Антология современной французской драматургии - Жак Одиберти

Залп и галоп, галоп и залпы. И вновь тишина.

Наконец! В завершение, когда опустошенное сердце впитало ужасающее слияние времен, я вновь становлюсь — не лицедействуя, а прилагая все усилия — тем неистовым человеком, который без устали посягал на тени. (Оглядывается вокруг, одержимость мало-помалу покидает его, и он продолжает с долей иронии.)

Всем весом скрытых кладов скрюченные пальцы тянут меня обратно в груду трупов, а наш рухнувший город радуется тому, что остались хоть стены. (Балансируя на грани безумия, разражается язвительным смехом.)

НЕДЖМА(бежит к нему). Лахдар!

Лахдар готов упасть, Неджма поддерживает его. Она помогает ему опереться о тележку. Торговец крепко спит.

Лахдар вновь погружается в наваждение.

ЛАХДАР. Покинутые люди тянут ко мне руки, скованные гигантскими кольцами, тянущимися, как я вижу, от разлагающегося тела.

НЕДЖМА. Я не желаю слышать!

ЛАХДАР. Мы никогда никого не гоним из этого города, непереносимого для чужаков. Любой захватчик мог бы в очередной раз заколоть нас, и оплодотворить нашу могилу, и учить наших сирот своему языку, спокойно расположившись вместе со своими родичами и не боясь наших замогильных протестов. Никто не может нас услышать. И не потому, что мы не кричим… Всем жаром наших молитв мы неустанно призывали это изгнание, в котором и пребываем вместо вас — здесь, на нашем кладбище, на этой захваченной нами земле. Возможно, такова наша военная хитрость?

НЕДЖМА(закрывая ему рот вытянутой рукой). Я не слышу! Не слышу!

ЛАХДАР(стараясь повернуться среди трупов). Мне, душе, распутывающей последние связи мертвых, дай мне укрыть эти мозги, которые лопаются, распускаясь стародавними цветами на своей запретной земле, о трепещущий цветок у исторгнутого нектара, сноп помраченных мозгов, сколько свинцовых пчел роем пролетели сквозь тебя в наших головах, так и не нашедших укрытия…

НЕДЖМА. Я не желаю слышать!

ЛАХДАР. Уходи, расстанемся без боли в наших чудовищных сердцах. Одной души хватит, чтобы пройти по миру, хоть и немного слов донесет последнее дыхание. Я умолкаю. Горячим комочком ты лежишь на кончике моего языка, и я молча гребу, чтобы причалить к тебе при отливе. Словно риф, твоя грудь не дает мне двинуться. Едва держась на плаву, торожными взмахами я продвигаюсь в сон грота. Сейчас я готов отдать тебе душу. Крушение больше не влечет меня. Я предпочел сну дар слова, лишь бы ты поддерживала меня. Но берега твоей плоти — это лишь бездны и буруны. Смертельно раненным я достигаю суши; стоит мне возвысить голос, и я предан.

НЕДЖМА. Я поджидала тебя в глубине провалов, в тесном кругу убийц я познала охоту на дикобразов. Ты всегда терял меня.

ЛАХДАР. Да, я проводил свои дни на дне могилы, подстерегая тех, кто не попался в твои сети. Они шли по моей груди, а ты выгибала спину, ты мурлыкала им в усы. Если я не мог сдержаться и протестовал, твое возмущение загоняло меня еще глубже, и каждый из соперников пользовался этим, норовя добраться до моего тесного убежища. Так мне приходилось соучаствовать в твоих преступлениях, отказавшись даже от казни.

НЕДЖМА. Ты лжешь. Что еще за казнь ты выдумал?

ЛАХДАР. Этот раздор придавал им смелости. Только я мог развеять их неведение. И соперники суетились, а порой даже плакали над моей могилой. Я не мог ни избавиться от их общества, ни утешить их, я, на котором еще оставались следы твоих когтей. Кстати, мой голос только усугублял бремя, так что любое исторгнутое мной проклятие лишь добавляло тебе очарования.

НЕДЖМА(рассеянно, но убежденно). Простой приступ ревности.

ЛАХДАР. Но если бы я развеял чары, им пришлось бы наблюдать, как я покидаю твое пленительное ложе, и они настроили бы меня против тебя. Вот тогда я достиг бы вершины муки. Но я не желал подниматься до твоих высот, зная, что в конце меня поджидает пустота.

НЕДЖМА. Ты так и не пожелал покорить меня до конца. Помнишь утро, когда ты покинул меня, не попрощавшись, насмешливо скривив губы?

ЛАХДАР. В то утро в казармах отменили увольнительные, и солдаты готовились выступить. Наши руководители были не в курсе. Я знал только, что рано или поздно появится полиция. Я ждал наших людей, отвечающих за охрану порядка, и первые группы уже были сформированы. Народ всегда приходит на улицу Вандалов. Наступал момент, когда толпа должна была выплеснуться на проспект. Накануне ночью полицейские засели во многих домах. Мы делали все что могли. С одного из балконов начали стрелять куда придется. Толпа сгрудилась в одну плотную массу. Мы использовали все, что попалось под руку, в качестве метательных снарядов, но никакой защиты у нас не было. Прибыли солдаты. Они стреляли очередями, я оказался на земле, оглушенный, бесчувственный, с забытым привкусом на губах, но глаза мои еще что-то различали. Потом толпа принялась танцевать, и я не хрипел или, по крайней мере, не слышал своего хрипа, как и хрипа других раненых, потому что в теле моем был свинец, а в городе стоял шум; мне просто показалось, что народ пустился в пляс. Это было совсем не грустно. Кстати, у меня еще оставались сигареты. Я не видел той алой лужи, в которой лежал. Погода была хорошая. Демонстрация не закончилась. Мне казалось, что солдаты пришли из другого мира, а про полицейских я забыл. Но толпа постепенно редела. И тогда я почувствовал слабость.

Пауза. Темнота. Силуэты Лахдара и Неджмы. Выстрелы. Команды, стоны. Крики толпы, опьяненной убийством. Стычки. Драки.

Свет. Сцена пуста. Только торговец спит под апельсиновым деревом.

Ночь. Появляются Неджма, Мустафа и Хасан; прячась, они перебегают от дома к дому.

МУСТАФА. Нет смысла идти дальше. Мы не найдем его.

ХАСАН. Он пропал во время второй стычки.

МУСТАФА(жестким тоном). Нужно было перевязать его, отнести в дом, а не бросать там.

НЕДЖМА. Я не бросала его! Когда мы услышали выстрелы и крики, я взяла его за руку. Он прислонился вон там. (Указывает на апельсиновое дерево.) Я умоляла его пойти со мной. Он не ответил. Мы услышали, как рядом с нами прошли вооруженные люди. Я снова стала умолять его, я кричала, чтобы он уходил все равно куда, раз уж не хочет идти со мной. Но он все бредил и старался выпрямиться. В этот момент меня захлестнула толпа, которая спасалась от пуль. Я упала. Поднялась и упала снова. Вокруг меня люди валились на землю, опрокидывая меня на своем пути, как если бы их последним желанием было расплющиться о тело незнакомой женщины.

МУСТАФА(еще более жестким тоном). Известное дело: даже под пулями женщина думает, что все сцепились только из-за нее. Именно так ты и потеряла Лахдара. И однажды потеряешь друзей, если это еще не случилось.

ХАСАН(чтобы отвлечь гнев Мустафы). А торговец все еще там. Он, конечно, видел Лахдара.

Подходят к торговцу. Хасан грубо трясет его.

ТОРГОВЕЦ(подскакивая). Да будет проклят нечестивец, разбудивший меня! О, простите! Я принял вас за солдат.

ХАСАН. Ты не видел Лахдара?

ТОРГОВЕЦ. В нашей стране многих так зовут.

ХАСАН. Это наш друг. Его все знают.

МУСТАФА(в ярости, подходя еще ближе). Сейчас не время для шуток. Скажи нам, ты его видел?

ТОРГОВЕЦ. Нет, я его не видел.

МУСТАФА. Ты что, действительно не знаешь наших людей? Ты все время на улице и не знаешь их?

ТОРГОВЕЦ(испуганно). Я вообще ничего не знаю, кроме своей работы и своих детей.

МУСТАФА. Что ты делаешь на этой улице? Ты ни с кем не разговариваешь?

ТОРГОВЕЦ. О, братья мои! Я политикой не занимаюсь. Какой с этого прок?

МУСТАФА. Для некоторых прок есть. И для полиции тоже.

ТОРГОВЕЦ. Братья мои, у меня семеро детей. Я зарабатываю на жизнь как могу. Это что, запрещено — зарабатывать себе на жизнь?

МУСТАФА. И ты решил, что полицейские тебе помогут? Это они дают тебе заработок? А что ты даешь им взамен?

ХАСАН. Я скажу, что ты им даешь, — сказать?

ТОРГОВЕЦ(смертельно напуганный). Братья мои, у меня семеро детей! Если бы дети не голодали, они бы росли быстро и страна была бы освобождена.

МУСТАФА. Если бы мы все стали доносчиками, это, возможно, позволило бы покончить с бедностью, так, по-твоему?