годунов, а за ним Иван Шуйский: они подали друг другу руки. Как верховники.

Обрадованный митрополит Дионисий благословил это рукопожатие и попросил всех последовать благоразумному примеру.

   — Поклянитесь жить в любви и братстве, искренне доброхотствовать друг другу, вместе радеть о государстве и Вере. Молю вас и благословляю.

Исполнили Шуйские и Годунов мольбу Дионисия, поклялись не замышлять взаимные ковы, и тогда митрополит предложил Ивану Шуйскому:

   — Тебе нынче более всего доверяют беспокойные москвичи, объяви им о вашем клятвенном заверении. На слова из уст твоих они не посмеют недовольничать.

Дионисий поступил мудро: люд московский, подстрекаемый Шуйскими и их сторонниками, готов был потребовать выдачи Годунова головой, и выйди к ним первым он или кто-либо другой, даже из Шуйских, не миновать бы бунта. Когда же о замирении известил герой Пскова, спаситель России, Соборная площадь ответила лишь глухим молчанием. Только пара купцов, выступив из толпы, сокрушённо покачав головами, упрекнула князя Ивана:

   — Князь Иван Петрович, без взгляда вперёд вы поступаете, — сказал своё слово пожилой осанистый бородач, а более молодой купец, перекрестившись, добавил:

   — Нашими головами вы помирились с Годуновым. И вам, да и нам всем будет худо от властелина не нашего роду-племени.

В ту же ночь смелых купцов увезли из Москвы, и они исчезли. Но об этом князь Иван Шуйский так и не узнает.

Другие, однако, злодейства Борис Годунов не мог или не хотел скрывать. Первой попала под безжалостный жёрнов властолюбца юная красавица княжна Мстиславская, как опасная соперница Ирине Годуновой — княжну силком постригли в монахини. Возмутило это до глубины души Шуйских, и они в третий раз собрались решать, как ответить Годунову на его коварное отступление от клятвы. На сей раз устроились в доме князя Андрея Ивановича, одного из умнейших и деятельных князей среди Шуйских.

Разговор серьёзный и долгий, к несчастью для собравшихся, твёрдо запомнил кравчий князя Андрея, соглядатай Тайного дьяка. Князья не таились, не опасаясь предательства, горячились в трапезной за пиршеским столом.

На этот раз даже князь Иван Петрович твёрдо заявил:

   — Прежде я призывал вас повременить, приглядеться, теперь же даю слово: я — один из его непримиримых супротивников.

На следующий день Тайный дьяк вместе с Годуновым, выслушав кравчего князя Андрея Шуйского, попросили его изложить всё услышанное на той вечере письменно и даже кое в чём пособили ему, чтобы донос выглядел более убедительным. А чтобы кравчий не пожелал ни за какие коврижки отказаться от своего же показания, Борис Годунов твёрдо пообещал ему, что в ближайшие дни войдёт он в число избранных дворян, добавив:

   — Если и впредь станешь жить с пониманием, получишь добрый чин в одном из приказов. И земли более установленной меры для дворян избранных.

Кому такое опричь души, если ещё и душа не слишком светлая и не очень разборчивая в выборе?

Не ведали Шуйские обо всём этом, не готовились к скорому решительному удару Годунова, а он не терял времени, действуя хитро и наверняка. Он не сам сообщил царю Фёдору Ивановичу о заговоре, а послал впереди себя Тайного дьяка. Чтобы даже тень не упала на него самого.

Фёдор Иванович с явным испугом слушал донос, то и дело крестясь и со вздохом прерывая Тайного дьяка:

   — Разве такое могут замышлять христиане? Господи, вразуми их, грешных, по неразумности своей готовящих зло.

Когда же дослушал царь всё до конца, попросил — именно попросил — смиренно:

   — Оставь бумагу. В молитвах к Господу Богу я пойму, Божий ли промысел движет Шуйскими или они искушаемы самим дьяволом?