Прощай, Лоэнгрин! (СИ) - "Voloma"

— Идемте, меня попросили Вас провести в кабинет.

Короткое путешествие по запутанным коридорам особняка, не сбило меня с толку, и я успела запомнить все повороты, на случай, если придется уносить отсюда ноги.

Кабинет больше напоминал зал для переговоров, с огромным столом из массива дерева, в обрамлении двадцати мягких стульев. Во славе стола находилось высокое кресло с высокой спинкой на поворотном механизме.

Рэйв заторопился к двери и перед тем как выйти обернулся ко мне.

— Вам невероятно повезло. Хозяин сегодня дома, так что удастся лично с ним переговорить. Он сам настоял.

К такому повороту событий я хоть и была готова в последнюю очередь, но вероятности встречи с Сомерсбри не исключала. Представление началось.

Я покорно сцепила перед собой руки и вытянулась в струнку, ожидая, когда человек в кресле соблаговолит повернуться. Начинать беседу первой, учитывая с какой целью я появилась в этом доме, было грубым нарушением всех правил.

Но вот, послышался шелест бумаг, и рука в обрамлении белого манжета с контрастной черной тканью пиджака изящным движением уложила документы на стол, без промедления сверху улеглись очки в темной оправе, и прежде чем человек соизволил повернуться ко мне, я услышала тихий голос.

— Salve fatum!

Острая игла пронзила мое тело и микроскопической шаровой молнией застыла в мозгу, вызвав состояние, которое нельзя описать иначе, как паралич.

Мне уже не обязательно было видеть лицо, скрытое спинкой кресла, я знала, кто там сидит.

И этот голос!. Именно он недавно рассказывал мне среди ночи о звездах, лежа на песке, в то время, как моя голова покоилась на плече его обладателя.

— Ах, если бы ты выполнила мою просьбу, и не покидала сегодня постели…

Строгий, холодный взгляд никак не вязался с плохо скрываемой болью в голосе Керо, но тут уже было не до сентенций и интонаций. Каким образом Керо Лоудверч здесь оказался? Какого черта в этом доме его называют хозяином?

Вопросы без ответов формировались в мозгу прежде, чем я успевала их осознать. И как же не хотелось смотреть правде в глаза.

Правде?!

Эта бестия сейчас корчилась, вылезая из-под толстого слоя грязи и лжи.

Ужасающей, отвратительной, мерзкой лжи.

Ловушка!

Мое сознание вошло в режим, когда просчитывались возможные пути разрешения сложившейся ситуации, и плевать, что горькая обида, страх, гнев и проклятия черным клубком туго переплелись в груди. И боль… Ни с чем не сравнимая, боль. А вот в этой субстанции я разбиралась, и потому не ожидала, что смогу почувствовать нечто ужасающее по своей силе.

— А ведь я считал судьбу, только красивым словом, которое обожают использовать люди слабые и безвольные! Признаюсь, я сначала с любопытством воспринимал правду о тебе, изучал, прикидывал, как заманить тебя, и вот, ты стоишь здесь. Пришла по собственной воле, только всего-то и требовалось, что сидеть и наблюдать. Поздравляю, подделать пропуск в этот дом под силу единицам! Аврора, дорогая. Позволь, я слегка проясню сложившийся небольшой казус. Кероан Лоудверч, это не полное мое имя. Это лишь часть истины или образа, как угодно — вынужденный шаг, чтобы сохранить анонимность. А для нас с тобой, это залог сохранения жизни. Габриэль Кероан Мэлвин Агвидус Сомерсбри. Лоудверч, это девичья фамилия моей матери. И это самая любимая часть этого длинного недоразумения, которым так гордится мой отец. Относительно родителей, правда была тоже перемешана с ложью в очевидных целях. Мать хоть и не учительница рисования, но профессиональная художница, а отец разбирается в финансах, потому что долгое время занимался планированием национального бюджета Британии, даром, что носит титул лорда. Его и отцом трудно назвать, в хорошем смысле этого слова. Единственное чувство, которое я перенял у него было хладнокровие. К чистой правде относится и то, что я долгое время трудился на благо печально известной ООН, пока мне не открылась сущность людей, которые там заправляют. Какая отвратительная идет дележка чуть ли не бинтов и детских игрушек, гуманитарные грузы отправляют по магазинам, забивая опасным, дешевым конфискатом. Вакцины и лекарства экспериментальные, их направляют туда, где никто и слухом не слыхивал о суде по правам человека или вообще судебной системе. Так проводят испытания на людях: взрослых и детях. Но речь не о том… Я могу долго рассказывать свою предысторию, но мы ограничены во времени. Впрочем, не думаю, что ты будешь предавать лжи сколь значимую роль и дальнейшее воспримешь правильно. Не мне рассказывать тебе о стратегии, Лора Диони, или Сельма Уидон, или Тереза Вилуар…

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— «Срань!» — только и пронеслось в моей голове, когда я поняла, что все мои дела давно раскрыты этим мерзавцем.

— … Наин Бинтан, — не спуская с меня глаз, Керо или, черт его дери, Габриэль, мать его, Сомерсбри, не спеша поднялся с кресла, демонстрируя совершенного покроя костюм, и медленно расплываясь в идеальной, хищной полуулыбке, — Финис.

Он специально выдержал паузу, теперь уже с любопытством изучая мою реакцию.

— В который раз убеждаюсь насколько ты непредсказуема. Какое завидное самообладание! Невероятный контроль… По самым пустяковым мелочам, ты готова себя извести до натуральной паники, а перед лицом вероятной безвременной кончины у тебя и мускул не дрогнул. Что это? Специально выработанный рефлекс, или это нечто врожденное? Как, например, талант к изучению языков. По-моему ты говоришь на семи? Про мелкие женские страстишки, я вообще, промолчу. Единственное, что было для меня явным, так это твоя убежденность, что такое чудовище, как Финис, не может изменить своей натуры по велению сердца или под действием слабой интрижки. Разумеется, ты не достойна счастья с простым и романтичным Керо Лоудверчем, но спешу тебя обрадовать, что это больше скрытая и не исследованная часть моего сознания. Кстати, весьма приятная и потому я не хотел так скоро с ней расставаться.

Горечь и разъедающая нутро мысль, что меня предали, сглаживались с каждой секундой все больше. С яростью дела обстояли хуже. Я сжала кулаки с такой силой, что пальца занемели, и это не укрылось от внимания Керо.

«Керо? Или мразь? Надо подрихтовать мыслительный процесс, но «Керо», это слишком лично и больно. Пусть останется Сомерсбри еще немного, пока я ему не размозжу ему голову через несколько минут».

— Давно готовил речь? — мой голос прозвучал низко и хрипло.

— Ты не поверишь, но нет. Но «судьбой» я упорно тебя называю неспроста. Наша встреча в том баре была чистой случайностью, и надо признать, что Аврора Франклин заставила меня задуматься о самых простых человеческих радостях. После мучительных и долгих размышлений я понял, что не мог заинтересоваться посредственным, обыкновенным человеком. Ты не представляешь, сколько попыток было до тебя с другими женщинами, пока я не признал, что мне уготовано одиночество. Ты не представляешь, сколько раз я запрещал себе приезжать в Люка-Дубрава. И каким же открытием для меня стал тот факт, что ты не заурядная американская миллионерша, которая вложила деньги и подыхает от скуки на собственном острове. Правда о тебе открылась, когда ты отвезла Вигго в Калли-Джагах. Я не работаю с людьми, которым доверяю вести часть моего бизнеса, без возможности отследить их месторасположения. Они, правда, об этом не знают. Если тебя волнует, вызволил ли я Отернея из его ужасной обители, то нет… Сама того не ведая, ты избавила меня от весьма грязной работы, за что прими мою благодарность. В этой части стоит упомянуть, что мне пришлось пополнить запасы морфия в индийском лепрозории. Сама понимаешь, радостей у людей там мало, тех запасов, что привезла ты едва хватило на пару недель. Теперь Виго должно хватить препаратов до конца его дней. Лихорадка вот-вот оборвет жизнь бедолаги. Какой хладнокровный расчет! Я всегда считал себя жестоким человеком, но ты меня превзошла. Впрочем, это не меняет моего мнения, относительно того, что мы с тобой похожи.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

От столь сомнительного комплимента я поморщилась, словно от пощечины и эта крохотная деталь, странным недоумением пронеслась у Сомерсбри в глазах. Возможно, он интерпретировал мою реакцию не совсем правильно, приняв за готовность продать свою жизнь подороже.